class="p1">Даша неожиданно осознала: хочет. Не Полякова. А мяса. С чем-нибудь. Желательно, тортиком. Не параллельно, конечно, а последовательно.
— Я и картошки прихватил, — словно услышав ее мысли, подал голос гость. — Ты как больше любишь: отварную, пюре или жареную? Мне кажется, к жареному мясу лучше отварная или пюрешка пойдет. Что думаешь?
Желудок (или кишечник?) что-то пробурчал в поддержку любого варианта.
— А что быстрее?
— Ну не знаю. Наверное, пюре. Если воду сразу кипятить поставить.
Газовая плита, суета и сто килограммов адреналина в живом весе быстро согрели крохотную кухоньку. Даша не могла находиться на кухне с мамой, хотя та была гораздо мельче. А Поляковым они прекрасно умещались. Что бы ни думала Дарья о его интеллектуальных способностях и уровне инфантилизма, руководителем он был отменным. Все варилось, жарилось, чистилось и резалось синхронно и своевременно. Он словно был дирижером маленького оркестра из четырех рук, кастрюли и сковородки. В исполнении произведения — прелюдии, а может, ноктюрна, ‑ так же были задействованы холодильник, который порыкивал в лад, и чайник, который посвистывал, но его заткнули.
Все это время солисты успешно расходились на микроскопической площади. Лишь в самом конце, когда мясо бесстыдно истекало соком на блюде, а картошка окончательно размякла и была готова пасть под пресс толкушки, они все же врезались друг в друга. Даша неудачно заглянула в холодильник в надежде найти масло, а Павел Константинович попытался боком пройти к раковине, чтобы слить воду.
— Ой! — выпрямилась Дарья.
Поляков повернулся, улыбнулся, вытянул руки в сторону и быстро чмокнул ее в нос.
— Я соскучился, — неожиданно признался он и, не дожидаясь реакции, вернулся к приготовлению пюре.
Так нечестно. Это ее работа — смущать и соблазнять. А она кто? Конь в пальто. Козел на Белом Мерине!
К сожалению, сегодня привычная мантра не действовала.
Даша смутилась.
Но так, тихонечко, пока никто не видел. И быстро вернула на лицо невозмутимость.
Потом они ели.
Еда была вку-усной! Понятно, что на голодный желудок даже вареные яйца сойдут за амброзию. Но правда было вкусно. А Павел Константинович рассказывал, как они жарили мясо с приятелями и сломали мангал. Даша слушала в пол-уха, но все ж спросила, как это вообще возможно. На что Поляков ответил, что нет ничего возможного для спецназовца. Особенно, когда их трое.
Даша покивала.
Если гостя клонировать до трех экземпляров, то, пожалуй, мангалы и правда будут ломаться. Сами собой. Чисто в целях профилактики. Лучше добровольно, чем принудительно. Силы-то вон сколько! И энергии с энтузиазмом. Еще и фантазия не подкачала. Не-не!
Поляков продолжал болтать про своих приятелей, Дока и Штыка. Но мозг, преисполнившись глюкозы, норовил отключиться и впасть в нирвану.
— А еще… — говорил Поляков, и в этот момент зазвонил Дашин телефон.
Мама. Даше даже рингтон не нужен был, чтобы опознать абонента.
Только она могла так безошибочно выбрать момент, чтобы все испортить.
С Дашей все выходило не так, как со всеми. Поляков не делал поспешных выводов, вроде «она не такая, как все». Все девушки не такие, как все, в первый месяц знакомства. Однако ей успешно удавалось ломать привычные шаблоны, и пока Паша не мог сказать, бага это или фича.
Так или иначе, утро (если считать по функциям, а не по времени пробуждения) в ее компании прошло замечательно. Очень уютно. По-домашнему. Хотя она не прилагала к этому никаких усилий: не готовила завтрак в постель, не надевала его футболку и не одарила утренним минетом. Когда
Даша уже уехала домой, он подумал, что и хорошо. Он испытывал смутное раздражение, когда инородные тела вмешивались в его устоявшийся быт. Может, не настолько сильное, чтобы обращать на это внимание. Но теперь, когда Даша проговорила свою позицию, понял: да, раздражало. А проявлять гостеприимство и заботиться о девчонке было приятно. Не такой он эгоист, каким Дарья его рисовала. Пусть оценит и раскается.
А еще Пашу странно заводило понимание, что он мог дожать девчонку и развести на секс и вообще все, что угодно. И она бы покорно поддалась и втянулась в конце концов. Но гораздо интереснее было бы сделать так, чтобы она сама. Сама проявила инициативу. Как вчера.
Мысли о вчерашнем вечере и неожиданной капитуляции Даши зазвенели в голове колокольчиками предвкушения. Что бы она сделала? Поляков осознал, что даже близко не представляет. Он завалился на диван и погрузился в фантазии.
«Павел Константинович, я много думала… — она прикусывает губу и садится верхом на его колени. — И поняла, что хочу вас. Прямо сейчас!»
Фигня какая-то.
«Паша, я думала о тебе… — она невзначай касается пальцами своей груди, выдавая, в каком смысле думала, и прикусывает чертову губу. — Я думала о тебе всю ночь и никак не могла уснуть… — обнимает за шею и целует.
— Подожди. Я хочу увидеть, как именно ты обо мне «думала». Ты все с себя сняла?
Она смущается
— Покажи. Я хочу видеть».
Черт, вот его понесло! Поляков поймал себя на том, что сердце стучало, как ударник в хард-роке, а дыхание стало тяжелым. Приятно потяжелело ниже пояса.
Но идея не отпускала.
Разумеется, он смотрел порнуху на эту тему. А кто не смотрел? Но с Дашей — это же совсем другое дело. Во-первых, она живая. А во-вторых, она будет делать это для него, а не на камеру. И не за деньги, а просто для него.
У Паши появилась новая цель. Мир обрел ясность и четкость.
Пришел, увидел, поимел. Отличный план!
Кощей занялся воплощением. Проверил мясо, которое мариновалось со вчерашнего вечера. Добавил лучка колечками и пряных трав. Сглотнул слюну. Волевым решением закрыл контейнер.
Жаль, что Дарья не пьет спиртного. С винишком было бы проще. Но, с другой стороны, это читерство. С винишком любой дурак сможет.
Праздничный день накладывал ограничения на материальные возможности Паши. Но это его не останавливало. Ни вообще, ни от возможности еще немного поваляться на диване и пофантазировать. Те магазины, которые работают, до вечера не закроются, а те, которые не работают, все равно не работают. Потом Кощей пошел фантазировать в душ — если жаждешь побед на эротической ниве, тело должно содержаться в чистоте
