маленького роста, почти квадратный. Жейнар со странными руками был выше Байра, но младше, всего одиннадцать. Норвуду с мохнатым пятном на лице — тоже одиннадцать, а Алену — десять, и он мне сказал:
— Я не слепой, Карла. Я вижу. Только, кажется, не так, как все люди. Мне тоже можно на королевскую службу?
— Вы меня видите, мэтр Ален? — спросила Вильма.
— Вы кивнули, — сказал Ален. — Значит, да?
— Значит, вы очень ценны для короны, — сказала Вильма.
Ещё до того, как сесть за стол, мы всех подержали за руки. И я погладила Ларса по голове, а Норвуда — по щеке. И сказала:
— Прости, у тебя клеймо такое чудесное — просто позавидуешь. Тянет дотронуться.
— А если я начну тебя хватать? — фыркнул Норвуд.
Я дала ему клешню:
— Начинай. Не так интересно.
Но он ожидаемо взял мою руку, чтобы послушать, как его Дар отреагирует. Нам всем хотелось друг к другу прикасаться.
В общем, когда мы пришли в столовую, вся наша компания уже была в резонансе. Ничего даже близко подобного я не чувствовала никогда и даже представить себе не могла: Дар казался мне бушующей стихией, стеной огня или сгустком молний, опасной силой. Чувства обострились. Парням было не до разговоров: они слушали себя и окружающий мир.
Они были привычно голодные, только им было не до еды. Как и нам.
— А ведь мы — как армия… — задумчиво сказал Райнор, держа вилку ногой.
Зрелище было из ряда вон выходящее, и это почему-то никого особенно не смущало.
— Да, — сказала я.
— Убивать… или…
— И убивать. И «или», — сказала Виллемина. — Научиться использовать эту мощь. Стать самыми могущественными людьми в стране. Интересно: кто-нибудь делал такое — или мы первые?
— Ты будешь всех учить, Карла? — спросил Байр. — По книгам?
— Не только я, — сказала я. — Будут ещё учителя. Все готовы?
— Ты же сама чувствуешь, — сказал Райнор.
Я чувствовала. Они дорвались.
На Виллемину они все глазели, как на диво, — и не только потому, что тянуло смотреть на королеву. Мне тоже казалось…
В общем, я поняла, что имел в виду Валор, когда говорил, что видит над Виллеминой тёмный венец. Я тоже видела — и, кажется, не одна я.
Во всяком случае, присягнуть пришло в голову Райнору — и совершенно диким способом.
— Вас же можно назвать тёмной государыней, да, леди Виллемина? — спросил он вдруг.
— Предка звали тёмным государем, — улыбнулась она.
И Райнор отжёг. Выкинул фокус.
Ножа он не носил: ему тяжело, наверное, было нож доставать и держать. И ногу он себе прокусил, с наружной стороны, выше пальцев, на подъёме — я поняла, что это у него там за странные шрамы.
До крови. Я бы так не смогла. А Дар взметнулся стеной огня: этот тип верно чуял, что надо делать.
— Нас к присяге не приводили, — сказал он. — Я клянусь так.
— Мне и Прибережью, — сказала Виллемина тут же, будто предчувствовала эту странную клятву. — В жизни и посмертии. Проклятой кровью. Осознай, что отдаёшь себя.
Райнор хмыкнул — и в глазах у него горел отчётливый красный отсвет:
— Отдаю. Я уже понял, что получу взамен.
— Может, и смерть, — сказала Виллемина. В её голосе звучал металл.
— Напугали некроманта смертью…
— Принимаю, — кивнула Виллемина. — Ты! — приказала она Байру.
Байр моргнул, в его руках появилась странная штучка, похожая на заточенный напильник, — и он воткнул эту маленькую пику в ладонь:
— Проклятой кровью. Государыне и Прибережью.
— Ты! — приказала Виллемина Жейнару.
У Жейнара был нож, тщательно ухоженный перочинный, с костяной рукоятью. Он сделал аккуратный маленький разрез на запястье:
— Проклятой кровью. Государыне и Прибережью.
— Ты! — Виллемина обернулась к Норвуду.
Норвуд носил фруктовый ножик, лезвие которого заточил до состояния боевого клинка. Зажмурился, резанул запястье сбоку:
— Проклятой кровью, государыне и Прибережью.
Ален вытащил из кармана осколок тёмного стекла, резанул ладонь привычно и спокойно:
— И я. Проклятой кровью клянусь государыне и Прибережью.
— А у меня нож спёрли… украли, — сказал Ларс, чуть не плача.
— И зубы выбили? — спросил Райнор.
— Зубами я не умею, — сказал Ларс. Ему ужасно хотелось провалиться сквозь землю.
— Возьми, — сказала я и дала ему свой нож. С некоторыми далеко идущими целями: он был трогательный совёнок, мне хотелось передать этому малышу каплю моей силы.
Он просиял и порезал палец:
— Вот! Я тоже клянусь! Государыне и Прибережью!
Виллемина кивнула. Тёмный и жаркий, невидимый глазом ореол вокруг неё стал ещё жарче — и я чувствовала, как Дар поднимается и в ней. Он стал заметнее, здорово заметнее, чем раньше.
— Я надеюсь на вас, мэтры армия, — сказала она.
Историческая клятва некромантов, о которой потом, наверное, будут писать учёные мужи, случилась в столовой Тайной Канцелярии — довольно тёмной комнатушке, освещённой парой газовых рожков, со стенами, выкрашенными в жёлтый цвет с белой полосочкой, рядом со столом, на котором стояла почти нетронутая еда.
А за окном был осенний день, похожий на сумерки.
* * *
Броуку было, кажется, даже слегка не по себе, хоть он здорово держал себя в руках.
В столовую он не вошёл, остановился у самой двери — и поклонился Виллемине старомодно, всем корпусом:
— Государыню ожидают герцог Ясномысский с сыном.
Виллемине было жаль уходить. Она улыбнулась нашей юной армии:
— Мы вскоре увидимся, мэтры некроманты, — и подошла к Броуку с заметной мне неохотой. Но уже через миг настроила себя на деловой лад. — Прекрасный мессир, этих молодых людей надо разместить. Они нуждаются в еде, нормальной одежде, месте, где можно будет привести себя в порядок. Я бы хотела отметить, что молодые люди — важное и ценное достояние короны, их необходимо устроить как можно лучше.
— Я впечатлён, государыня, — сказал Броук.
— Вы сделали всё идеально, мессир, — сказала Виллемина. — Было бы замечательно продолжать в том же духе.
Я свистнула Тяпку — и Ален печально проводил её незрячим взглядом. Мы вышли из столовой и направились из служебного корпуса Дворца в официальный. Далеко; Дворец всё ещё поражал меня размерами.
— За каждого из этих мальчиков вы отвечаете лично, — сказала Вильма на ходу.
