Я уставился на рубильники. Джонсон поднял винтовку.
— Э! Я не дам тебе это сделать, малыш!
— Ты же не хочешь умирать, верно? Вот так?
— Я хочу, чтобы эти ублюдки убрались из моей головы.
«Стелла» содрогнулась и нырнула вперед. Я поймал ритм, врезался в Джонсона и выбил у него из рук винтовку. Он начал всхлипывать.
— Джордж, — я обнял его, — Джордж, послушай меня! Что бы с тобой на той войне не случилось, ты помнил обо всем, когда писал «К востоку от Луны». Ты писал, чтобы предупредить людей, и это было замечательно. Так в чем же дело теперь? Предупреди их опять!
— Я слишком стар, — сказал Джонсон. — Я больше не смогу себя обманывать. Сил не хватает.
— А у меня хватает, — сказал я и прошел к пульту. Он меня не останавливал — рылся в кармане.
— Погоди, малыш. Тебе понадобится вот это. — И он вытащил полную горсть таблеток антидота. Он часто мигал, и я понял, что все это время, что я находился в наружной оболочке, я вдыхал газ. Я наклонился, чтобы взять таблетки, но в глаза мне ударил слепящий свет.
— Эдо уже не нужно, поводырь.
Граф. Больше он ничего не сказал, лишь отвел луч от моего лица и осветил пустое затемненное помещение. Луч подпрыгнул, растворился во тьме, но в тусклом свете я увидел летунов. Сотни спящих вниз головой летунов, гроздьями свисающих с обручей, точно летучие мыши. Лэттри водил лучом по ним почти ласково. Потом он направил свет фонаря прямо вниз. Ванты и трап, ведущий к генератору поля были усеяны изуродованными, скрюченными телами упавших летунов. На них было больно смотреть. Генри в конце выглядел точно так же.
— Они падают по одному, — сказал Лэттри. — Лишь бы корабль продержался достаточно долго, чтобы все они сумели свалиться.
— Значит, это ваших рук дело, — сказал я. — Это вы повсюду распространили книгу Джонсона? И запустили ее через трансляционную сеть! Вы хотели, чтобы корабль разбился!
— Эдо — единственный способ спасти мою родину, — сказал Лэттри.
— Но пассажиры…
— Танзис важнее! — закричал он.
Я уже почти засыпал. Мне нужен был антидот и я попытался приблизиться к Джонсону, но граф действовал слишком быстро. Он ударил меня по руке, и все таблетки посыпались за перила в темноту.
— Я работал на них всю жизнь, — сказал Лэттри. — Я был глазами Сети на Танзисе. Они знали все о нас благодаря мне. И я пытался бороться, пытался убить себя, но они меня всегда останавливали. Я слышал, как они надо мной смеются и знал, что они всегда будут защищать меня, что я всегда буду в безопасности. Я прожил долгую жизнь. Работал, старел, и все думали, что я — величайший патриот, герой сопротивления! И таким образом, когда Сеть захотела начать мирные переговоры, я стал послом.
Я отправился на Дерево. Встретился там с представителями Сети. И забыл все, что о них знал. Все это время я находился в контакте с Сетью, даже не ведая об этом. Я говорил себе — нужно очень осторожно вести переговоры, искренне пытался сделать все, что мог, для своей страны и добился предварительного соглашения на вполне приемлемых условиях. И все это время они загружались в корабль, а я помогал им. И преподобный Пеннибэйкер — тоже. Он тоже находится под контролем Сети. И вот я должен вернуться домой вместе с ними и присутствовать при гибели своего родного мира!
— Потом, готовясь к отплытию, я получил посылку — цилиндр. Цилиндр был послан со «Стеллы», когда она была уже в пути. Внутри были экземпляры книги Джорджа Джонсона и письмо от меня самого, которое объясняло все. Я пришел в ужас и уничтожил книги. Но я послал и другие, много других — я разослал их пассажирам корабля. «Стелла» покинула Гавань, неся в себе семена своего собственного уничтожения.
Но все-таки я оставался в их власти. Я пытался украсть все экземпляры, что мог найти. Я обрабатываю команду корабля, и они помогают мне. Мы почти преуспели, но на тебя книжка повлияла слишком сильно. Ты так переживал, находясь под ее действием, что это одно привело к потере равновесия «Стеллы». Начался первый шторм. Летуны, с помощью Сети, успокаивали нас. Однако это сложно. И чем больше они уделяли внимания кораблю, тем меньше его оставалось для меня. Наконец, нагрузка оказалась для них непосильной и я освободился!
И я организовал Гильдию Протея. Все экземпляры книги, которые мне удалось найти, я засунул в цилиндры и разослал пассажирам для того, чтобы пассажиры испугались шторма, который они переживали в романе. Опять начинается паника. На этот раз сильная. Корабль переворачивается. Капитан Признер успокаивает пассажиров газом. Я не могу этого ему позволить. Я возглавляю мятеж своей гильдии. Мы направляем газ сюда. Летуны засыпают. Шторм начинается вновь.
Видишь ли, Сеть разбирается в том, как устроено групповое мышление ее членов, но она абсолютно не понимает психологию нашей толпы. Она не может понять ни нашей тяги к насилию, ни нашего страха. Ты пытаешься выбраться из толпы, и каждый, в свою очередь, пытается выбраться из толпы, а в результате всех охватывает паника, точно это — один человек. Сеть этого понять не может. Для них личность — это и есть общество. Они не борются с ним. Они борются за него. Так что они не могут понять, почему шторм разразился так быстро. Они беспомощны. А я навсегда избавился от Сети!
Пока он говорил, «Стелла» дергалась и дрожала, кидаясь из стороны в сторону, точно пойманное животное в отчаянной попытке освободиться. Лэттри потерял равновесие, и я кинулся к пульту управления. Ни Танзис, ни летуны меня не заботили. Я знал лишь, что не хочу умирать. Я уже зажал в пальцах переключатель, на который мне показал капитан Признер, но тут граф атаковал меня со спины. Я резко повернулся, пытаясь сбросить его, но он вцепился в меня как паук, и под тяжестью его веса, который в обычных обстоятельствах я выдержал бы довольно легко, я опустился на колени. К тому времени я понимал, что меня не Хватит надолго — газ почти возобладал надо мной.
— Умереть… за родину, как я всегда хотел, — выдохнул Лэттри. Он душил меня. Сознание у меня помутилось, потом воротилось вновь, и я понял, что Лэттри вот-вот убьет меня, а корабль развалится. Я почувствовал, как теряю сознание, позвал Генри, но он не ответил.
И тогда я разозлился.
Я вывернулся, схватил графа за руку и изо всех сил ударил по ней. Он вскрикнул и выпустил мою шею, а я выбросил ноги вперед и дотянулся до панели. На этот раз я развернул рубильник. Раздался гул, и трубопровод со скрипом повернулся внутри своей оболочки. Но граф еще держался. Он оттолкнул меня и потянулся к переключателю. Я протиснулся между ним и панелью. Он вновь набросился на меня, и я отпихнул его как раз в тот миг, когда корабль резко дернулся. Он зацепился каблуком за настил, упал на спину и проскользнул между перекладинами перил — он ведь был такой маленький. Я слышал, как он кричал, пока летел вниз. А потом замолк.
Я сел. «Стелла» все еще стонала и дергалась, и я слышал скрежет раздираемого металла и звон, с которым обломки бьются о корпус. Я закрыл глаза, чувствуя себя… умиротворенно. Может, я уносился в тот Колодец Душ, где жил теперь Генри? Ну что ж, Генри, все в порядке. Я окликну тебя, когда доберусь.
А потом я больше ни о чем не думал.
15
Когда я проснулся, корабль качало. Мягко — вверх и вниз. Я открыл глаза и увидел, что до сих пор лежу на опорной платформе. Она плавно покачивалась. Не поворачивая головы я мог видеть противоположную стену обшивки с искореженными, перекрученными перекрытиями. Сероватый свет просачивался снаружи через тонкую внешнюю оболочку, на которой кое-где виднелись вмятины. Я повернулся и поглядел наверх. Никаких летунов не было. Тогда я закрыл глаза и сосредоточился, пытаясь поймать испускаемые Сетью сигналы, но их не было тоже, Я вновь открыл глаза и тут вспомнил про Джонсона, но и его нигде не было.
Я встал, до сих пор чувствуя себя одуревшим от газа. Спуск по трапу до пролета у аварийного выхода показался мне неимоверно долгим. Корабль мягко, осторожно покачивало с боку на бок. Я пролез в люк, увидел, что опора снова оказалась «а своем обычном месте, и устало перебрался туда. Мостик изношенно трясся у меня под ногами, пока я брел по нему ко второму люку, выводящему на палубу С.
Там стояли невысокие люди — мужчины и женщины в темно-синих туниках, ярко-красных штанах, заправленных в полированные башмаки, и полированных хромированных шлемах, украшенных серыми и красными плюмажами. Группа людей напоминала стайку мелких ярких птиц. В коридоре все еще лежали пассажиры в лохмотьях, предназначенных для Марди Гра костюмов. Я пригляделся к одному-двоим и увидел, что они дышат, просто все еще без сознания от газа. Одна из пташек подскочила ко мне. Это был серьезный человек с острым, внимательным взглядом. Кожа у него отливала оранжевым, а зубы были окрашены желтым, как у графа.
— Что тут стряслось? — спросил он.
