сообщения, чтоб к комнате близко не подходили, запер дверь и, развернувшись к Малинке, одним движением стянул футболку через голову.
Она испуганно вжалась в подушку и сглотнула. Я видел панику в ее глазах, перемешанную с возбуждением, и сам затрясся.
Осторожно подошел к кровати, опустился сверху и поцеловал заучку в губы. Она ответила не сразу. Окаменела на несколько секунд, а я буквально слышал сомнения в ее голове. И недоверие ко мне.
Углубил поцелуй и сам словил фейерверки перед глазами. Провел ладонью по ее груди и легко сжал крохотное полушарие.
Малинка снова сжалась, а когда я большим пальцем сквозь одежду ласкал ставший острым сосок, выдохнула и… Застонала. Тихо, но для моих оголенных нервов звук был даже слишком громкий.
— Ты обещал без рук, — напомнила она.
Я хмыкнул и легко стянул с нее водолазку, оставляя заучку в одном белье. На ней был обычный лифчик, белый, закрытый и скромный, но завел он меня, как ни один кружевной до этого.
— Артур, — пискнула Малинка.
— Ты сама согласилась, — напомнил я, — можем остановиться, конечно, но ты сама не понимаешь, какого удовольствия ты лишаешься. А если серьезно, то ты мне капец как нравишься, заучка. Крыша от тебя едет, и ничего с собой поделать не могу. Тянет к тебе зверски.
Я провел носом по ее щеке, вдыхая ее запах, и понимал, что крыша реально едет, а меня на ней переклинило.
Она повернула голову в мою сторону и дрожащими ледяными пальцами провела по моему плечу — вниз до локтя и обратно. Малинка закусила губу и с мольбой посмотрела на меня.
Я снова вернулся к ее губам, целуя как никого и никогда до нее. Пил ее дыхание и почти кончал от редких стонов, которые вырывались из ее губ.
Оторвался от нее, сел на колени между ее ножек и взял ее ладошку в свою, заставляя подняться. Положил холодную ладонь себе на грудь, туда, где билось сердце.
— Не бойся, Малинка, я не кусаюсь, — хрипло прошептал я, водя ее ладонью по своей груди.
Она облизала губы, завороженно следя за моей рукой.
— Это приятно, — продолжал я, — когда ты касаешься меня.
Она вдруг хитро улыбнулась, заметив мурашки от ее касаний на моей коже. Я убрал руку, позволяя ей познакомиться с моим телом, и постарался расслабиться. Убрал прядь ее волос за ухо, успев заметить, как она вздрогнула.
— Иди ко мне, — позвал я.
И она пошла. Пошла! Сама! Потянулась за поцелуем, превозмогая свой страх и скованность.
И пока я ее целовал, Малинка даже не заметила, что осталась без лифчика. А когда заметила — я быстро стянул белье с ее рук и откинул подальше в сторону.
Уложил ее на подушки и, не давая времени снова закрыться, обхватил губами острый маленький сосок, поигрывая с ним кончиком языка. Как обещал — без рук.
Малинка, как и прежде, сначала напряглась всем телом, а потом расслабилась и охнула. Задрожала и тяжело задышала, пока я ласкал каждую грудь по очереди.
Долго, очень долго я выцеловывал каждый сантиметр ее кожи, начиная от шеи, спускался вниз, лаская живот. Заучка вцепилась ладонями в простыни и уже не стесняясь стонала, зажмурившись.
И я решился. Быстро и аккуратно расстегнул молнию на джинсах, ловко снимая с нее штаны вместе с бельем.
Никогда в жизни я так не боялся. И был готов к тому, что она надает мне «по щщам», вылетит из комнаты и навсегда объявит бойкот. А я буду еще год вокруг нее кружить и облизываться.
Поэтому, пресекая все возможные аргументы заучки, снова закрыл ей рот поцелуем. Малинка дрожала всем телом и пыталась прикрыться руками. Не позволил, понимая, что все! Меня накрыло и обратной дороги нет.
Пошлет — значит, так и быть, я ее все равно добьюсь когда-нибудь. Схожу, куда послала, вернусь и добьюсь.
И пошел на второй круг, снова выцеловывая узоры на ее теле, прикусил шею и ту же зализал укус, опускаясь ниже.
— Без рук, Малинка, как обещал, — хмыкнул между делом.
Ее щеки и лицо полыхали, покрывшись густым румянцем, а сама заучка сильно закусила нижнюю губу и снова зажмурилась.
А я аккуратно развел ее ножки в стороны, схватил за запястье, когда она попыталась прикрыться, наклонился и провел языком по истекающему влагой клитору. Малинка меня хотела. И пусть мозг сопротивлялся, а бабушкины тараканы объявили забастовку, ее тело голове уже не подчинялось.
Провел языком по клитору снизу вверх и поддел кончиком чувствительное местечко. Заучка вздрогнула и тихонько пискнула, не понимая пока своих ощущений. А я усилил нажим, скользя языком по кругу, задевая самый чувствительный участок.
Положил ладонь ей на грудь, слегка сдавил сосок между пальцами, ускоряя движение языка. Заучка вздрогнула и изогнулась в судорогах своего первого оргазма. Глухо застонала, машинально стискивая в ладонях мое запястье.
И обессиленно расслабилась на подушках, все еще не открывая глаз.
Я понимал ее чувства, поэтому, игнорируя то, что меня сейчас просто разорвет, прикрыл ее тонкой простыней и лег рядом, привлекая заучку к себе.
Целовал щеки, скулы и при этом шептал что-то успокаивающее и милое. И молился всем богам, чтобы она не испугалась и не сбежала сейчас.
Артур
Заучка не шевелилась в моих руках, сжавшись всем телом, и не открывала глаза. А меня уже разрывало на части. Я никогда не мог похвастаться выдержкой и завестись мог с пол-оборота. Во всем. На ринге и в жизни!
— Малинка, — позвал я.
Перевернул ее на спину, лег сверху и снова позвал:
— Заучка, щас на второй круг пойдем, если ты глазки не откроешь.
Она резко распахнула свои глазищи и посмотрела на меня. Покраснела, смутилась и попыталась просунуть руки так, чтобы они оказались между нашими телами.
А мне так приятно было голой грудью ее касаться, что ничего у нее не вышло.
— Ты как? — спросил, внимательно вглядываясь в ее лицо.
— Не знаю, — пискнула заучка.
— В смысле? — не понял я. — Приятно было? Было, не возражай. А вообще, Малинка, ты садистка! Самая настоящая кровожадная садистка.
А я мазохист. Идеальная, блин, пара.
— Я? — возмущенно ахнула заучка и даже забыла, что должна стесняться.
— Ты, — припечатал я. — Мне больно, а ты «не знаю».
— Где тебе больно? — не поняла она.
— Показать? — почти зарычал я.
И ни капли не стесняясь, чуть приподнялся, взял ее ладонь и положил себе на «волшебную палочку». Сжал зубы, потому что трение ее руки о «прямую» нервировало.
— Вот тут болит,
