— И не надо отказываться от нее, — улыбнулся Сантанхель.— Бедная вы моя. Какой жестокий выбор пал на вашу долю — между братом и возлюбленным.
— Но так ли я выбрала? — взмолилась Беатрис.
— Вы поступили по справедливости,— твердо заявил Сантанхель.— Вы не можете нести ответственность за вину вашего брата. В тюрьме он оказался не из-за вас. И он не должен требовать, чтобы вы принесли себя в жертву ради его освобождения. Этим он лишь умножает свои грехи. Кристобаль же угодил в западню. Причем вас использовали как приманку. Ваша любовь к нему или его — к вам не имеют тут никакого значения. Ваш долг — любой ценой вызволить его из этой западни.
Облегчение отразилось на лице Беатрис. Доводы Сантанхеля показались ей убедительными.
— Вы так думаете? Какая тяжесть свалится с моих плеч!
— Это же легко проверить. Пойдите и исповедуйтесь, ни один священник не отпустит вам грехи, пока вы не сделаете все, чтобы преуменьшить нанесенный вами ущерб. Так что не терзайтесь угрызениями совести. Идите с миром. А я приму необходимые меры. Немедленно повидаюсь с алькальдом Кордовы, и мы займемся этими венецианцами.
— Вам потребуются мои свидетельские показания?
Улыбаясь, Сантанхель покачал головой.
— Они-то мне как раз и не нужны. Ваши показания вынудят алькальда арестовать вас.
— Я знаю. Но меня это не волнует.
Университет в Саламанке.
Улыбка Сантанхеля стала еще шире.
— Дитя мое, арест — ваша погибель, а я не уверен, что Кристобаль поблагодарит меня, если узнает, какой ценой я спас его честь. Положитесь на меня. Я управлюсь без вас. А пока не теряйте времени и расскажите обо всем Кристобалю. Ничего не утаивая.
Беатрис с дрожью слушала Сантанхеля.
— Я... я не решусь. По крайней мере, сейчас... — Беатрис помолчала, затем продолжила: — А не могли бы вы, ваше высочество... сами рассказать ему?
Сантанхель задумался.
— Если хотите... Но поверьте мне, дитя мое, будет лучше, если обо всем он узнает от вас.
Беатрис заломила руки.
— Я не решусь. Не решусь до тех пор, пока ему не возвратят карту.
— Ладно, ладно, — покивал Сантанхель. — Именно этим мы сейчас и займемся. А остальное может подождать.
Дело оказалось не столь простым, как рассчитывал дон Луис. Дон Мигель де Эскобедо, верховный судья Кордовы, свято чтил дух и букву закона. И не собирался что-либо предпринимать, не получив ответа на интересующие его сведения.
— Не надо лишних вопросов, дон Мигель, — запротестовал Сантанхель.— Считайте лучше, что эти сведения получены мной в исповедальне.
— С каких это пор вы стали священнослужителем, дон Луис?
— Не только священникам доводится выслушивать исповедь. Я обещал не выдавать человека, который передал мне эти сведения. Иначе бы он не заговорил.
— Ума не приложу, что и делать. Один из этих людей, как вы говорите, числится в венецианском посольстве. Даже при наличии неопровержимых доказательств его вины мне не хотелось бы связываться с ним, — алькальд погладил седую бороду.— Если искомых документов при них не окажется, мне грозят немалые неприятности. Не могли бы вы принести мне приказ от королевы?
— Нет. Но уверяю вас, когда все будет закончено, она одобрит ваши действия.
— Непростую вы задали мне задачку. Пошлю-ка я за коррехидором (Сегодня он назывался бы начальником полиции.).
Несколько минут спустя в кабинет вошел мужчина, в котором за милю можно было узнать военного. Дон Ксавьер Пастор оказался не столь щепетильным, как алькальд.
— Говорите, карта и письмо? — Он помолчал, потом добавил: — А если мы найдем их у венецианцев, то как докажем, что они принадлежат не им?
— Сеньор Колон, несомненно, назовет вам особые отличия и карты, и письма.
— Тогда позвольте мне начать с сеньора Колона.
— А потом? — пожелал знать алькальд, несколько сбитый с толку такой прытью своего подчиненного. — Один из этой пары, не забывайте, приписан к посольству.
— Но мы же не обязаны действовать официально, — дон Ксавьер позволил себе подмигнуть Сантанхелю. — Мы не будем называть себя и тем самым постараемся избежать огласки.
— Если что будет не так, я выгоню вас со службы, — предупредил алькальд.
Сантанхель и Ксавьер сразу отправились к Колону, причем коррехидора предупредили: о том, кто воры, он вроде бы ничего не знает.
— Я принес вам надежду, Кристобаль, — приветствовал Колона Сантанхель. — Это коррехидор, который займется поисками вашей карты.
— Даже если нам неизвестно, кто ее украл?
— Поиски, я думаю, и выведут нас на воров, — уверенно заявил коррехидор. — Положитесь на нас, сеньор. Мы знаем Кордову лучше, чем вы.
— Вы сотворите чудо, если вам удастся отыскать карту.
— Попробуем сделать это с вашей помощью. Как нам узнать, что карта принадлежит вам, если мы ее найдем?
— Вместе, с ней у меня украли письмо, адресованное на мое имя с подписью Тосканелли и с его печатью: орел с распростертыми крыльями над герцогской короной. Те же печать и подпись имеются и на карте.
— Это все, что мне нужно. Надеюсь, вскоре вновь увидеться с вами. Отдыхайте с миром, сеньор, — и коррехидор вышел из комнаты.
— Самоуверенный господин, — заметил Колон. — И очень уж легко сыплет обещаниями.
Пожалуй, Колон недооценил коррехидора, который прямиком направился в «Фонда дель Леон». Кисада, хозяин гостиницы, встретил его с должным почтением.
— Храни вас Бог, ваша милость.
— И тебе желаю того же, Кисада. У тебя есть свободные комнаты?
— Слава Господи, нет. Когда их величества в Кордове, моя гостиница забита до отказа.
Дон Ксавьер покрутил длинный черный ус.
— Жаль, жаль. И никто из постояльцев не собирается уезжать?
— Уезжают. Завтра. Освобождается моя лучшая комната на втором этаже.
— Это точно? И кто уезжает?
— Два господина, венецианцы. Они приказали подать мулов к восьми утра.
— Мулов? — усмехнулся коррехидор. — Они собираются ехать верхом до самой Венеции?
— Нет, нет, ваша милость. Только до Малаги, а там пересядут на корабль.
— Конечно, конечно, — коррехидор рассмеялся. — Возможно, их комната подойдет. Вечером я дам тебе знать.
Узнав все, что требовалось, коррехидор покинул гостиницу. В тот же вечер он пришел к алькальду, у которого застал и Сантанхеля.
Канцлер вернулся из Алькасара получасом ранее в глубокой озабоченности. Он присутствовал на докладе комиссии их величествам. Талавера, сопровождаемый Десой, Фонсекой и Мальдонадо, разнес предложение Колона в пух и прах.
— Это мечта бессовестного авантюриста, который не остановился даже перед тем, чтобы безо всяких на то оснований заявить о поддержке своих бредовых идей знаменитейшим математиком, — заключил Талавера.
Лицо королевы разочарованно вытянулось. Король же воспринял доклад как должное. Похоже, он и не ожидал услышать ничего иного.
— Ваше заключение пришлось весьма кстати, — благосклонно кивнул он Талавере. — Вот-вот падет Гранада, и мы должны сосредоточить свое внимание на серьезных проектах, а не распылять его на безосновательные грезы.— Улыбаясь, он повернулся к королеве: — Как вы знаете, я с самого начала не одобрял того энтузиазма, с которым вы восприняли выдумки сего ловкача. Я даже опасался, что он злоупотребляет вашей доверчивостью...
Королева чуть зарделась. Она не терпела упреков.
— Ваш доклад, господин мой епископ, — королева посмотрела на Талаверу, — должно рассматривать как решение комиссии?
— Это наше общее мнение, ваше величество, — поклонился Талавера.
— Позвольте вам возразить, — вмешался Сантанхель. — Я, к примеру, с ним не согласен.
Король Фердинанд добродушно рассмеялся.
— Но ты же не космограф, Сантанхель.
— Не космограф, но юрист, ваше величество, и достаточно опытный, чтобы не путать аргументы «за» и «против». Да, Колон не смог представить доказательства своих расчетов, но это не есть свидетельство того, что он лгал.
— Само по себе, нет, — признал Талавера. — Но в сложившихся обстоятельствах очень существенно, что карты этой никто не видел. О краже он упомянул, лишь когда от него потребовали представить карту. Весьма удачный ход для мошенника, который добился созыва столь представительной комиссии, козыряя тем, что карта у него есть.
Королева нетерпеливо махнула рукой.
— Но с какой стати козырять ему несуществующей картой, если в конце концов все обязательно бы открылось?
— Для того чтобы получить возможность изложить свои доводы, которые могли сбить с толку и направить на ложный путь.
— Чересчур сложно. И не убедительно, — стояла на своем королева, защищая скорее себя, а не Колона. — Доверчивой оказалась не только я. Доводы Колона убедили и фрея Диего. Неужели они потеряли свою убедительность только потому, что Колон не смог представить карту?
