Дальше последовала обычная сцена с Гарфилдом и Гито; он соскочил с коня, пробежал через здание вокзала и принял пулю на себя. В ту самую секунду, когда Мартин Бек испускал последний вздох, подошел начальник ЦПУ, нацепил на его простреленную грудь медаль, развернул что-то вроде пергаментного свитка и проскрипел: «Ты назначен начальником канцелярии, жалованье по классу Б-три».
Президент лежал ничком, цилиндр катился по перрону. Нахлынула волна жгучей боли, и Мартин Бек открыл глаза...
По пути к метро он думал о своем странном поведении накануне вечером.
Сидя за письменным столом в кабинете на Вестберга аллее, он ощутил вдруг острый приступ одиночества. Он размышлял о Свярде. И о Рее.
Мартин Бек получил от нее гораздо больше, чем рассчитывал, — как следователь, естественно. Целых три нити. А то и четыре.
Свярд был болезненно скуп.
Свярд всегда — ну не всегда, так много лет — запирался на сто замков, хотя не держал в квартире ничего ценного.
Незадолго перед смертью Свярд тяжело болел, даже лежал в онкологической клинике.
Может быть, у него были припрятаны деньги? Если да, то где? Может быть, Свярд чего-то боялся? Если да, то чего? Чем, кроме собственной жизни, мог он дорожить, запираясь в своей конуре?
Что за болезнь была у Свярда? Судя по обращению в онкологическую клинику — рак. Но если он был обречен, то к чему такие меры защиты?
Может быть, он остерегался кого-то? Если да, то кого? И почему он переехал на другую квартиру, которая была и хуже и дороже? Это при его-то скупости.
Вопросы. Непростые, но вряд ли неразрешимые.
В два-три часа с ними не справишься, понадобятся дни. Может быть, недели, месяцы. А то и годы.
Что же все-таки показала баллистическая экспертиза?
Пожалуй, с этого следует начать.
...Мартин Бек взялся за телефон. Но сегодня аппарат капризничал, раз пять Мартин Бек слышал в ответ «минуточку!», после чего наступала гробовая тишина. В конце концов он все-таки разыскал девушку, которая семнадцать дней назад вскрывала грудную клетку Свярда.
— Да-да, — сказала она, — теперь припоминаю. Звонил тут один из полиции насчет этой пули, всю голову мне продолбил.
— Старший следователь Рённ.
— Возможно, не помню. Во всяком случае, не тот, который сначала вел это дело, не Альдор Гюставссон. Неуверенный какой-то и все время мямлит.
— Ясно, а дальше?
— Ну ведь я уже говорила вам в прошлый раз, полиция nor началу довольно равнодушно подошла к этому делу. Пока не позвонил этот ваш мямля, никто и не заикался о баллистической экспертизе. Я даже не знала, что мне делать с пулей. Но...
— Да?
— В общем, я решила, что выбрасывать ее не годится, и положила в конверт. Туда же положила свое заключение, по всем правилам. Так, как у нас заведено, когда речь идет о настоящем убийстве. Правда, в лабораторию не стала посылать, я же знаю, как они там перегружены.
— А потом?
— Потом куда-то засунула конверт. Но в конце концов я его все-таки отыскала и отправила.
— На исследование?
— У меня нет таких прав. Но если в лабораторию присылают пулю, они, надо думать, исследуют ее, хотя бы речь шла о самоубийстве.
— О самоубийстве?
— Ну да. Я написала так в примечании. Ведь из полиции сразу сказали, что речь идет о суицидуме.
— Ясно, буду искать дальше, — сказал Мартин Бек. — Но сперва к, вам будет еще один вопрос.
— Какой?
— При вскрытии вы ничего особенного не заметили?
— Как же, заметила, что он застрелился. Об этом сказано в моем заключении.
— Да нет, я, собственно, о другом. Вы не обнаружили признаков какого-нибудь серьезного заболевания?
— Нет. Никаких органических изменений не было. Правда...
— Что?
— Я ведь не очень тщательно его исследовала. Определила причину смерти, и все. Только грудную клетку и смотрела.
— Значит, болезнь не исключается?
— Конечно. Все, что угодно, — от подагры до рака печени. Скажите, а почему вы так копаетесь? Рядовой случай, ничего особенного...
Мартин Бек попробовал разыскать кого-нибудь из сотрудников баллистической лаборатории. Ничего не добился и в конце концов вынужден был позвонить начальнику научно-технического отдела, Оскару Ельму, который пользовался славой выдающегося специалиста по криминальной технике, И малоприятного собеседника.
— А, это ты, — процедил Ельм. — Я-то думал, тебя сделали начальником канцелярии... Видно, не оправдались мои надежды.
— Почему ты так решил?
— Начальники канцелярий сидят и думают о своей карьере. Кроме тех случаев, когда играют в гольф или мелют вздор по телевидению. Уж они-то не звонят сюда и не задают пустых вопросов. Ну так что тебя интересует?
— Ничего особенного, баллистическая экспертиза.
— Ничего особенного? А поточнее можно? Нам ведь каждый недоумок какую-нибудь дрянь шлет. Горы предметов ждут исследования, а работать некому. Если бы кто-нибудь это понимал. Начальник цепу сто лет к нам не заглядывал, а когда я весной попросился к нему на прием, он велел передать, что на ближайшее время у него все расписано. Ближайшее время, а сейчас уже июль!
— Знаю, знаю, что у вас хоть волком вой.
— Это еще мягко сказано. — Голос Ельма звучал несколько приветливее. — Ты просто не представляешь себе, что творится.
Оскар Ельм был неисправимый брюзга, зато хороший специалист. И он был восприимчив к лести.
— Поразительно, как вы со всем управляетесь, — продолжал Мартин Бек.
— Поразительно? — повторил Ельм совсем уже добродушно. — Это не поразительно, это чудо. Ну так что у тебя за вопрос к баллистической экспертизе?
— Да я насчет пули, которую извлекли из одного покойника. Фамилия убитого Свярд, Карл Эдвин Свярд.
— Ясно, помню. Типичная история. Диагноз — самоубийство. Патологоанатом прислал пулю нам, а что с ней делать, не сказал. Может, позолотить и отправить в криминалистический музей? Или это послание надо понимать как намек: дескать, отправляйся на тот свет сам, пока не пришили?
— А какая пуля?
— Пистолетная. Пистолет у тебя?
— Нет.
— Откуда же взяли, что это самоубийство?
Хороший вопрос. Мартин Бек сделал отметку в своем блокноте.
— Какие-нибудь данные можешь сообщить?
— Конечно. Сорок пятый калибр, род оружия — автоматический пистолет. Если ты пришлешь гильзу,. определим поточнее.
— Я не нашел гильзы.
— Не нашел? А что, собственно, делал этот Свярд после того, как застрелился?
— Не знаю.
— Вообще-то, с такой пулей в груди особую прыть не разовьешь. Ложись да помирай, вот и весь сказ.
— Понятно, — сказал Мартин Бек. — Спасибо.
Что ж, один вопрос выяснен. Кто бы ни стрелял, сам Свярд или кто-то другой, он действовал наверняка. Сорок пятый калибр гарантирует успех. Это ясно, а в целом — много ли дал ему этот разговор?
Пуля — это еще не доказательство, если нет оружия или хотя бы гильзы.
Правда, выяснилась одна деталь. Ельм сказал, что пуля от автоматического пистолета сорок пятого калибра, а на его слова можно положиться. Итак, Свярд убит из автоматического пистолета.
А в остальном все непонятно по-прежнему: Свярд не мог покончить с собой, и никто другой не мог его убить.
...Мартин Бек продолжал поиск.
Он начал с банков, зная по опыту, что на них уйдет уйма времени.
Мартин Бек не давал передышки телефону.
Говорят из полиции. По поводу такого-то, проживающего по адресу... регистрационный номер... Просим сообщить, не открывал ли он у вас личный счет, был ли у него абонентский ящик.
Вопрос сам по себе несложный, но пока всех обзвонишь... А тут еще и конец рабочего дня. Раньше понедельника-вторника ответов не жди.
Еще нужно бы позвонить в больницу, где лежал Свярд, но это Мартин Бек сразу отложил на понедельник.
Его рабочий день тоже подходил к концу.
В семь часов он все еще сидел в своем кабинете, хотя рабочий день кончился два часа назад и сегодня он больше ничего не мог сделать для следствия.
Самым осязаемым итогом дня была мозоль на указательном пальце правой руки от усердного вращения телефонного диска.
Напоследок он отыскал в телефонной книге Рею Нильсен. И уже хотел набрать ее номер, но поймал себя на том, что не знает, о чем ее спросить, во всяком случае, в связи с делом Свярда. Служба тут ни при чем, просто он хотел убедиться, дома ли Рея, и задать ей только один вопрос.
Можно зайти?
Мартин Бек снял руку с аппарата и поставил телефонные книги на место. Потом навел порядок на столе, выбросил ненужные бумажки, аккуратно сложил карандаши.
Выйдя на улицу, Мартин Бек зашагал к метро. Ему пришлось довольно долго ждать, прежде чем подошли зеленые вагоны, снаружи очень аккуратные, а внутри изуродованные хулиганами — все сиденья изрезаны, ручки оторваны или отвинчены.
