любопытством ждать продолжения. Яна не сказала ему заранее, чем таким Манцевичи занимаются после ужина, но заверила, что уж Степану должно понравиться. И взгляд был такой хитрющий, что у самого Степы появились сомнения в безопасности этих игр.
— Для тех, кто у нас впервые, — Анна Янушовна улыбнулась будто специально маме Степана, — объясню, что вас ждет. Мы играем в Крокодила… или шарады, если угодно. Принцип всем знаком: нужно без слов рассказать, что тебе загадали. Но у нас необычные задания, мы используем целые фразы, которые обычно…
Тут многие засмеялись, а веселящийся Сергей подсказал:
— Мы все еще уверены, что Яна все-таки что-то курит, когда эти задания придумывает.
Анна Янушовна, хоть и посмеялась вместе со всеми, строго погрозила Сергею пальцем:
— Не наезжай на мою внучку! У нее просто фантазия богатая.
Степан, вспомнив затейника-Артура, героя Яны, прыснул со смеху. Интересно, в семье-то знают, насколько богатая у Яночки фантазия? Это даже веселило. Степан был абсолютно уверен, что реальный сексуальный опыт Яны равен нулю. Но при этом пишет она такие сцены… Видимо, теоретические познания даже слишком глубоки.
Яна как раз вернулась, неся с собой свой iPad и какую-то коробку. Она залезла с ногами на диван и села на спинку, возвышаясь теперь надо всеми, широко улыбнулась и весело спросила:
— Ну что, кто первый?
Одна из веселых подружек Анны Янушовны — ее звали Эльза Михайловна — бодро вскочила на ноги и бесстрашно засунула руку в коробку, пошуршала там, вытащила ярко-красный листочек, осторожно развернула его, весело расхохоталась и вышла на импровизированную сцену. Пальцами показала два, Яна охотно перевела:
— Это значит, что у нее два слова.
А потом началось что-то крайне смешное. Бойкая бабулька прыгала, смешно расставляла ноги, корчила рожицы, пока все вокруг пытались отгадать, что же такого Яночка в записке написала. Минут через семь выяснили: рожденный богомолом. Степан с опаской посмотрел на свою девушку… Кажется, это он недооценил ее фантазию.
После было немало ну очень странных фраз, вроде “по стене ползет пельмень”, “синие черти в кабриолете” или “жаркие пляски трех бурундуков”. У Степана от смеха болели не только щеки, но и вполне себе натренированный пресс, он впервые увидел своих родителей в неожиданно комическом амплуа, мысленно пожелал себе такой же прыти в семьдесят лет, как у подружек Анны Янушовны, а еще окончательно понял: Яна только кажется тихой и скромной. Нет, она тоже умеет быть веселой, может шутить и подкалывать брата, просто для этого ей нужны близкие люди рядом.
Степан, как ему казалось, напротив — впервые при родителях раскрылся со своей актерской стороны. Той, которая вроде как является неотъемлемой частью его самого, но при этом все же не демонстрируется постоянно. Он тоже шутил, тоже дурачился, тоже смешно прыгал перед всем честным народом, его так же подбадривали и хвалили за находчивость.
И всегда краем глаза он наблюдал за Яной. На ней была кофта со свободным воротом и широкими рукавами, и Яна казалась еще более хрупкой, чем обычно. Он только сейчас обратил внимание, что у нее очень красиво выделяются ключицы. Яна не была худышкой, она казалась мягкой и нежной, а эти выступающие ключицы… иногда Степану казалось, что он просто застывает, смотря на нее.
Забавно, что в универе она — колючий ежик в тяжелых ботинках, прячет взгляд за очками, а свою внешность — за яркими прядями волос. На том свидании в Астаховской усадьбе Степан увидел другую Яну. Красивую, нежную, безумно привлекательную, а еще немного хитрую и игривую. Здесь же, в кругу семьи, он, пожалуй, впервые увидел ее настоящую: веселую, домашнюю, какую-то… родную?
Записочек в коробке Яны хватило на два круга с запасом. Хватило бы ровно на два, но остались лишние из-за неучастия Ангелины — та категорически отказалась играть, и потому что Аленка — двоюродная сестра Яны — после первого круга окончательно слиняла куда-то, кажется, в игрушки резаться.
После, к удивлению Степана, предполагалось еще и выбрать победителей, для этого каждый писал на крохотных листочках три имени, называя тех, кто сегодня был смешнее, находчивее и убедительнее. Первый приз заняла бесподобная Эльза Михайловна — вот в ком пропадал талант комика. Ей вручили пузатый бутыль с домашней наливкой и большую шоколадку. Шоколадку вручили и смущенной Миле — Степан тоже вписывал ее имя, потому что та сегодня тоже была бесподобна. Третье место отошло Яниному папе, он свою шоколадку отдал дочери.
Уже давно стемнело, и Степан увозил родителей на своем автомобиле, поэтому уходили они одни из первых. Степа едва успел украдкой поцеловать Яну, прежде чем пришлось выходить на улицу.
В груди ворочалось неприятное чувство: больше всего хотелось забрать Яну с собой. Привести с собой домой, выпить еще чаю на кухне, налюбоваться, послушать еще ее голос… Степан потряс головой, прогоняя мысли о том, чем еще они могли бы заняться, и послушно немного прибавил скорости — его родителям завтра обоим к первым парам, так что нужно поспешить лечь спать.
Степан уехал раньше, повез родителей, а вот Мила осталась до конца, весьма правдоподобно играя пай-девочку. Она помогла чуть прибраться, охотно участвовала во всех обсуждения и чертовски мило краснела, когда бабуля принималась ее нахваливать. Яна прям залюбовалась подругой.
Янушевская “рыбка” уже давно умотала на такси. Первая, хотя ей с утра никуда не нужно. Януш уже сидел за пианино и играл что-то незнакомое Яне — явно не классика. В детстве у них все же были разные увлечения. И, откровенно говоря, ни у нее, ни у брата не получилось заняться этими увлечениями всерьез. Возможно, Януш мог бы стать известным пианистом — у них обоих хорошо получалось, но только он делал это с удовольствием, а Яна просто отбывала свои годы в музыкалке. В теории, у нее тоже были хорошие данные: слух у обоих идеальный, пальцы тоже у обоих длинные, только Яне еще досталось шило в попе, которое не давало сидеть и разучивать партии.
Помня о том, что Мила тоже когда-то ходила в музыкалку, Яна все пыталась подтолкнуть ее к Янушу — дескать, иди, поговори, поиграй. Но та качала головой и продолжала вытирать тарелки. В целом, в доме из гостей осталась только она, даже Юлька уже уехала. Поэтому, когда посуду отправили обратно в шкаф, а из гостиной убрали все следы творившегося здесь бардака, Яна собралась все же провожать подругу.
— Да мне недалеко совсем. Тут, на этой же улице.
— И куда
