Наталья, — и дольше.
— Значит, надо проверить.
— Что проверить? — напряглась Наталья.
— Очень просто. Как Пенелопа проверила своего Одиссея. Он где-то странствовал, шатался лет двадцать… изменился так, что и родная мать не узнала бы. Вот Пенелопа и проверила — тот или не тот.
— Я не помню, как она проверяла, — поспешила признаться Наталья.
— Я напомню, — вызвался Одиссей Брянов. — Вроде бы у них в доме постель была устроена на столетнем пне. Это была их личная тайна.
Брянов подумал, что древняя интрига могла бы стать более интересной и современной, если бы Одиссей в своих путешествиях как-нибудь по пьянке проболтался бы об этой «личной тайне» кому-нибудь из случайных попутчиков.
— А у нас что было? — очень заинтересовалась Наталья.
И тогда Брянова охватила злодейская, совершенно не человеческая, совершенно демоническая радость.
— Так значит, не помнишь? — как само Возмездие, изрек он.
— Не помню, — не стала юлить Наталья.
Брянов встал из-за стола и потянул ее за руку к себе. И бывшая жена покорно поддалась, словно осознавая, что свой великий грех придется искупать любой жертвой, какая потребуется… даже если ее сейчас будут уводить из всей устроенной по ее плану жизни.
Ощутив Наталью перед собой на расстоянии вздоха, ощутив ее запах, почувствовав своей плотью движение ее тела, он обнаружил, что запросто мог бы стать самым опасным, самым безнаказанным маньяком-насильником, о котором жертвы забывали бы сразу после исчезновения страшного призрака из поля их видимости…
Может, так и действуют все призраки, о которых мы ведать не ведаем?
Он подтянул Наталью ближе к себе, вольно или невольно, но наслаждаясь страхом, замерцавшим в ее глазах, страхом, который она сама отказывалась в себе признавать.
— Вот о чем я тебя спрошу, — с вкрадчивостью удава прошипел Брянов, уже чувствуя губами тепло ее щеки, шеи, уже наполняясь ее ароматом, зная, что его уже не остановит ничто. — Скажи ты мне, Наталья, а с этим своим крокодилом Геной ты венчалась в церкви или нет?
— Ты с ума сошел, Сашка! — вся дернулась в никуда Наталья, оставшись тут же, в его руках.
Непонятно, что она имела в виду: то ли неотвратимое приближение бывшего мужа, то ли свой, неизвестный Брянову, воинственный атеизм, то ли именно то, что с крокодилами в церкви не венчаются.
Однако Брянов что хотел, то уже узнал.
— Нет, ты мне ответь, Наталья, — все ужасней надвигался он, — ты с ним хоть расписана?.. Или нет?
— Да какое твое дело?!
— Ну, значит, греха не будет, — утвердил Брянов. — А будет — тоже хорошо. Значит, потом напомнят — на Страшном Суде. Может, и раскаюсь, — но жалеть не стану.
— Кажется, вспомнила… — вдруг замерла Наталья, и темная бездна в ее глазах подернулась поволокой.
— Давно пора, — сказал Брянов и повалил ее на диван.
— Костюм! Костюм! — закричала Наталья.
Непонятно, какой костюм она имела в виду, за какой так испугалась: то ли за свой, роскошно-деловой, то ли за бряновский, новый, летний, на который они упали.
Она, как женщина аккуратная, конечно, уточнила бы — какой, но вдруг вспомнила — и забылась, и утонула вся в своем же судорожном вздохе и в своем собственном неудержимом стоне…
И он тоже вспомнил — вспомнил все свое, вспомнил всем собой, всем своим телом и всем своим дыханием — и ту горячую ямку над ее ключицей, жесткие и притом необыкновенно нежные губы, и жесткий пушок над верхней губой, и ее острые соски, и линии ребер, и края их, вздымавшиеся, как только она выгибалась в том своем неудержимом стоне, и легкую, легкую пустоту, что всегда открывалась ему внезапно, сразу впускала его всего, хотя мгновение назад была еще непреодолимым сгустком сопротивления, и охватывала его, стискивала пределами своей силы, простором, горячей параболой, мягкой силой вдруг расступавшихся бедер.
Он вспомнил ее всем собой, обхватил ее, отрывая от дивана, едва не повисая с нею в воздухе, — и с яростью сказал себе: «Никому не отдам!»
Непонятно, комуон, Брянов, не хотел ее отдать: то ли Паулю Риттеру, то ли всем этим злодейским экспериментаторам, то ли вообще абстрактному загробному беспамятству…
Однако смысл его яростного порыва мог быть понятным: в конце концов Александр Брянов боролся с судьбой.
Фрагмент 15. КООРДИНАТЫ НЕИЗВЕСТНЫ
Часть бетонной стены, увенчанной в целях маскировки чугунными кружевами, поплыла в сторону, и перед старым генералом там, за лобовым, ничем не пробиваемым стеклом машины, открылась милая дачная тропинка, окруженная уже вянущими золотыми шарами, сад с яблонями и вишнями и, поодаль, приятная для глаза темная рябь бревенчатого сруба.
Машина двинулась вперед, на узкую трескучую дорожку и неторопливо подвезла приезжих к крыльцу обыкновенной казенной дачи.
Выскочивший из дома молодой человек услужливо приоткрыл заднюю дверцу.
Старый генерал, одетый в штатское, поставил ногу на тропинку, выбрался из машины и с наслаждением вздохнул. Он уже не любил дороги и автомобили. Вслед за ним выбрался гость значительно моложе, лет сорока, тоже в штатском — да и в остальном внешне похожий на генерала.
Прежде чем войти в дом, старый генерал приостановился и с грустью посмотрел на сруб, на окна, на скаты крыш, на изящный конек. Он хотел построить себе именно такой дом: вековой сруб, замысловатые наличники, резьба по карнизам. Но младшие поколения навалились всей дивизией: им, а не ему, подавай крепостные стены, красный кирпич, как у Кремля, и чтоб обязательно с башенками.
Генералу понравилось, что крыльцо под ним заскрипело. Он поднялся на террасу, скромно обставленную простой, грубо сбитой мебелью, и вошел в небольшие сенцы. Дверь за ним плотно закрылась.
Он помедлил, привыкая к матовому, неживому свету в узком пластиковом пространстве.
— Вот сюда, бать, — напомнил ему сзади тот, что был моложе, и показал пальцем.
— Помню, — недовольно ответил генерал и без труда попал пальцами правой руки в узкую щель в стене, на уровне пояса.
Над щелью загорелся зеленый прямоугольничек.
Потом прозвучал нечеловеческий голос:
— Идентификация завершена.
Прямо перед лицом генерала раскрылась диафрагма, обнажая небольшой пульт. На этот раз младший по возрасту и званию смолчал. Генерал нажал на кнопку с изображением нуля — и лифт пошел вниз, в шахту, построенную по образцу ракетных. На
