я снова погрузилась в благословенную мглу.
Со временем это стало повторяться все чаще. Пока, однажды, открыв глаза, я не увидела склоненное надо мной лицо незнакомой женщины.
– Ольга, вы меня видите? – спросила она.
Я моргнула и прохрипела:
– Пить…
– Да – да. Сейчас.
Она метнулась к выходу и вернулась уже через несколько мгновений в сопровождении мужчины. Судя по белому халату, врача.
– Пить… – повторила я. Во рту было так сухо, что язык, казалось, намертво прилип к небу.
Женщина приставила к моим губам трубочку и слегка приподняла голову.
– Вот так, – приговаривала она, пока я с жадностью глотала живительную влагу.
– Хватит, Оксана, – услышала мужской голос, – для первого раза достаточно.
Оксана, видимо, медсестра, отошла. А на ее место встал доктор. Включив фонарик, осмотрел зрачки, заглянул в рот и прощупал пульс.
– Голова болит?
Я утвердительно моргнула.
– Тошнит?
– Да, – ответила одними губами.
Дав указания медсестре, он вышел. А я закрыла глаза и отключилась. Вернулась в уютную темноту, хотя уже знала, что ненадолго.
– Сколько я здесь нахожусь?.. – спросила я у девушки, которая оказалась рядом со мной во время моего следующего пробуждения.
– Пять дней, – улыбнулась она.
Пять дней я провела без сознания. Металась между жизнью и смертью.
– Меня кто-нибудь навещал?
– Да… Дмитрий Александрович, – она всплеснула ладонями, – ой! Он сказал дать вам его, когда вы проснетесь.
Девушка сунула мне в руку телефон, но по ощущениям мне показалось, что кирпич. Настолько слаба я была. Неожиданно он пиликнул. На экране всплыло окошко с сообщением.
«Как ты?»
Дима. Два простых слова отозвались болезненным толчком в груди. О нем даже думать было больно.
«Мне приехать?» – прилетело следующее сообщение.
Я представила, как он входит в палату, и меня накрыла паника. Не хотела его видеть. Больше никогда.
«НЕТ» – напечатала дрожащими пальцами, тут же пряча телефон под подушкой.
***********************
За три недели, что я провела в больнице, он больше не писал. Не звонил, не приходил и вообще никак не напоминал о себе.
Лишь в конце второй недели приехал Олег. Зашел в палату, да так и застыл у порога.
– Здравствуй, Олег, – усмехнулась, глядя на его ошарашенное лицо, – в гроб краше кладут, да?
Он открыл рот и тут же его захлопнул. Что неудивительно. Я сама чуть не закричала от страха, когда в первый раз увидела себя в зеркало. Коротко стриженные волосы, синюшная кожа, черные круги под глазами и ввалившиеся щеки. Панночка нервно курит в сторонке.
Вообще-то я не хотела никого видеть и, если бы знала, что он приедет, не пустила его в палату. Но Олег явился без предупреждения.
– Ольга… Оля, – запнулся он, – я тут одежду привез…
– Зачем?
– Позвонили с больницы, попросили привезти что-нибудь теплое для прогулок…
Николай Петрович, мой лечащий врач, действительно вчера говорил, что мне надо бывать на свежем воздухе, хотя бы в коляске. Но одна только мысль, что меня будут катать по улице как инвалида, отбивала всю охоту погреться на весеннем солнышке.
– Ну и гостинцев немного привез…
– Олег! Я тебя умоляю, – улыбнулась, наблюдая, как он принялся выкладывать на стол разные вкусности, – меня и так здесь кормят, как на убой.
Это правда. Я лежала в платной комфортабельной палате. Еду, кажется, доставляли прямо из ресторана.
– Как твоя рука?
– Все хорошо.
– Вернулся на работу?
– Вернулся, – кивнул он.
Про Шевца ничего спрашивать не стала. Мысленно отгородилась от него стеной. Поставила блокаду на мысли о нем.
Я еще не знала, что ждет меня после выписки. Сорвалась сделка купли – продажи между Димой и Никитой или нет. Но интуиция настойчиво твердила, что я больше не увижу ни того, ни другого. Оно и понятно – кому я теперь такая ущербная нужна.
У меня была открытая черепно-мозговая травма с незначительным кровоизлиянием в ткани мозга. Врачи давали благоприятные прогнозы, но намекали, что мозг – штука непредсказуемая. К тому же, как оказалось, порез на ступне был не таким уж безобидным. Потеряла немало крови.
К концу третьей недели я уже могла самостоятельно выходить в больничный дворик. У меня там завелся поклонник. Высокий стройный брюнет по имени Шарик. И полюбил он меня отчасти за то, что я регулярно скармливала ему свой недоеденный обед. Каждый день он ждал меня на одном и том же месте, исходя слюной в ожидании.
Однажды утром Николай Петрович сообщил, что меня выписывают. Гемоглобин был еще понижен, меня слегка штормило и иногда тошнило, но необходимости находиться в стационаре уже не было.
Я ждала этого со дня на день, но все равно растерялась. И что теперь? Возвращаться к Шевцу? Я не хотела даже имени его слышать, не то, что жить под одной крышей.
После обеда в палату вошел Артем.
– Привет! – если он и заметил изменения в моей внешности, то не подал вида.
– Привет… – удивилась я, – а ты… тебя шеф послал?
– Да. В общем, Дмитрий Александрович велел отвезти тебя домой.
– Домой?
– Просил передать, что он тебя отпускает.
У меня все внутренности узлом завязались. Но пока не могла понять природу своих чувств. Я была оглушена. Это что, свобода?!
– Домой к бабушке? Насовсем?
– Видимо, да, – подтвердил парень, – поехали?
– Да, я сейчас!
Закидала в сумку свои вещи.
– Вот здесь выписка и твои документы, – он положил на стол папку, – а это, – вытащил из внутреннего кармана черный пластик, – это просил отдать тебе.
– Что это? – тихо спросила я, хотя и так уже поняла, что это банковская карта.
– Бери. Здесь деньги. Ни в чем нуждаться не будешь.
– Мне не надо! – мотнув головой, отступила на шаг назад.
– Бери, говорю! Оля, не будь дурой! Пин-код придет сообщением.
Я яростно мотала головой и отступала все дальше назад. Артем приблизился вплотную и в наглую засунул карту в карман куртки.
– Остальные вещи в машине, – удовлетворенно проговорил он, – погнали?
Пока мы ехали, я не могла избавиться от неприятного чувства. Карта жгла карман. Я не могла и не хотела начинать новую жизнь на средства бывшего любовника. Тратить его деньги, зная, что он отслеживает каждую копейку?! Нет, увольте! В чем же тогда будет заключаться моя свобода?
Я хотела начать жизнь с чистого листа. Поэтому, когда внедорожник остановился у бабушкиного подъезда, и Артем вышел из машины, я быстро открыла бардачок и закинула туда карту.
– Глушака не бойся, – сказал он, когда мы поднимались на лифте, – он тебя больше не побеспокоит.
– Оля! Внучка! – охнула бабушка, прижимая обе руки к груди.
– Здравствуй, Ба!
– Ну что же ты не
