выполнишь все эти поручения, явишься ко мне и положишь к моим ногам ожерелье со знаком главы личной охраны. Пошел вон…
Надо сказать, что жизнь Императора, как публичная, так и личная, при всей его безграничной власти была строго регламентирована. И Санахт всегда с дисциплинированной безропотностью следовал всем писаным и неписаным правилам. Он считал, что Владыка должен подавать пример своим поданным в служении дочери Шу, божественной Мат, богине мирового порядка, истины и справедливости, постоянно борющейся с мировым Хаосом. Хотя ту же церемонию одевания быстрый, порывистый Санахт просто ненавидел. Все эти цирюльники, мастера маникюра и педикюра, долго и кропотливо делающие свою работу, раздражали неимоверно. А тут еще прямо с утра первая жена со своими претензиями. Поэтому Император решил, что пусть Мат сегодня приложит сил чуть больше, а он объединит одевание и беседу с главой проведчиков, чтобы с утра уже быть в курсе всех событий, происходящих в Тукане.
Император теперь уже два раза хлопнул в ладоши, и внутренний сад его личных покоев начал немедленно заполняться дворцовой челядью и рабами. Санахту прямо в саду, у бассейна, поставили кресло, напротив него большое, в рост человека, бронзовое зеркало, и три цирюльника уже было подступили к Владыке со своими инструментами, но он раздраженно отослал двух прочь, повелительно при этом поманив пальцем начальника тайной службы, который уже скромно стоял поодаль. Тот торопливым шагом приблизился и упал на колени:
— Я пред тобою — жизнь моя принадлежит тебе, Владыка Тукана. Приказывай.
Санахт сухо потребовал:
— Встань, Инени. Докладывай. Коротко.
Чиновник поднялся с колен, оправил юбку и почтительно склонился к уху Императора:
— Во всех шестнадцати провинциях, хвала Шу, спокойно, Повелитель. У народа вдосталь зерна, мяса, вина и пива, поэтому причин к бунту нет никаких. Но…
— Что «но»?!
— Два дня назад в Хут-Ка к верховному жрецу храма Тира прибыл некий фенешийский торговец. Этот торговец прилюдно, на площади перед храмом, заявил, что он привез сообщение, в котором говорится, что Тукану угрожает смертельная опасность…
Санахт со злой иронией покосился на чиновника:
— Может, этот фенешиец на радостях, что добрался живым до порта, перепил нашего крепкого пива?
— К сожалению нет, сиятельный. Он сразу, как прибыл, отправился к храму. Даже не стал разговаривать с купцами на рынке, а поручил это своему управляющему.
— И где сейчас этот торговец?
— С сегодняшнего утра возле западных дворцовых ворот, Повелитель. С ним женщина и пять ослов, нагруженных какими-то тюками.
Император в гневе выпятил нижнюю губу. Эти дети Эхаби, его поданные и родственники, точно сегодня сговорились, чтобы испортить его прекрасное утреннее настроение:
— Что здесь вообще творится, а?! То охрана пропускает первую жену в мои личные покои, несмотря на категорический запрет. То какие-то фенешийцы с ослами без разрешения ошиваются возле ворот. Кто этого торгаша позвал к дворцу?! Почему он еще не сидит в твоих подвалах за распространение смятенных слухов?! Отвечай!!
Чиновник виновато понурил голову:
— Прости, Повелитель, но к воротам дворца фенешийца привел верховный жрец храма Тира Нахти в окружении храмовой стражи. В этот момент лезвия ее копий направлены на торговца, и он безопасен. Нахти лично попросил меня не арестовывать торгаша до аудиенции с тобой, и только поэтому он еще не в моих подвалах.
— А где сейчас сам Нахти?
— Также с раннего утра ожидает в приемных покоях дворца и нижайше просит встречи с тобой, Владыка. Об этом тебе должен сообщить распорядитель церемоний. Он бы сообщил тебе раньше, но ты был очень занят… И еще… Первый советник царя Мариба занемог, и его помощник почтительнейше просит перенести встречу с тобой на седмицу. Я проверял, марибец действительно болен, хотя его болезнь почему-то напоминает лихорадку, вызванную чем-то ужасным. Он лежит в бреду и с дрожью в голосе постоянно повторяет: «Проклятые кости!! Никогда больше!!!» и «Чуть было все не отрезал!!!». С чем это связано — выяснить не удалось…
— Да и пес с ним, с этим советником. Когда очухается, сообщишь…
Император задумчиво осмотрел себя в зеркале и постучал пальцами по подлокотнику кресла. Раздражение, вызванное появлением первой жены, несколько стихло, хотя продолжало тлеть, как горячие угли под слоем пепла. Верховный жрец Тира славится своим холодным и рассудительным умом и просто так не стал бы просить аудиенции. Видно, дело действительно важное, если он посчитал нужным побеспокоить Владыку.
Санахт решительно отстранил цирюльника, который завивал очередной локон на его парике:
— Все. Достаточно. Уходи.
Дождавшись пока раб, низко кланяясь, удалится, Император повернул голову к начальнику проведчиков:
— Проведи Нахти в Малый зал для совещаний. Передай распорядителю церемоний, что Владыка сегодня будет в этом зале завтракать в обществе Верховного жреца Тира.
После завтрака мое время будет распределено, как и предполагалось на сегодняшний день. И еще, Инени. Проследи за тем, чтобы во время завтрака возле малого зала не было посторонних ушей.
— Все будет сделано так, как ты сказал, Повелитель. Будут еще приказания?
— Пока нет. Исполняй.
После ухода чиновника Император полностью отдал свое тело в распоряжение рабов, отвечающих за его облачение. Санахта натерли благовониями, на голову поверх парика надели золотой обруч, на котором с середины лба Владыки аметистовыми глазами угрожающе взирал на окружающих орел Урес. На запястья и лодыжки нацепили золотые браслеты, а на шею тяжелое золотое ожерелье в виде двух голов орла. И завершила этот ансамбль набедренная повязка в виде гофрированной юбки из тонкого белого хлопкового полотна. От вышитых серебряными нитями сандалий из кожи песчаной антилопы Санахт категорически отказался, накричав при этом на раба, который позволил себе удивленно поднять брови из-за отказа.
Эхабисова Нафрит все же умудрилась испортить такое прекрасное утро и еще более прекрасную ночь. Нет, он точно отправит ее в завуалированную ссылку на самый юг Тукана. Пусть там жалит песок своим черным языком.
* * *
В малый зал для совещаний Повелитель вошел с отвратительным настроением. Однако вдолбленное розгами с детства учителями умение брать себя под жесткий контроль самодисциплины и умение не показывать свои истинные чувства позволили Санахту не потерять лицо перед Верховным жрецом бога Мудрости. Нахти был не той фигурой, с которой можно было позволить себе вольность выражать эмоции. Храм бога Тира пользовался большим уважением у подданных. Очень большим. А храмовая сокровищница, если исходить из сообщений проведчиков, превосходила по запасам золота сокровищницы других храмов и ничем не уступала казне Императора. Поэтому Владыка встретил Верховного жреца бога Тира радушной улыбкой:
— Нет, нет, Нахти, не смей вставать на колени. К Сешту все церемонии! Давай, удобнее размещайся на ложе возле стола
