Возле одного из крестов знакомлюсь с красивой девушкой в белой, городского покроя юбке. Ее зовут Виолетта Ан-хелес Гарсиа.
— Здесь погибли моя мама и двое маленьких братишек. Отец погиб неподалеку отсюда: он в то время работал на побережье, на плантациях кошенили. Беда случилась в воскресенье, и он как раз подъезжал к Юнгаю, чтобы навестить семью. Его раздавил валун. Меня же спасло то, что накануне я поехала провожать сестру на учебу в Чимботе: все-таки на океанском побережье еще можно было уцелеть.
Неподалеку от мертвого Юнгая, за поворотом дороги, огибающей холм, расположился новый Юнгай, зеленый и жизнерадостный. Слово «русский» здесь произносят с большим уважением: свежа до сих пор благодарная память о врачах, спасателях, строителях из далекой Советской страны, пришедших на помощь перуанцам в лихую годину. Новый Юнгай словно перенесся из среднерусской полосы: здесь осталось около 90 домов, слаженных нашими строителями, в них до сих пор живут, так и называя — «русскими домами». А в Вичае — местечке рядом с Уарасом я подошел поклониться простому памятнику: четырехгранному высокому каменному столбу с неотшлифованными выступами и мемориальной доской на русском и испанском языках:
«22 советским товарищам, погибшим в авиационной катастрофе на пути в Республику Перу. Вы спешили на помощь пострадавшим от землетрясения. Мы работаем здесь, помня о вас. — От членов советской экспедиции».
У подножия памятника лежали скромные, простые полевые цветы.
Под знаком ягуара
Дорога, а вернее — бездорожье карабкается по отвесным горным склонам, поднимается к самым ледникам. На перевале Кауиш я впервые за время пребывания в Перу потрогал снег, прежде чем нырнуть в 500-метровую темную пасть узкого и низкого тоннеля, пробитого сквозь толщу скал на высоте 4800 метров и почти сплошь состоящего из глубоких ям с ледяной водой. На днях прошли ливневые дожди, местами машина вязнет, буксует, глохнет на подъемах. Разъезд со встречными, тяжело урчащими грузовиками — целая эпопея: порой приходится сдавать назад 300 — 400 метров в поисках приемлемого «пятачка». Правда, финал изматывающего 62-километрового путешествия стоит этих усилий.
Последний головокружительный спуск в глубокое ущелье — и мы у цели, по другую сторону Анд. Культура Чавин (от кечуанского «чаупин», что значит «центр») берет начало в 1150 году до н. э. и считается первой высокоразвитой цивилизацией на земле Перу, прародительницей всех остальных, включая империю инков. Ее окончательный закат, причины которого ученым пока не известны, пришелся на IV век до н. э.
Внешне чавинский комплекс не производит большого впечатления, поскольку его основные сооружения до сих пор скрыты от глаз многометровым панцирем земли и камней. Попытку вырвать Чавин из этого плена, второй раз открыть для мира строгую красоту храмов, сложенных из тесаных плит базальта, диорита, гранита и песчаника, предпринял в 1919 году известный археолог Хулио Тельо. Однако затянувшиеся дожди последующих лет изменили русло реки Мосна, на левом берегу которой стоит Чавин. Вода снесла почти треть построек. А селевый обвал 1945 года полностью завалил место раскопок, нанес им большой ущерб.
Сейчас можно попасть лишь внутрь пирамиды Позднего храма. Двери с толстыми металлическими решетками защищают вход в две подземные галереи. Главная достопримечательность одной из них — знаменитый «Лансон» («Большое копье»): гигантский, почти 5-метровой длины каменный монолит, перегораживающий сплетение четырех узких проходов главного святилища. На «Лансоне» высечено стилизованное изображение верховного чавинского божества. По глубокой выемке, петляющей в форме змеи, когда-то стекала жертвенная кровь людей и животных, закладываемых на алтаре верхнего этажа. Чавинские жрецы были хорошими гидрологами и акустиками: внутри храма устроена целая сеть подземных водостоков, создававших таинственные шумы и звуки, вселяющих благоговейный страх в сердца прихожан.
Чавин задает ученым много загадок. Жаркие споры идут по поводу символики многочисленных и порой крайне сложных по композиции изображений, выточенных на плитах, колоннах и порталах Чавина. Сторонники «андской колыбели» комплекса утверждают, например, что атрибуты крупной дикой кошки относятся к пуме, хищной птицы — кондору. Другие считают, что строители Чавина пришли сюда из джунглей амазонского бассейна: ведь речка Мосна впадает в Мараньон, который, слившись потом с Укаяли, рождает Амазонку. Следовательно, клыки и когти демонстрируют мощь ягуара, изогнутый клюв и широкие крылья принадлежат гарпии, а на уанке — цилиндрической диоритовой колонне религиозного назначения (известной также как «обелиск Тельо») высечен амазонский крокодил.
Недавно в Чавине была сделана новая любопытная находка — каменная стела, возможно, служившая ранее плитой алтаря, со схематическим изображением созвездия Орион, окруженного контуром пумы-ягуара. Орион в астрономическом календаре чавинцев относился к августу и времени сбора урожая. Кстати, на кечуа название созвездия звучит как «Чоке Чинчай», а слово «чин-чай» переводится как «ягуар». Чинчайсуйю — «регионом ягуара» — назывался позднее северный из четырех основных административных районов инкского государства.
Семь звезд Ориона, вероятно, объясняют магическое значение, которое придавали этой цифре древние чавинцы. В частности, на одной из плит Позднего храма изображена процессия из семи гарпий-кондоров; восьмая птица развернута им навстречу.
В срочных мерах по спасению нуждается, впрочем, не только Чавин. Под угрозой — экологическое здоровье всей заповедной зоны. Об этом идет у нас разговор с Хосе Сотело Мехиа — сотрудником префектуры департамента Анкаш и службы гражданской обороны. Он выкладывает одну за другой на стол подернутые желтизной фотоснимки 20-летней давности. На них запечатлены некоторые из пиков Кордильеры-Бланка, видимые из Уараса невооруженным глазом: Сан-Кристобаль, Рима-Рима, Кашан, Чуруп и другие. Потом Хосе выстраивает рядом вторую, блестящую свежим глянцем галерею «портретов» тех же самых андских патриархов.
Разница очевидна: снежные и ледниковые шапки «братьев Уаскарана» уменьшились, сжались, ссохлись как шагреневая кожа, подернулись нездоровым, тускло-свинцовым налетом. Причина этого феномена — считает перуанский специалист — растущая хозяйственная деятельность человека. С каждым годом разбухающие от фабричных и заводских корпусов, все более плотных транспортных потоков крупные города увеличивают выброс в атмосферу вредоносных поллютантов, которые, в том числе, усиливают так называемый «парниковый эффект». По наблюдениям многих ученых, медленно, но неуклонно поднимается, в частности, температура воды в Тихом океане, атмосферы расположенных по его берегам регионов, включая Перу. Вот и подтаивают «вечные» ледники, сочится влагой, оплакивая увядающую красоту, «королева Анд» — вершина Альпамайо. Свою разрушительную лепту вносят также большие и маленькие горнодобывающие предприятия, разбросанные по территории заповедника. Даже когда они ограничиваются только добычей минералов, отправляя сырье на переработку в Кальехон-де-Уайлас или на Косту — прибрежную зону Перу, ущерб от их деятельности все равно велик. Горные склоны разъединяют язвы пробиваемых в их теле штреков, они содрогаются под тяжелой поступью натужно ревущих моторами рудовозов, а уж когда грохочут динамитные заряды, разрывая им внутренности, гул этот разносится далеко окрест, срывая лавины с набухших снегами скальных козырьков. Особой болью отзывается звон пил и топора в и без того не густых древесных рощицах горных ущелий. Их рубят на дрова, жилые постройки, мебель, домашнюю утварь. Неприхотливым обитателям индейских селений древесины требуется не так уж много. Но с ростом туристической индустрии растут, увы, потребности строительных подрядчиков, содержателей кафе и ресторанов, поставщиков древесного угля. Они рубят сук, на котором сами же и сидят.
Другая отличительная черта Чавина-большие каменные «набесас нладас»-«головы на кольях». По версии X. Тельо, они символизируют головы-трофеи, отрезанные у побежденных врагов. В стенах храма прорубались Квадратные ниши, в них закреплялись колья, венчаемые каменными головами, которые выступали таким образом из стен, украшая и «охраняя» их. Сейчас большинство из уцелевших после селя 1945 года чавинсних голов разъехалось по различным музеям страны, а те, что остались на месте раскопок, перенесены во внутренние галереи для большей сохранности.
Кальехон-де-Xаилас — Уаскаран — Лима Сергей Свистунов, корр. «Правды» — специально для «Вокруг света»
