пара сгоревших лодок. Горючая жидкость догорала, в воздух поднималась черная копоть. Пляж был безнадежно испорчен, купаться на нем было нельзя, но высадка испанских конкистадоров не состоялась. Очередная попытка вторжения на южноамериканский континент была отбита.
Вместе с тем граф Орловский понимал: это еще не победа. Испанская армада отошла от берега в поисках нового места для высадки. Побережье слишком велико, пригодных для высадки бухт слишком много. Нужно возвращаться в Теночтитлан, чтобы предупредить: вторжение испанцев неизбежно.
Я, на следующий день
Наконец, пришли и за мной. Храмовые служители схватили меня под руки и поволокли на допрос к Верховному жрецу Урумбо.
Теперь я смог разглядеть этого человека поближе. На нем была расшитая золотом одежда — похожая на ту, в которую одевался Великий инка, — но головной убор был другим. Вместо шерстяного венка с золотыми украшениями, Верховный жрец имел на голове нечто вроде украшенного золотом колпака с меховой оторочкой.
Выражение на лице Урумбо показалось мне неожиданным: Верховный жрец как будто мне соболезновал.
Меня вволокли в его кабинет и поставили на колени. В кабинете, кроме меня и Урумбо с его охранниками, находился также Пегий. Создатель вселенной был заточен в золотую клетку и выглядел чрезвычайно грустным.
— Приветствовать тебя! — сообщил Пегий при моем появлении.
— До протечки пока не добрался, — сразу сообщил я, предвидя вопрос.
— Я видеть, — уныло согласился Пегий.
Все это время мы беседовали на русском. Урумбо ловил каждое наше слово, но, ясное дело, не понимал. Наконец, вскричал на кечуа:
— Да что же вы на ногах стоите, Андрей!
Затем Верховный жрец обратился к охранникам:
— Поднимите же его, поднимите!
Меня потянули вверх и поставили на ноги.
— Ну как же так? Как же это? — заговорил Урумбо с печалью в голосе.
Я немного оторопел. Не такой я представлял себе встречу с человеком, оспаривающим власть над великой империей.
— Что, извините, это?
— Да вот все это: животное неизвестное, разговоры с ним душевные. Нельзя же так. Право слово, нельзя!
Я всерьез озадачился.
— Вы меня-то поймите, — продолжал Верховный жрец. — Докладывают, что схватили человека, разговаривающего с неизвестным животным. И какого человека?! Дорогого гостя и доверенное лицо Великого инки! Вы хоть представляете, в какое неудобное положение меня поставили? Что мне теперь делать прикажете? Отпустить вас я не могу, не имею права. Вы не глядите, что я верховный жрец, здесь у нас целая жреческая коллегия. Чуть что, настучат Виракоче…
— Это солнечному божеству? — уточнил я.
— Ему самому, кому же еще? Что мне делать прикажете?
— Отпустите нас.
— А, была не была! — махнул рукой Верховный жрец. — Быстрее с формальностями покончим, и идите себе восвояси. О чем вы там со своим животным беседуете?
— Ну, о разном, — скромно сообщил я.
— О чем именно?
Я насторожился. Кажется, Верховный жрец был из тех людей, которые мягко стелют, да спать после этого жестко.
— Вы сами слышали. Я издаю звуки в ответ на его животное бормотание.
— Нет, вы разговариваете! — взволновался Верховный жрец. — Не обманывайте меня, я хочу помочь.
— Ну, хорошо, обманываю, — признался я, желая сгладить очевидную промашку. — Прошу прощения, это я от испуга соврал. Мы действительно разговариваем.
— Разговаривайте на кечуа.
— Это животное не понимает кечуа.
— На каком же языке вы в таком случае общаетесь?
— О! — сообщил я, понижая голос. — Это древнейший из всех языков на земле. Понимать его могут лишь посвященные.
— О Виракоча! — воскликнул Урумбо. — Наконец-то мы, двое посвященных, нашли друг друга! Рассказывайте мне все, брат мой! Рассказывайте, чтобы должностные обязанности не помешали мне поскорее освободить вас из неволи. Как, вы говорите, этот язык называется?
— К сожалению, не могу перевести слова священного животного на кечуа: аналог отсутствует. Если очень приблизительно, название можно перевести как: очень древний язык.
— В таком случае переведите, что говорит ваше священное животное.
— Оно говорит весьма любопытные вещи. Это животное — прорицатель, это пронзает своим взором настоящее, прошлое и будущее и рассказывает обо всем, что удалось лицезреть.
— Ой, как интересно! — чуть не захлопал в ладоши Верховный жрец. — Что же ему удалось лицезреть в настоящем, прошлом и будущем?
— Я не могу сказать.
— Но почему??? — обиделся Урумбо. — Я объяснил, в каком неудобном положении оказался. Неужели не желаете оказать мне дружескую помощь?
— Желаю, — сообщил я. — Но это не так просто. Чтобы я смог переводить вам хотя бы некоторые пророчества этого животного, необходимо, чтобы… — я на секунду задумался, потом закончил неожиданно для себя самого, — чтобы я стал храмовым служителем.
— Что?
— Чтобы я стал храмовым служителем, — повторил я намного уверенней.
— Ах ты, солнечный Виракоча! — запричитал Верховный жрец. — Да ведь это сложно, Андрей. Жреческая коллегия…
— Не сложней, чем переводить с древнего языка священного животного. Для справки: никто, кроме меня, этот древний язык не знает. Поэтому, если со мной что-нибудь случится…
— Что вы, что вы! — замахал на меня руками Урумбо. — Это не я придумываю! Это даже не жреческая коллегий, а солнечное божество Виракоча! Постоянно требует жертвоприношений, понимаешь. Сколько ему не объясняй, сколько не веди воспитательную работу, все без толку. Между прочим, откуда оно взялось?
— Кто?
— Священное животное.
— Я вызвал его из бездны, — сообщил я.
— Вы можете вызвать кого-нибудь еще?
— Вы пытаетесь подловить меня на противоречии, Урумбо, — заявил я, полностью раскусив двойную игру Верховного жреца. — Но я не настолько глуп, чтобы попасться. Если бы я мог, я непременно вызвал бы, и священные животные освободили бы меня, а ваш позолоченный храм разнесли на куски. Нет, к сожалению, я не могу никого вызвать. Но священные животные меня хватятся и придут за мной, остается лишь дождаться. Когда это случится, вы пожалеете, что не приняли меня в свой храм. Пока не поздно, соглашайтесь на мое предложение. Оно прямо-таки роскошное. Если я стану храмовым служителем, то смогу переводить вам прорицания священного животного.
— Что же мне делать? Что делать? — запричитал Верховный жрец. — Если Виракоча услышит ваши слова, он сильно прогневается.
— Если другие священные животные услышат ваши слова, Урумбо, то прогневаются еще больше.
— Не кощунствуй, мальчишка! — не выдержал Урумбо, на секунду раскрывая свое истинное лицо. — Ты угрожаешь не кому-нибудь, а солнечному божеству Виракоче и его служителям. Твое животное не способно ни на что, кроме пустой болтовни. Разве оно может сравниться с Виракочей?! Смешно сравнивать.
— Зачем вы в таком случае со мной разговариваете, уважаемый Урумбо?
Верховный жрец затопал ногами.
— Сердить? — спросил меня Пегий.
— Ага, — подтвердил я. — Ужасно сердится, оттого что не читал Асту Зангасту в оригинале. Такой урод.
— О чем, о чем вы беседуете? — воскликнул Верховный жрец.
— Мое животное высказало пророчество
