Вот этот-то большой ветер и сломал мне ногу. Он не только вытащил из земли все колья изгороди, но и ямки, оставшиеся от них, унес. Одну такую яму он уронил у дверей сарая, и я в нее ухнул.
Все это сущая правда. У нас в прерии каждый знает, что Джош Мак-Брум готов скорей ногу сломать, чем соврать.
Продолжение следует
Перевела с английского З. Бобырь
Царь и принц поместились в маленьком домике, построенном в саду, на берегу моря, и названном Монплезир в подражание подобному домику вблизи Берлина... В комнатах есть очень хорошие картины...» — так писал о любимом летнем дворце Петра I в Петергофе французский посол Кампредон. Из окон дворца и с террасы открывался взору простор моря, вдали виднелись синеющие очертания Кронштадта и Петербурга. Отсюда Петр I любовался маневрами флота, здесь находил он недолгие минуты уединения.
Сегодня в Монплезире музей. Восстановленные дворцовые интерьеры XVIII века радуют изяществом отделки, красочными росписями потолков, резными золочеными орнаментами. И по-прежнему, как и во времена Петра I, «в комнатах есть очень хорошие картины». Полотна Монплезира — часть императорской коллекции, приобретенной владельцем дворца во время его поездок по Европе. Но две картины из этого собрания вот уже более двух веков особо привлекают внимание исследователей, искусствоведов, историков.
Написанные тушью на дубовых досках в подражание гравюре, одинаковые по размеру, картины эти запечатлели водный простор со множеством кораблей. Обе они принадлежат голландскому художнику XVIII века Адриану ван дер Сальму и созданы по заказу Петра I. Одна из картин, говоря языком искусствоведов, атрибутирована совершенно четко: «Суда на рейде Амстердама». Действительно, внимание зрителя сразу же привлекает большой фрегат, корма которого украшена гербом Амстердама. Поэтому-то и считалось, что вторая картина с изображением кораблей, шлюпок, буксиров, парусных лодок вокруг фрегата, стреляющего из пушки, и других трехмачтовых кораблей тоже изображает амстердамский рейд. И чаще всего в каталогах ее называли: «Рейд Амстердама» или просто «Амстердам».
Но...
На дальнем плане первой картины действительно изображены постройки крупнейшего порта Голландии. А вот архитектура зданий на второй картине ничего общего с Амстердамом не имеет. Какой же город изображен на второй картине Сальма? Об этом споры идут уже десятилетия.
В течение нескольких лет главный хранитель дворцов-музеев и парков Петергофа Вадим Валентинович Знаменов занимался исследованием этих картин. Он обратил внимание на опубликованную в журнале «Старые годы» в 1914 году статью Г. Коскуля, изучавшего живопись Монплезира, — «Адам Сило и некоторые нидерландские маринисты времени Петра Великого». Описывая загадочную марину, Коскуль приводит мнение известного европейского искусствоведа К. Г. Хоофта, хранителя музея «Fodor» в Амстердаме. Оказывается, Хоофт первым высказал предположение, что на картине Сальма запечатлены китобойные суда. Но если это так, то весьма логично предположение, что художник изобразил голландскую флотилию перед Архангельском, который в то время был одним из наиболее часто посещаемых голландскими китобоями портов. В. Знаменов тщательнейшим образом — по старинным гравюрам, описаниям — реконструировал вид архангельского рейда того времени. И выяснилось, что архитектура сооружений, изображенных на дальнем плане картины, точно соответствует постройкам
XVIII века в старом русском Архангел-городе. На рисунке отчетливо видны крепость с башнями, увенчанными шатровыми кровлями, пятиглавая церковь, каменный гостиный двор, строившийся с 1668 по 1684 год под руководством московского зодчего Дмитрия Старцева. Казалось бы, замысел живописца проясняется: на одной картине — Амстердам, крупнейший порт Голландии, на другой — Архангельск, крупнейший порт России, ведущий оживленную торговлю с Европой. Эти марины как бы символизировали выход России на широкие морские торговые пути.
Итак, можно было считать, что на карте искусствоведения стерто еще одно «белое пятно». Но возникли другие сомнения. Дело в том, что Адриан ван дер Сальм родился и почти всю жизнь провел в Дельфсхафене близ Роттердама. И уже совершенно точно известно, что он никогда не бывал в России. Как же художник мог с такими подробностями написать Архангельск? Снова главному хранителю петергофских сокровищ предстояли кропотливые поиски.
В начале XVIII века Архангельск был знаком европейцам по книге знаменитого голландского путешественника Корнелиуса де Брюина. Будучи еще и одаренным художником, голландец делал зарисовки достопримечательностей, попадавшихся ему на пути. Первое свое путешествие он начал в 1677 году и завершил в 1688-м, посетив Италию, Турцию, Малую Азию, Египет. Вскоре Брюин предпринял новое путешествие. На этот раз путь его лежал через Россию — в Персию, Индию, на Цейлон и в другие места. 28 июля 1701 года он отбыл из Голландии и, пройдя вокруг Скандинавского полуострова, вскоре прибыл в Архангельск (Подробнее о путешествии де Брюина см. «Вокруг света» № 1, 1973 г. Н. Молева «Голландец в Московии» .). Оживленный северный русский порт произвел на Брюина сильное впечатление: на рейде стояло немало огромных торговых кораблей, прибывших из Голландии и других стран. Привлекла гостя и живописная панорама города — древнерусские церкви, постоялый двор, государева крепость. И голландский путешественник зарисовал все это, прежде чем покинуть Архангельск. А 8 октября 1707 года по пути домой он снова посещает русский порт. И хотя к тому времени уже появился Петербург, Архангельск продолжал расти и процветать, количество побывавших здесь судов с каждым годом увеличивалось. Возвратившись в Амстердам, Брюин начал готовить книгу о новом путешествии. Труд предстоял большой и сложный. Надо было не только привести в порядок записи, но и награвировать рисунки, сделанные самим автором с натуры.
В 1717 году книга вышла в свет. Вот ею, видимо, и воспользовался Адриан ван дер Сальм, позаимствовав оттуда зарисовку Архангельска для выполнения заказа Петра I. Парные картины подчеркивали тесную связь двух морских портов. И сегодня, украшая один из старейших петергофских дворцов, они напоминают нам о том далеком и славном времени, «когда Россия молодая, в бореньях силы напрягая, мужала гением Петра...».
Ленинград
З. Афанасьева, М. Фридман
Изображение Георгия Победоносца, поражающего змия, было гербом Москвы в XVII—XIX веках. До этого времени, начиная с XV века, на гербе Москвы тоже была фигура всадника, но в короне и без змия. Вне всякого сомнения, этот герб изображал великого князя московского или впоследствии царя. Несомненно также и то, что происхождение московского герба непосредственно связано с древнерусским культом святых воинов.
Но когда и каким образом конный святой воин превратился в лицо светское — в князя, а затем царя?
Долгое время считали, что первый «мирской ездец» находится на монетах великого князя московского Василия Дмитриевича: в отличие от святых воинов он держит на руке сокола — неотъемлемый атрибут забав феодала, но никак не связанный с делами божественными.
Однако произведенное членом-корреспондентом АН СССР В. Л. Яниным исследование древнерусских печатей позволило отнести появление эмблемы в виде светского всадника к еще более раннему времени. На части печатей Александра Ярославича Невского мы находим с одной стороны сошедшего с коня и поражающего змия святого воина Феодора Тирона (церковное имя отца невского героя — Ярослава Всеволодовича — Федор), с другой стороны — святого Александра на коне с мечом. Таким образом, два святых воина на печати как бы представляют имя и отчество князя.
На других печатях Александр «теряет» нимб — символ святости — и «приобретает» вместо него корону. Но корона не могла заменять нимба; ни один из святых Александров не может на нее претендовать. Кто же изображен на печати Александра Ярославича? Сам князь? Но русские князья того времени не носили корон. Они надевали традиционные шапки, реже византийские тюрбаны — туфы.
На память невольно приходит тезка Невского — Александр Македонский, который был весьма популярен среди древнерусских феодалов и книжников.
Александр Великий и его подвиги не были чем-то отвлеченным для древнерусских грамотеев. Они были твердо уверены, что печенеги и половцы — из числа тех «нечистых» народов, которых мудрые властители, а среди них самый мудрый Александр Македонский, загнали в пустыню Нитривскую «межю востоком и севером». Другие, еще более «нечистые» народы были согласно преданию по приказу устроителя вселенной наглухо замурованы в скале в «полунощных» — северных — странах и отрезаны от остального мира.
