Сьюз откашлялась, словно заправский оратор. Ей теперь так хотелось походить на людей, которые на удивление быстро приняли ее в свой коллектив и никак не ставили под сомнение ее права присутствовать при общем сборе, когда, возможно, должна решиться судьба всех и каждого члена экипажа.
— Системами нашего корабля обнаружен «чужак». Это — автомат-разведчик, он же сторож. Он находится на этом переходе уже много лет. Подобные ему разведчики караулят в других местах, на так называемых «перекрестках Вселенной». Обмен информацией был коротким, но все же кое-что нам стало известно.
Разумные его мира давно знают о том, что на нашей планете есть жизнь, знают, что мы умеем летать в космос, знают, что мы находили на Земле следы их посещений. Но знают они и то, что на Земле существуют горы оружия и нет взаимопонимания. Поэтому они больше не летали к нам, предпочитая наблюдать издали. И все же они нас ждали, ждали именно здесь. Почему именно здесь, «чужак» не сообщил. Он обнаружил наше появление, наблюдал за нашей работой и, когда понял, что мы собираемся улететь, проявил себя. Сейчас он улетел, но обещал вернуться через полгода, вместе со специальной экспедицией. Координат своего мира не оставил.
— А ты не знаешь, Сьюз, как они выглядят? Такие, как мы, или нет? — едва дослушала доклад Бат.— Можем ли мы с ними общаться? — Ей явно не терпелось выйти на межгалактическое общение.
Лили это занимало меньше. Барк заменял ей все Галактики со Вселенной в придачу. Она будет только там, где будет Барк.
Барк осторожно пожал ее пальцы. Теперь у него есть Лили, и он может вот так, при всех, не скрывать своих чувств к девушке.
— Я думаю о том,— сказал он,— есть ли у них оружие и не прилетят ли с ним их посланцы через полгода... И не заставят ли нас, землян, прислать свое оружие ко входу в их Вселенную? Так, на всякий случай! Если мы на Земле не доверяем друг другу, то как можно поверить в доброжелательность иного разума?
— Мало ли что у кого есть,— недовольно процедил Вилли.— У нас на планете тоже у всех оружие, а живем же...
— Пока живем, Вилли, пока...— к удивлению Барка, вступил в разговор Пит.— Летать без оружия во Вселенной рискованно: то метеорит надо уничтожить, то по вновь открытым планетам побродить. Но мне все же кажется, что они дали нам время разобраться самим... с оружием. До поры. Но теперь, когда мы подобрались к «дверям во Вселенную», им совсем не безразлично — сумеем ли мы дальше жить без оружия... сумеем ли мы жить в их мире. И они, вероятно, задают себе вопрос: а что мы хотим от их мира?
— А ты, Пит, пожалуй, прав,— Барк наконец нашел ответ на мучившие его вопросы.— Никому не безразлично, что делают его соседи. И возможно, через полгода нас ждет Великое Испытание.
— Может, лучше назвать это Великим Решением: оставить нас закупоренными в своей системе, как драчливых скорпионов в банке, или принять в семью свободных цивилизаций, — Бат говорила решительно и убежденно.
— А как мы договоримся у себя на планете? На будущей встрече надо будет излагать общее мнение Земли, а не вертеться, как уж на сковородке, пытаясь спрятать истину в пространных прочувствованных рассуждениях, стараясь найти выгоду для себя...— Предмет разговора целиком захватил Вилли. Все, о чем сейчас говорили астронавты, было близко каждому человеку Земли.— С чем мы прилетим сюда через полгода, да и кто прилетит?
Перелет к родной планете был прост. Вновь сместились звезды, канула во тьму огромная планета... Корабль нырнул в расчетной точке, чтобы мгновения спустя оказаться в родных краях. Астронавты, как один, прильнули к иллюминаторам...
Черный пульсирующий сгусток, безликий, тускло светящийся изнутри красным цветом, мчался по орбите, где совсем недавно плыла изумрудная планета с голубыми морями, белыми облаками, коричневыми материками. Теперь она походила на большое израненное сердце с кровоточащими артериями, страшное и уродливое. Вокруг него — беспорядочные глыбы, бывшие когда-то горами, полями, городами...
Барк до боли сжал веки. Он понял, что автомат исполнил то, что в него заложили люди.
— Что я наделал! — простонал он.
— Что я наделала! — прошептала Сьюз.
До встречи с иной цивилизацией оставались полгода.
Нет континента засушливей Австралии. И первая ритуальная песня, которую заучивали малыши-аборигены, была не о духах или героях, а о расположении в округе колодцев и источников воды.
Эту азбуку выживания по традиции заучивают и сейчас. Хотя к местам охоты все чаще ездят, а не идут по многу дней и воду на всякий случай захватывают с собой в пластмассовых канистрах.
Следующим по значению в азбуке выживания было умение добывать пищу. На большей части континента это требовало особой сноровки и множества знаний, которые передавались из поколения в поколение. За тысячелетия коренные жители Австралии приноровились ко всем превратностям климата, к местной растительности и животной пище. Когда просторы континента были в их распоряжении, они питались разнообразно и были вполне довольны. Сведущие ученые считают аборигенов большими гурманами.
Европейцы же, рабы привычек, поверить в это не могли и все еще не верят.
Известно, что австралийские первопроходцы нелепо гибли от жажды и голода возле потайных ключей и колодцев и среди массы съедобных растений и животных. Гибли из-за надменного равнодушия к познаниям и опыту аборигенов. Те из колонистов, которые когда-то решились отведать кое-что из привычной пищи местных племен, не могли отплеваться: «Этим дикарям лишь бы животы набить! Всего этого и свиньи есть не станут!» И они упрямо выискивали в австралийской флоре и фауне лишь то, что походило на растения и живность покинутого отечества. Из местных фруктов пришелся по вкусу, кажется, один кандонг (напоминает несочное яблоко). Да еще не без успеха пробовали варить пиво из растения, похожего на хмель.
Что и говорить, на европейский вкус рассыпчатый картофель приятнее жесткого австралийского батата, а сладкие сочные плоды заманчивее местных горьковатых, суховатых или адски кислых, да к тому же с косточками. Местная флора не стала другом фермеров и понесла немалый урон. Но та же гастрономическая косность пришельцев спасла эндемичную фауну: ехидн, летучих собак, опоссумов, валлаби, не говоря уже о ящерицах и личинках ночных бабочек, столь любимых аборигенами — европейцы всю эту живность не трогали.
Колонисты рьяно взялись за сведение местных плодовых деревьев и кустарников, чтобы разбивать сады с европейскими фруктами и сеять зерновые — опять же чужеземных сортов. И, разумеется, привозные растения одаряли местные виды заокеанской заразой — непривычной и губительной.
Предрассудки первых колонистов живы и поныне. Не вдохновляет и опыт тех белых австралийцев, которые пытаются поиграть в «дикарей» и пробуют вслепую жить на диете аборигенов. Невежественные опыты заканчиваются плачевно. Многие эндемичные плоды, ягоды и коренья вредны для желудка и даже ядовиты. Аборигены употребляют их с осторожностью: вымачивают в соленой воде или вываривают, делая пригодными к употреблению. Есть продукты, которые безвредны лишь в малых количествах.
Аборигенам ведомы все секреты годичных циклов растений и повадки животных. Для них в природе как бы упрятан светофор. Скажем, пока горит оранжево-красный свет (цветет коралловое дерево), собирать крабов в песчаных норах еще рано. Но стоит красному свету погаснуть — дерево отцветает и цвет осыпается, как наступает самое время лакомиться крабами — они успели отъесться, их оранжево-красное мясо теперь особенно вкусно и питательно. А другое дерево загорается в срок желтым светом, призывая к бдительности: в реках в этот момент размножаются ядовитые насекомые.
Вот распустился молочно-белый цветок, который аборигены зовут «устричным»,— значит, пора двигаться к устричным отмелям: моллюски в это время исключительно жирны. Эти приметы познаются сызмальства. Смена ветров и трав лучше любого календаря подсказывает аборигену время года и разнообразит меню.
Роли в семье аборигенов разделены традиционно: покуда сильный пол расставляет ловушки на зверя, прочесывает обширные угодья (когда-то с бумерангом или дротиком, теперь с ружьем) или отправляется с гарпуном и сетью (теперь синтетической) на рыбную ловлю, женщины разыскивают съедобные овощи, семена, собирают моллюсков, ловят мелких зверьков, разоряют птичьи гнезда и забирают яйца...
Продуктовая лавочка неподалеку от поселка отбивает желание мозолить ноги на охотничьих тропах, обжигать стопы на раскаленном песке или студить в болотах — во имя того, чтобы прокормиться. Лень, подтачивающая какие угодно традиции, как всегда, ни к чему хорошему не приводит: легко забросить веками выверенную диету, в которой в самый раз и витаминов, и протеинов, и всего прочего; а вот включиться с ходу в европейскую систему питания — трудно. Хвори так и привязываются. К тому же и в лавочке, и в супермаркете за хорошие продукты надо платить хорошие деньги... Жизнь в городе оказывается для аборигена не по карману и, так сказать, не по желудку. Кое-кто возвращается в родные края и резервации именно по этой причине — чтобы хорошо, привычно и сытно питаться.
