Прошли годы, наступили времена других книг и других впечатлений, начались настоящие путешествия, и мало-помалу пробелы в моих мальчишеских грезах заполнились. Наконец я увидел наяву и гевею. Случилось это, правда, не в бразильской сельве, а на плантациях, раскинувшихся вокруг поселка Тюп. Здесь, в кампучийской провинции Кампонгтям, самом сердце Индокитая, я прикоснулся к надрезу на дереве-каучуконосе.
Анг Чон, инженер шинного завода, расположенного в городке Такмау, неподалеку от Пномпеня, был смущен и расстроен. Мы приехали в Такмау, чтобы снять телеочерк о заводе, но съемки сорвались. Производственные мощности завода, с таким трудом восстановленные, простаивали из-за отсутствия сырья. А ведь когда-то Кампучия занимала пятое место в мире по сбору латекса. Почему же сегодня шинный завод в Такмау работает с перебоями?
— После освобождения, — рассказывает Анг Чон,— складские помещения оказались пусты. Весь каучук подчистую полпотовцы отправили за границу. Правда, немного удалось отыскать в портовых пакгаузах Пномпеня и Кампонгсаома. Это сырье сразу же пошло на производство покрышек, столь необходимых для восстановления автомобильного парка. Однако резины не хватает. Чтобы завод заработал в полную силу, нужно вернуть к жизни каучуковые плантации Тюпа...
В министерстве сельского хозяйства Кампучии проблемами восстановления плантаций гевеи занимается большая группа специалистов, которым помогают вьетнамские и болгарские коллеги.
— Хищническая эксплуатация каучуконосов, полнейшее незнание агротехнических правил загубили в годы полпотовского режима большую часть плантаций. Резко сократились площади под каучуконосами, красноземам Тюпа был нанесен огромный ущерб, — рассказывали мне в министерстве. — Ныне мы уже приступили к интенсивной расчистке леса в провинции Кампонгтям, чтобы на новых участках красноземов заложить будущие плантации гевеи...
Провинция Кампонгтям расположена по обе стороны великой азиатской реки Меконг, которую в Кампучии называют Тонлетхомом. На пойменных землях и плодородных красноземах крестьяне выращивают рис, хлопок, коноплю-рами, кукурузу, табак, арахис, различные овощи, бахчевые культуры.
В начале нашего века французы стали культивировать на расчищенных участках красных почв гевею. Капризная гостья быстро прижилась на правобережье Тонлетхома, значительно потеснив здешние леса. Уже в тридцатые годы плантации гевеи занимали в провинции Кампонгтям тысячи гектаров.
Дела акционерной компании «Сосьете де терр руж» («Общество красных земель») шли в гору, и постепенно район Тюп превратился в своеобразное «государство в государстве», отделенное от внешнего мира колючей проволокой. На плантациях, принадлежащих пяти французским монополиям, имелась своя полиция и даже специальный легион под командованием европейских офицеров — для обеспечения порядка в «каучуковой неволе».
Работали здесь в основном вьетнамские рабочие. Одних привела на берега Меконга крайняя нужда, других заманили обманом, посулив хорошие заработки, третьи поддались шантажу: им пригрозили тюремным заключением во Вьетнаме. Кхмеры трудились на плантациях, как правило, в те месяцы, когда в деревне нет серьезных сельскохозяйственных работ.
Люди постоянно страдали от сырости, страшной духоты и малярии. На плантациях отмечался самый большой в стране уровень смертности, и среди сборщиков каучука ходила мрачная поговорка: «Каждое дерево растет на костях рабочего.
Однако, по мере того как росли прибыли «Общества красных земель», накапливался и протест «каучуковых рабов». Именно здесь, на плантациях Тюпа, в обстановке строжайшего надзора и жестоких репрессий, в атмосфере произвола и насилия администрации возник один из крупнейших в стране очагов сопротивления колонизаторам, возглавляемый движением «Кхмер Иссарак». Эта организация располагала в провинции Кампонгтям и особенно в районе плантаций Тюпа широкой сетью подпольных ячеек, которые координировали забастовочную деятельность рабочих.
1 мая 1950 года на плантациях Тюпа состоялась первая в истории Кампучии первомайская демонстрация. К тому времени лишенные элементарных прав сборщики каучука, которых поддержали конторские служащие и заводские рабочие, выиграли первую забастовку. Эта победа была первым итогом совместной борьбы вьетнамских и кхмерских трудящихся против общего врага...
Часто в разговорах со мной кампучийские товарищи с гордостью вспоминали о славных революционных традициях провинции Кампонгтям. И после завоевания независимости, и во времена
борьбы против проамериканского режима Лон Нола, и в годы правления ненавистной антинародной клики Пол Пота — Иенг Сари население провинции оставалось верным этим традициям и никогда не мирилось с произволом эксплуататоров, предателей и убийц. Тысячи революционеров, патриотов, коммунистов погибли здесь, защищая свободу. Когда землю провинции Кампонгтям называют красной, кампучийцы вкладывают в это понятие и второй смысл.
Отрезок дороги № 7, по которой нам предстояло проехать до поселка Скун, находится в относительно хорошем состоянии. Недавно здесь провели ремонтные работы: залатали выбоины, подправили дамбы, навели взорванные во время войны мосты. Наш шофер Муй ведет машину спокойно и время от времени подбрасывает реплики в разговор.
Я беседую с Таной. Об этой молодой симпатичной женщине писали почти все мои собратья по перу, посетившие Пномпень после свержения полпотовского режима. В начале семидесятых годов вместе с группой кхмерских студентов Тана училась в московском хореографическом училище (отсюда ее знание русского языка). Только вот стать балериной в своей стране девушке не удалось. Так же как многие ее соотечественники, она пережила изгнание из Пномпеня, каторжный труд в полпотовской «коммуне», голод, болезни... Из всей группы студентов их осталось всего двое. «Я выжила чудом», — говорила мне Тана.
С балетом пришлось расстаться: годы лишений подорвали здоровье молодой женщины. Сейчас Тана работает переводчицей в министерстве иностранных дел НРК. Есть и особая причина, побудившая Тану поехать с нами в Кампонгтям: там живет ее сестра.
— В последний раз я видела сестру шесть лет назад, — говорит Тана.— Мы жили тогда в одной из «коммун» неподалеку от Кампонгспы. Потом сестру с мужем отправили на плантации Тюпа.
— Почему людей заставляли менять «коммуны»? — спрашивал я. — Какой смысл был в этих перемещениях с места на место?
— Кхмеры очень дорожат семейными отношениями, а полпотовцы решили уничтожить все родственные связи, перемешать людей, сделать их одинокими и беспомощными. Детей разлучали с родителями, жен — с мужьями, сестер — с братьями. По замыслу Пол Пота, кхмеры должны были стать чужими в своей стране, утратить человеческие чувства и перестать быть людьми...
...Страшные годы ушли в прошлое, но и сегодня еще очень свежа боль потерь. И сегодня еще беда настигает людей, выметнувшись из рассказа случайно встреченного очевидца, и тогда пропавшие без вести становятся мертвыми...
В поселке Скун, едва мы остановились на рыночной площади, Муй сразу же исчез.
Я брожу с Таной по рынку, разглядывая всякую живность и прочий товар, который крестьяне привезли на продажу... Сегодня воскресенье, рынок весьма оживленный. Предлагают бананы и папайю, колючие красноватые шарики ротанга, первые, слегка розоватые, плоды манго, еще не приторные, слегка терпкие на вкус. Предлагают жареных лягушек — распяленные на двух палочках, они напоминают маленьких цыплят табака. Предлагают подвяленные на солнце речные ракушки. Тана покупает кулечек и начинает лузгать их словно семечки. Рекламируют бойцовых петухов, флегматичных поросят, крабов с выпученными глазами, огромных рыбин, щенков, мартышек... Повсюду обвалянные в саже куриные яйца, мелкие пичуги на вертелах, дыньки размером с кулачок, красные, искрящиеся сахарными крупинками ломти арбуза...
От всевозможных яств разыгрался аппетит. Тана есть не хочет, а Муя все нет. «Он ищет односельчан», — объясняет Тана. «Разве Муй из Скуна?» — «Нет, но его деревня где-то в этих краях, может, кто-нибудь из его земляков приехал сегодня на рынок...»
...Муй появляется неожиданно, улыбается. Значит, все в порядке. Но он не торопится с рассказом. Только после того как мы зашли в харчевню и приступили к рису с курицей в остром соусе из перца-чили, Муй объявляет, что нашел свою мать. Потом рассказывает о встрече с односельчанами, от которых узнал, что мать и одна из сестер живы и очень горюют, считая Муя погибшим. Теперь они просто изведутся от нетерпения, лишь только услышат, что Муй жив и скоро их навестит. Его деревня лежит в ста километрах от Скуна, сначала на север по шоссе № 7, а потом еще по проселочной дороге...
