Те черты характера, что присущи в той или иной мере всем кубинцам, сами они определяют широким и емким понятием «кубания». Под этим понимают национальный дух, наиболее ценные черты характера. А если проще — то как следует, с пользой для себя и для окружающих, прожить, в общем-то, крохотный отрезок мировой истории, именуемый человеческой жизнью.
Гавана П. Богомолов Фото В. Родионова
Что говорить, не взяла якутская лошадка статью. Среди соплеменниц, вздумай кто собрать их по всему миру и устроить конкурс лошадиной красоты, она не то что королевской короны, но и поощрительного приза не получила бы. Якутская лошадка низкоросла, длиннотела, крупноголова и широкозада — так говорят специалисты. Не сможет она соперничать и в перевозке тяжестей с могучими першеронами, легко сдвигающими телегу с грузом в несколько тонн. Неодолеть ей в скорости бега и орловских рысаков, не говоря уж о стремительных, как ветер, пустынных скакунах ахалтекинцах. И все-таки в год лошади по восточному календарю я рискну сказать несколько слов прежде всего об этой на удивление неприхотливой якутской лошадке.
Да что я?! Окажись среди нас сейчас великий русский писатель И. А. Гончаров, автор «Обломова» и «Обрыва», в пожилом уже возрасте рискнувший отправиться вокруг света вначале на парусном фрегате «Паллада», а затем пересечь Россию с востока на запад в повозках, на лодках и верхом,— не сомневаюсь: сказал бы и он об этой лошадке доброе слово. Хребет Джугджур, этот «Монблан Сибири», Иван Александрович одолел на якутских лошадях. Верхом добирался он к истокам реки Мая. Да, малоросла, отметил недостаток лошади и он, но... «сильна, крепка, ступает мерно и уверенно». А что делали бы путники на бадарайах — топких болотах, простирающихся на десятки километров,— без якутских лошадей? «Что Джугджур, что каменистая дорога,— записал Гончаров,— в сравнении с болотами!... Между тем лошадь чувствует, что она вязнет глубоко: вот она начинает делать отчаянные усилия и порывисто поднимает кверху то крестец, то спину, то голову. Хорошо в это время седоку! Наконец, побившись, она ложится на бок, ложитесь поскорее и вы: оно безопаснее. Так я и сделал однажды».
Да, нелегкими были в Якутии дороги, и в год лошади добрым словом вспомнили бы якутскую лошадку все участники великих северных экспедиций. Командор Витус Беринг, возглавляя первую экспедицию, прибыв в Якутск, первым делом потребовал 600 лошадей.
Немало пришлось потрудиться лошадкам. Летом с вьюками, зимой таскали они по замерзшим рекам сани с грузом. При огромных расстояниях и бездорожье лошадиный транспорт тем не менее осуществлял регулярную связь между сибирскими отдаленными поселками и городами. «Может показаться невероятным,— удивлялся исследователь Севера А. Ф. Миддендорф,— что колымские купцы ежегодно, в последних числах октября, отправляют свои товары вьючно на одних и тех же лошадях в Средне-Колымск, на расстояние в 2450 верст и что эти лошади доходят туда в половине января, проходя при этом около 1500 верст по пустынным местам на подножном корму. По остальному расстоянию покупается у жителей для лошадей по возможности сено, но весьма скудно. Пробыв в Средне-Колымске от января до 20-го мая и питаясь частью подножным кормом, частью сеном, лошади возвращаются в половине июля в Якутск, на весенней траве, переплывая множество речек и даже рек под вьюком». Так и хочется, читая эти строки, сказать о малорослой лошадке словами пословицы: «Мал да удал».
Теперь это все воспоминания. Вместе с эпохой паровозов канул в Лету и лошадиный век. Стали безработными целые армии лошадей, и отправляли ненужных работяг на мясокомбинаты. Более чем вдвое сократилось количество лошадей в нашей стране. Только не в Якутии. Тут все поголовье уцелело. И как это не покажется странным, но прежде всего потому, что лошадь для якута — это не только «средство передвижения» и заработка, если хотите, но и мясо, и жир, и кумыс!
С давних пор почитают в этом краю лошадь. В древних якутских легендах говорится, что вначале бог создал коня, а от него уж произошел человек. И если мы вспоминаем о лошади в ее год по восточному календарю, то для якутов «год лошади» — каждый год. В конце июля по всей Якутии проводятся веселые народные празднества — Ысыах. Называют это торжество праздником обновления природы, но в давней основе его — праздник лошади...
Ранней весной нарождаются у кобылиц жеребята. Зеленая трава, появляющаяся из-под снега, прибавляет сил и бодрости лошадям, а от них переходит она и к людям. Якутянки, хозяйки в юртах, не ленятся, хоть и нелегкое, кропотливое это дело — доить лошадей. В книге Серошевского «Якуты» сохранилась гравюра. Муж держит жеребенка — тот должен быть рядом, иначе кобылица не даст молока,— а женщина, торопливо склонившись, сцеживает в ведро молоко. И так приходилось доить лошадей через два часа весь день, лишь на ночь подпуская к вымени жеребенка. Из кобыльего молока и приготовляли кумыс. Сливали молоко в кожаный мешок симир, подвешенный за «уши» к потолку. Добавляли закваски и в течение нескольких дней помешивали мутовкой. Каждый входивший в юрту не считал за труд несколько раз крутнуть ее в симире. Молоко бродило, пока не ударяло в нос и слегка пьянило. После этого считалось, что кумыс готов.
В прежние годы делали много кумыса. На празднествах его разливали по чоронам — деревянным резным кубкам. Шаман пел гимн Белому богу-жеребцу, славил белых кобылиц, кормилицу-землю и пускал чорон с кумысом по кругу. После чего троекратно восклицали: «Уруй!» И, попробовав не раз хмельного кумыса, начинали водить хороводы на лугу — осоохай, тешились борьбой, стрельбой из лука, устраивали гонки на лошадях.
И ныне празднества эти в иных местах продолжаются дня по три. Любят якуты петь и водить хороводы. На зеленом лугу, на краю села у леса. Но кумыс уже, как прежде, не пьют. Настоящего кобыльего — мало теперь его изготовляется в Якутии. Трудоемким стало казаться современным якутам это дело. Для праздника, говорят они, можно и коровье молоко заквасить. Но разве это кумыс?!
Несколько лет назад мне довелось побывать в селе Покровском, в опытном хозяйстве, где все ж таки приготовляют настоящий кумыс. Но и для кобыл, как для коров, применяется машинная дойка. Целый доильный комплекс из деревянных жердей построен на краю села. В одни ворота через каждых два часа запускают немного попасшихся кобылиц, через другие — в узкий под крышей коридор. Если жарко припекает солнце, то лошади торопятся побыстрей оказаться в прохладной тени. Рядом, за оградой, топчутся жеребята. Лошади их видят, но спокойны. Из избы нам вынесли три белых бутылки, запечатанных, с голубыми этикетками, на которых было написано: «Кумыс». Прямо-таки автоматика! Если опыт этот будет взят на вооружение многочисленными коневодческими хозяйствами, то в Якутии, думается, возродятся в скором времени Ысыахи именно такие, какими они были первоначально, в давние времена.
Да, но зачем я вообще затеял весь этот разговор в год лошади? Э-э, якутская лошадь — не совсем обычная, даже загадочная! Уж сколько веков ходит она под человеком, верой и правдой, казалось бы, ему служит. Но до сегодняшнего дня она так и не стала по-настоящему домашней. Круглый год пасется себе на воле, не признавая ни крыш во время дождя, ни тепла конюшен в свирепые шестидесятиградусные морозы.
Каждый вожак держит свой косяк. В нем от 18 до 24 кобыл и жеребят. Так, семьей, животные и пасутся. По весне они уходят от жилья людей подальше, пропадая в лесах на удобных им пастбищах. Опытный вожак знает хорошие, кормные места, где можно быстро восстановить силы после голодноватой зимы без пустых долгих переходов.
В эту пору происходит спаривание. Жеребцы становятся агрессивными. Не дай бог сойтись случайно двум косякам. Драка будет до крови! Вожаки с храпом бьют друг друга копытами, кусаются — выявляют сильнейшего. Иной победитель отбирает у побежденного всех кобыл и с позором прогоняет хозяина. Другой же отбивает лишь нескольких кобыл. Но есть и такие, что вместе с побежденным вожаком гонят от своего стада и весь его косяк. Чужих не нужно, своих хватает — так это, видимо, надо понимать. Подмечено, что, если в косяке кобылиц больше нормы, много остается холостых. Жеребец со своими обязанностями не справляется, и опытный вожак сам это прекрасно понимает.
Лишь в начале лета для лошадей устанавливается недолгая пора спокойной пастьбы. Затем почти два месяца спасаются они от овода и комара, кормясь урывками, перебегая с места на место, забираясь в болота, скрываясь в уремах, ища дымокуры, заходя в заброшенные в лесу жилища. К комару и оводу, видимо, и за тысячелетия не привыкнуть. Ждут с нетерпением осени, прохлады. И как только первый морозец комаров прибьет, переходят лошадки на непрерывную пастьбу. Отъедаются впрок, запасаются на зиму, как медведи, жиром. Кстати, больше всего на свете боятся они встречи с этим зверем. Волк не так страшен, и, если появится, то кобылы собираются в круг, загоняя в центр жеребят, вожак же смело идет на нарушителя спокойствия. С храпом, скаля зубы, грозно изогнув шею, взбрыкивая тяжелым копытом, норовя ударить. Хуже, когда зимой по снежному насту является стая волков. С ней вожак не справляется. Ну а при встрече с медведем, даже если тот и один, жеребцу никогда не удавалось победить. Табунщики рассказывают, что в такую минуту он дрожит, боясь уже одного вида косолапого, но тем не менее идет вперед и бьется, защищая жен и детей своих, до смерти...
