о том, что это опасное место. А мы не верили… Дураки! Какие же мы дураки!»
И в туже секунду ответ пришел сам собой. Тот самый, который она из-за своего упрямства гнала от себя все это время. Единственный человек, которому следовало рассказать эту историю, был Николай. Кто как не он, мог бы разобраться во всем этом. Но она, как всегда, сглупила, решив, что вызовет в нем только усмешку.
Размазывая по лицу слезы, Полина неслась через поле — падала, вставала и снова падала на четвереньки, утопая с головой в высокой траве, но продолжая ползти в сторону деревни.
Когда подбежала к изгороди первого дома, то повалилась на нее, не в силах удержаться на ногах. Остатки забора рухнули, но Полина, разодрав подол платья о ржавые гвозди, упрямо двинулась наискосок, чтобы сократить расстояние. Ее мотало из стороны в сторону, в висках стучала кровь, а горло, словно жестокой рукой, сжало от ощущения ужаса и обреченности.
При виде полыхающей избы крик застрял у нее в горле. Полина закрыла лицо руками и закачалась из стороны в сторону. «Не успела… не успела…». Она не могла даже представить, что бы смогла сделать, окажись здесь чуточку раньше. При виде закопченных стен и бушующего внутри огня Полине стало невыносимо больно. Затылок заломило, бессилие растеклось по позвоночнику горячей волной, будто пламя пробралось внутрь ее и сожгло прежнюю сущность, которую Полина так тщательно оберегала по настоянию матушки и благодаря заботе отца.
Она давно уже не маленькая принцесса. И мир — не сказочный лес. Драконы живут среди людей, меняя обличия, словно маски… И один из них вознамерился свести ее с ума. Завершить то, что когда-то не успел сделать.
Сжав до боли кулаки, Полина стояла так близко к догорающему дому, что чувствовала исходящий от него жар. Пламя стреляло, шипело, плевалось искрами, и сквозь зияющие дыры, бывшие когда-то окнами, ей казалось, что она видит сидящих на полу Кушнера и Аллу…
Это было выше ее сил. Зажав голову руками, Полина вдруг пронзительно закричала:
— Кто ты?! Кто ты, тварь?! Зачем ты это делаешь со мной?!
В мозгу будто взорвалась яркая вспышка. Полина вдруг явственно осознала — что бы это ни было, оно не даст ей выбраться отсюда живой. Губы ее дрогнули в горькой усмешке. Она обернулась, вглядываясь воспаленными глазами в сереющие, утонувшие в зарослях, кривые домишки. Оставаться в Ненастьево было опасно. Эта мысль так ярко пульсировала в мозгу, что Полина без колебаний доверилась ей и попятилась от пожарища.
Следовало спрятаться, пережить эту ночь. А когда станет светло, попытаться найти хоть какие-то следы, которые могли остаться от остальных. Ведь никто, кроме нее, не сможет рассказать о том, что с ними произошло…
Зажав рот рукой и давясь слезами, Полина побрела прочь, к лесу, решив спрятаться в густых зарослях. Осторожно ступая по траве и стараясь держаться самых темных мест, она метр за метром, уходила дальше. Когда под ногами вдруг оказалось какое-то светлое пятно, сердце дернулось и провалилось к желудку. Полина замерла, а затем, склонившись, нащупала что-то мягкое. Подняв находку, она узнала ее — это было розовое полотенце Аллы.
Полина подняла руку с зажатым полотенцем и открыла было рот, чтобы позвать Кушнера и Аллу, но тут же захлопнула его, услышав, как где-то треснуло стекло. Втянув голову, она замерла, пытаясь понять, откуда доносится звук. От напряжения моментально свело шею и заболели плечи. Осознание того, как обострились все чувства, пугало. Кажется, даже малейший шорох листьев отдавался в голове рокочущей канонадой. Мгновение радости тут же сменилось липким страхом — если это они, то почему сами не позвали ее? Или… если они все же погибли там, в огне, то кто тогда бродит по деревне?!
Она стала судорожно тереть полотенцем влажные ладони. Затем, спохватившись, присела рядом с кустом акации и натянула капюшон пониже. Дыхание стало поверхностным, едва различимым, будто организм сам старательно решал эту задачу, не будучи уверенным в том, что она сможет успокоить нервы.
Кроме нее деревне определенно кто-то был. Нет, Полина не слышала шагов, да и звук битого стекла был единственным, что указывало на присутствие неизвестного. Но она вдруг почувствовала, как изменилось все вокруг: напряжение сквозило в воздухе все это время, но даже оно стало другим — тяжелым, тягучим и черным, словно смола… Полина физически ощущала этот страх — желудок болезненно сжался, во рту появился болотный привкус, будто она выпила стакан грязной воды. Нужно было принимать какое-то решение — уходить, бежать, спрятаться. Но следовало сделать это как можно тише, чтобы не привлечь внимание того, кто сейчас бродил от дома к дому. Этот кто-то искал ее…
Согнувшись, Полина с трудом заставила себя повернуться спиной к деревне. Ей мерещилось, что в любую секунду вслед ударит молния и испепелит ее, не оставив и следа. Она сама себя выдала, когда закричала около горящего дома…
Дорога к лесу стала самой долгой дорогой в ее жизни. Каждый шаг, каждая секунда были наполнены смутным ожиданием скорого конца, а перед глазами успели промелькнуть все самые лучшие моменты жизни. Неужели когда-то она действительно думала, что, кроме скуки и тоски, ничего не было?
«Господи, какой же глупой я была! И как много отдала бы сейчас, чтобы оказаться опять на встрече с поэтессой Душко… — сглотнула вязкий ком Полина. — И в театр бы пошла одна, и с Варей по магазинам, и к матери на грядки, и в монастырь… — Глаза опять заволокло горячими слезами. — На море бы поехала, в конце концов! И не смотрела бы на Николая глазами бешеной селедки! Дура!»
Миновав старое кладбище, Полина побежала к опушке, уже почти различая стволы деревьев, — неминуемо наступал рассвет, а значит, скоро и она окажется как на ладони. Вступив в лес, не сдержалась и обернулась. Темную фигуру под старой яблоней заметила не сразу. Темное пятно вдруг сдвинулось в сторону, и воспаленный взгляд моментально это отметил. Полина не сразу поверила собственным глазам. Замерла, не в силах пошевелиться, уставившись в одну точку будто в полной прострации. Боль в стертой пятке прошлась судорогой до бедра, моментально отрезвив и вызвав тихий вздох.
Полина отступила, продолжая смотреть и пытаясь понять, кто находится на краю деревни. Но было слишком далеко и еще слишком темно, чтобы можно было определить — мужчина это или женщина. Да и человек ли вообще… Все перемешалось в голове, завязалось в тугой узел, который она не в силах
