никогда не рассказывать! Сожаление, за то, что напугал, за каждую слезу. И готовность сделать все невозможное, чтобы Алиса сейчас улыбалась.
Сжимаю ее в объятиях и зацеловываю заплаканное лицо.
- Прости, - смущается и всхлипывает Алиса. - Я не хотела. Оно само так вышло.
«Ну что, Величко, ты хотел глубоко?» - усмехаюсь я мысленно сам над собой. - «Вот это нырнули! Да? Не захлебнись!»
А главное, глубина на столько правильная, что всплывать не хочется.
- Знаешь, о чем жалею я? - говорю, взяв лицо Алисы в ладони.
- О чем? - хмурится с недоверием во взгляде.
- Что не могу вас познакомить, - добиваю я этот разговор своей искренностью. - Хотя… Почему не могу?
От пришедшей в голову мысли, я ловлю порцию оглушающего восторга и волнения. Никогда так не делал. И вообще не уверен, что ещё хоть раз сделаю, но с Алисой хочу.
- Ты о чем? - интересуется Алиса.
- Ты мне доверяешь? - Спрашиваю с напором.
- Допустим…
- Тогда поехали, - беру ее за руку и тяну к выходу из гаража.
- Стой, - упирается Алиса. - А договоры?
- Мы все успеем, - обещаю ей. - Это будет идеальное место.
- Так, что это за место? - строго спрашивает она и тормозит, цепляясь рукой за дверь. - Отвечай, или не поеду.
- Только обещай без левых мыслей и нагнетания, - прошу, примерно представляя, что в этой ситуации можно накрутить в девичьей голове.
- Посмотрим, - уклончиво отвечает Алиса, но головой кивает.
- Это мой дом…
Арсений
Мне интересно наблюдать за Алисой. Она входит в мой дом, как кошка в новую квартиру. Сначала ступает первая лапка, потом - нос, затем - следующая лапа. Принюхивается, ведёт головой, осматриваясь с рассеянной, неуверенной улыбкой.
- Давай куртку, - протягиваю руку.
Стягивая с рукавов, подаёт.
- У тебя очень красиво, - оживает Алиса, наконец. - Так и не скажешь, что здесь двое мужчин живет.
- Это мама, - провожу пальцами по рельефной штукатурке. - Весь дизайн дома - ее. Она была художницей. Пошли, покажу кое-что…
Беру Алису за руку и веду через коридор к лестнице наверх.
- На первом этаже ничего интересного нет. Кухня, кладовки, спортзал и гостиная. На втором - спальни…
-Хм… - хмурится моя девочка и напрягается.
- В спальни мы не пойдём, - обещаю ей. - Хочу тебя с мамой познакомить, - улыбаюсь.
Поднимаемся по лестнице, и вдруг на самой верхней ступеньке Алиса замирает.
- Пойдём, - тяну ее, - не бойся.
- А вдруг я ей не понравлюсь, - вдруг на полном серьезе выдаёт Алиса.
- Алис… - хмурясь, хочу сказать, что это глупость, и ну совсем не смешно. Но заглянув ей в глаза, понимаю, что не шутит.
- Понравишься, - обещаю, сжимая ее пальцы крепче. - Мама всегда и во всем меня поддерживала. Даже если я ошибался…
Мягкие ковры глушат наши шаги. Открываю мастерскую и пропускаю Алису вперёд. Слежу взглядом, как она обходит комнату, осторожно скользя пальцами по пустым мольбертам, поправляет кисти в стаканах и останавливается возле большой картины в подрамнике, стоящей на полу.
У меня перехватывает горло и начинает кружится голова. Сознание раздваивается. Мне кажется, что маковое поле на картине начинает светиться мягким золотым светом. Нет, это, конечно, блик от окна, но все же…
- Мне кажется она не закончена, - вдруг говорит Алиса. - Не хватает дождя. И вот здесь, - показывает ладошкой на угол картины со сгустившимися тучами, - должно проглядывать солнце…
Бух! Бух! Бух!
Прикладываю руку к груди и съезжаю по дверном косяку вниз на корточки. Во рту пересыхает. ТАК НЕ БЫВАЕТ!
Но и знать Алиса не могла…
- Арс? - оборачивается она. - Господи, что случилось? - кидается ко мне и оседает рядом. - Тебе плохо? Обморок, тошнит? Если так тяжело, то давай просто выйдем!
Мотаю головой, беря ее лицо в ладони. Целую в лоб. Застывает.
- Ты меня пугаешь…
- Это ты меня пугаешь, - усмехаюсь и, выдохнув, объясняю, - Мама не успела дорисовать эту картину, но я знаю, что на ней должно быть. Мы в Крыму отдыхали. Я мелкий ещё был. Машина заглохла прямо возле поля макового. Пока отец под капотом ковырялся, мы с мамой гуляли. Алис, - хрипнет мой голос. - Там действительно дождь шёл и солнце светило… Все, как ты показала.
- Арс, это не мистика, - Алиса мягко улыбается и трется щекой о мою руку. - Я просто тоже немного рисую. Школу художественную закончила. Там цвета так подобраны и переходы, что сложно не догадаться. А ещё работы мамы есть?
- Да, - киваю, - конечно. Самые масштабные ее друзья в галерее выставили Московской и себе забрали. Несколько по дому висит. Четыре мои любимые здесь в шкафу. Там, кстати, я маленький есть.
- Покажи, - загораются глаза Алисы. - Я хочу видеть тебя ее глазами.
- Хорошо… - поднимаюсь и иду к шкафу, чувствуя ещё легкий тремор рук и коленей.
Достаю из шкафа коробку и сдергиваю с подрамника прозрачную плёнку.
- Ну вот, - разворачиваю картину красочным слоем, где изображён мальчуган семи лет, к Алисе. - Похож?
Она внимательно рассматривает.
- Почти, - кивает. - Только щеки куда-то делись и волосы виться перестали. Ты куда дел эти шикарные кудри, я тебя спрашиваю? - шутливо повышает голос. - Как на твоей голове появилось это «обычное безобразие под насадку»?
- А… это, - проводя по затылку рукой, смеюсь. - В лагере детском нас всех обрили на голо. Мы так сами захотели. Было зверски жаркое лето. И волосы больше не выросли, - развожу руками, возвращая картину на ярус в шкаф.
- Ой, а это что такое? - удивленно спрашивает Алиса, указывая на широкий рулон обоев.
- Это… - задумчиво достаю его из шкафа.
Буквально пару секунд мне требуется, чтобы принять решение и словить новый приступ тахикардии.
Я хочу всего этого с ней! Господи, она ещё и рисует! Кажется, надо сказать: «спасибо, мам…».
- Сейчас покажу! Поможешь? - уношу рулон к свободной стене возле окна.
- А что нужно делать? - интересуясь, Алиса идёт следом.
- Видишь, - указываю на две распорки под потолком. Туда вешается и натягивается рулон, чтобы не испачкать стену.
