За столом в кают-компании уже не было прежнего веселья и смеха. Начались мелкие стычки, ссоры. Между командиром и штурманом словно возник невидимый барьер. Позднее Альбанов запишет в дневнике: «...Мне представляется, что мы оба были нервнобольными людьми. Неудачи с самого начала экспедиции, повальные болезни зимы 1912—13 года, тяжелое настоящее и грозное неизвестное будущее с неизбежным голодом впереди, все это, конечно, создало... обстановку нервного заболевания».
По современным нормам «психологическая совместимость» — обязательное условие для подбора состава далеких и длительных экспедиций. Видимо, условие это было не учтено. Или не могло быть учтено, и «нестыковка» характеров проявлялась в обстоятельствах исключительных, когда изменить что-либо уже невозможно.
Поэтому нет ничего удивительного в записи командира в судовом журнале: «Отставлен от должности штурман Альбанов». Впрочем, из дневника Альбанова явствует, что он сам попросил об этом...
Теперь, после обнаружения писем в Старо-Конюшенном переулке, можно полнее объяснить и нервозность капитана и его срывы. Для Альбанова же тогда это было непонятно. И он счел за проявление скупости требование Брусилова выдать расписку на жалкое имущество, взятое партией, отправляющейся к земле. Он не знал, что по возвращении из плавания родственница спросила бы капитана о каждой истраченной копейке.
Ерминии Александровне, надо полагать, было труднее всех. Но твердости характера ей тоже не занимать. «...Ни одной минуты не раскаивалась она, что «увязалась», как мы говорили, с нами. Когда шутили на эту тему, она сердилась не на шутку», — пишет Альбанов в своем дневнике. И когда сервировали стол для прощального обеда — Альбанов со спутниками отправлялись к земле, — она приложила все усилия, чтобы капитан и штурман расстались дружески.
Последние напутствия. Брусилов передает пакет на имя начальника Гидрографического управления.
И еще один объемистый пакет с личными письмами — своими, Ерминии Александровны и других членов экипажа. Из записок Альбанова следует, что оба пакета находились в запаянной жестяной банке. Без всякого энтузиазма брал он письма: они содержали, по его мнению, много лишней информации о жизни на шхуне.
О пути Альбанова по дрейфующим льдам уже рассказано много. Его и матроса Конрада подберет седовский «Святой Фока», к тому времени потерявший командира. Из одиннадцати ступивших на лед до России добрались только двое. Двое и один пакет. Официальный. Существование второго пакета, по дневникам Альбанова, прослеживается до мыса Флора на Земле Франца-Иосифа. Потом он таинственно исчезает. Наверное, его не донесли... А жаль. Приоткрылась бы еще одна глава сложных взаимоотношений на обреченном дрейфующем корабле. По возвращении в Россию Альбанов отдал матери Брусилова подлинную выписку из судовой книги, которую она впоследствии передала в музей Арктики. А вот Конрад всячески избегал встреч с родственниками Жданко и Брусилова...
Интересен один эпизод. В тридцатые годы брат Брусилова, Сергей, будучи в Архангельске, разыскал Конрада. После разговора с ним он пришел к твердому убеждению, что на «Св. Анне» разыгрались поистине трагические события, которые Альбанов и Конрад имели все основания скрывать.
Через три года после исчезновения шхуны умрет отец Ерминии Александровны, генерал-лейтенант, командир корпуса. Он был добрым и заботливым командиром. И Совет солдатских депутатов постановил воздвигнуть ему памятник и назначил пенсию вдове. Родственники будут беречь последние письма Георгия Львовича и Ерминии Александровны, пока однажды, спустя 68 лет со времени написания, их не прочтут авторы этого очерка.
Остается лишь проверить версию появления на юге Франции загадочной Ерминии Брусиловой...
Д. Алексеев, П. Новокшонов, действительные члены Географического общества СССР
Когда-то жители индонезийского острова Мадура, лежащего в Яванском море близ крупнейшего порта страны Сурабаи, были исключительно земледельцами. К этому побуждали и жаркий влажный климат, и плодороднейшая земля острова. Долгие века — сколько помнят себя мадурцы — всегда они работали на полях, сеяли кукурузу, маниок выращивали, за рисовыми плантациями ухаживали. Сегодня здесь земледельцев осталось совсем мало. Большинство жителей — скотоводы, да еще такие, что слава о них идет по всем островам Индонезии. Причин к этому много, в том числе и экономические разведение скота оказалось более доходным, — но все же главная из них — знаменитые мадурские гонки на быках, известные ныне не только в Индонезии, но и далеко за ее пределами.
Легенда гласит, что гонки пошли от жаркого спора между двумя крестьянами чей скот лучше? (Быки тогда использовались только как тягловая сила на рисовых плантациях). Порешили устроить соревнование пусть быки пробегутся от одного края плантации до другого. Владелец самого быстроногого животного и выиграет спор. Только быки так просто не побегут, их надо погонять. Смастерили упряжки, взяли крестьяне в руки по бамбуковому хлысту — и первая в истории острова гонка состоялась.
Поначалу соревнования устраивались только между членами одной семьи или соседями, а награда победителю была очень простой, носила ясный житейский смысл поле удачливого погонщика убирали общими усилиями в первую очередь. Постепенно в состязания включались жители разных деревень, а потом стали выращивать быков специально для гонок. Так что предмет спора остался, в сущности, прежним чьи быки лучше?
Со временем сложились правила гонок. Предварительные соревнования проходят на ровных травяных площадках длиной 110 и шириной 40 метров. Парные упряжки должны покрыть дистанцию примерно за девять секунд, так что скорость весьма высока — около 45 километров в час. Победителем считается тот бык, чья передняя нога первой переступит финишную черту. На финальных гонках — главном спортивном событии года — длина площадки чуть больше 120 метров. К соревнованиям допускаются только те животные, которые отвечают определенным условиям быки должны быть чистейших кровей, то есть восходить генеалогически к лучшим самцам-производителям Мадуры быть сильными и абсолютно здоровыми животными и еще обладать красивой мастью.
Вот и получилось, что сейчас на острове выращивают превосходный скот который мадурцы экспортируют и на Яву, и на Суматру, и на Калимантан на прочие острова архипелага.
Давно уже стало обычаем, что гонки приурочены к празднику Керапан Сапи, означающему — точнее, означавшему когда-то — завершение жатвы. Но предварительные соревнования начинаются задолго до праздника Они идут каждое воскресенье в августе, в сентябре, но лишь в октябре владельцы лучших упряжек собираются на главные гонки в центральном городе острова Памекасане. На устах и в помыслах у всех мадурцев одно и то же Керапан-Сапи! На судах, курсирующих между Сурабаей и островом, в это время года нет отбоя от пассажиров. Плывут мадурцы, давно покинувшие остров в поисках более индустриальной жизни на Яве, но не упускающие случая побывать на родной земле. Плывут разноязыкие туристы. Грядет Керапан-Сапи!
Быков, отобранных для гонок, в течение всего года холят и лелеют, регулярно купают и чистят щеткой. За несколько месяцев до Керапан-Сапи к этому добавляется специальный массаж животных. Быков кормят лучшим фуражом, кое-кто из скотоводов добавляет к корму лекарственные травы, сырые яйца и даже пиво! А как же иначе? Не вскормишь быка как следует — не станешь чемпионом. А слава чемпиона Керапан-Сапи значит на Мадуре очень многое. И в числе прочего высокие заказы покупателей на отличных быков. Недаром ходит в Индонезии поговорка, что «гонки бычьих упряжек на Мадуре — то же, что петушиные бои на Бали». Можно добавить то же, что футбол в Аргентине и Бразилии или хоккей в Канаде. Большого преувеличения в этом не будет накал страстей примерно одинаков.
Настал праздник. В самый канун его хозяин раскрашивает рога животных в яркие цвета, обвивает их узор нымй ленточками, на голову быка водружает причудливый чепец, на шею вешает колокольчики, к упряжи прикрепляет маленькие зеркальца. Диво! Не бык, а загляденье, хоть сейчас на конкурс красоты. Теперь о самой повозке. Это и не повозка вовсе, а весьма странная конструкция, которую волокут по земле два быка. Она состоит из двух скрепленных между собой деревянных изогнутых стоек и напоминает нечто вроде сохи. На «сохе» и на самом погонщике — эмблема, а также обязательно по рядковый номер. Зачем номер — понятно это все же спортивные соревнования. А вот красочные эмблемы для парада, с которого как раз и начинается праздник.
Важно проводят погонщики своих быков перед тысячами зрителей устроившимися под деревьями, и перед небольшой трибуной, на которой восседает жюри. Играет гамелан — национальный индонезийский оркестр, состоящий из инструментов типа ксилофона и металлофона, — непременное сопровождение всех праздников, гудят гонги и барабаны, поют флейты, звенят ситары. Под темпераментную музыку танцоры представляют пантомиму основная тема — дрессировка и уход за животными.