улыбаясь, сказал Гарибов.
— О чем ты с ней говорил? — спросил Воронков.
— Александр Иванович, послушай, зачем это тебе знать? — с показным удивлением всплеснул руками Гарибов.
— Надо!
— Так тайна следствия!
Воронков усмехнулся:
— Она проходит в качестве пострадавшей по моему делу.
— А по моему делу она проходит в качестве подозреваемой, — возразил Гарибов.
Воронков догадался, что он не хотел давать информацию по Егоровой.
— Так что, Видади Назарович, мне к руководству идти? — пригрозил Воронков.
— Послушай, какой ты горячий, — дал задний ход Гарибов, — от хорошего друга нет никаких секретов…
Воронков поморщился — Гарибова он своим другом не считал.
— Жалобу на нее написали, что она хотела обворовать порядочных людей, — закончил речь Гарибов.
— Кого это она хотела обворовать? Каких — «порядочных»? Тех, что пытались ее изнасиловать? — с сарказмом поинтересовался Воронков.
— Вот и я говорю — кого обворовать, зачем обворовать? Но жалобу надо проверить, — проговорил Гарибов.
— Понятно! — проговорил Воронков.
— Вот и мне понятно, — поговорил я с девушкой, хорошая девушка, красивая.
— И куда же она делась? У нее в городе ни кола, ни двора…
Гарибов пожал плечами:
— Не знаю, наверно домой уехала. Что ей в городе делать?
Воронков мазнул взглядом по лицу Гарибова: лицо его было вполне европейское, и Воронков поинтересовался:
— Извини, Видади Назарович, а ты кто по национальности?
Гарибов удивился.
— Азербайджанец я. Зачем тебе моя национальность?
— Потому что мне не хотелось бы думать, что ты помогаешь преступникам, потому они одной с тобой национальности, — с недвусмысленным намеком проговорил Воронков.
— Обижаешь честного человека! — обиженно проговорил Гарибов и поднялся. — Пойду-ка я к себе. Знаешь — много дел.
Гарибов вышел из кабинета. Однако оставил дверь приоткрытой, и Воронков, чертыхнувшись, встал, чтобы ее прикрыть, но, подходя к двери, он услышал в коридоре разговор: молодой человек спрашивал, как найти следователя, который занимается уголовным делом на кавказцев, недавно напавших на девушку.
— Слушай, я следователь, зачем тебе еще один следователь? — послышался голос Гарибова.
Воронков выглянул в коридор. Рядом с Гарибовым стоял молодой человек в дорогом костюме: выглядел он как подающий надежды адвокат — телосложением смахивал на знак вопроса, очки в золоченой оправе, тщательно зачесанные на уже лысеющий лоб, редкие темно-русые волосы, держится уверенно.
— Слушай, кто ты? Почему тебя волнует это дело? — раздраженно продолжал Гарибов.
Молодого человека это ничуть не смутило, и он с подчеркнутым спокойствием ответил:
— Я адвокат Водолазов.
— У них уже есть адвокат, я тебя не знаю, — сказал Гарибов.
— Они меня не интересуют, — бесстрастно произнес Водолазов.
— А что тебя интересует тогда?
— Девушка. Я хочу найти девушку.
— Ах, эта! Она мошенница, ее хотели арестовать, но она убежала. Теперь ее будут искать по всей стране, — злобно проговорил Гарибов, повернулся и пошел в сторону своего кабинета. Водолазов остался на месте, и Воронков подошел к нему и задал вопрос:
— Вас интересует девушка?
— Нет! — ответил Водолазов.
— Но Вы же спрашивали о ней, — напомнил Воронков.
— Спрашивал, но теперь она меня не интересует.
— Если не секрет — почему вы ей интересовались? — спросил Воронков.
— Секрет, — сказал Воронков.
— Интересно, — проговорил Воронков. — Я следователь, который ведет уголовное дело по факту нападения на девушку, и от меня у вас какие-то секреты. От меня не может быть секретов.
— Это не связано с вашим уголовным делом, — проговорил Водолазов и взглянул на часы, давая понять Воронкову, что у него нет времени. — Я могу идти?
— Разумеется, — сказал Воронков и вернулся в кабинет.
Он открыл сейф, вынул оттуда большую пачку уголовных дел, положил их на стол и стал их просматривать. Дела, которые надо было сдавать в суд, он откладывал в сторону. Этим делом он занимался почти до обеда, и когда он сложил дела обратно в сейф и собрался уходить на обед, в дверь кто-то постучался.
— Заходите! — громко сказал Воронков, и в кабинет вошел адвокат Гурбанов с коричневым портфелем в руке. Гурбанов был не самый лучший адвокат в городе, однако защиту азербайджанцев всегда доверяли ему. Поэтому Воронкову приходилось сталкиваться с ним часто.
— Здравствуйте, Александр Иванович! — с широкой улыбкой поздоровался он и протянул руку. Весь его вид показывал, что он готов обнять следователя, точно своего ближайшего родственника.
— Здравствуйте, Агабейли Халилович! — сказал Воронков и вместо рукопожатия показал на стул сбоку стола.
Гурбанов сел на стул и с той же улыбкой поинтересовался:
— Как Ваше здоровье, уважаемый Александр Иванович?
— Не дождетесь, — холодно пошутил Воронков и задал вопрос: — Агабейли Халилович, у вас какое-то дело имеется?
— Ах, дела, дела! Какие дела? — притворно вздохнул Гурбанов. — В такой день надо сидеть в лесу с друзьями, чтобы дымился мангал, есть шашлык, пить вино…
Воронков перебил его:
— Агабейли Халилович, у меня нет времени, какое у вас дело?
Гурбанов полез в портфель, вынул исписанный лист бумаги и положил его перед Воронковым.
— Уважаемый, есть дело, вот какое дело — девчонка перед тем, как сбежать, написала признание, что ее никто не трогал, и наоборот, она напала на них, чтобы ограбить их.
Воронков придвинул к себе лист бумаги, внимательно прочитал текст, затем взглянул на Гурбанова, — тот самодовольно улыбался.
— И что вы хотите? — бесстрастно спросил Воронков.
— Приобщить этот документ к делу и отпустить невиновных людей.
— Хорошо, — сказал Воронков. — Я подумаю над этим.
Затем в кабинете на минуту повисла тишина, наконец Гурбанов, видя, что Воронков не склонен продолжать разговор, поднялся и ушел.
После его ухода Воронков вынул из сейфа уголовное дело на азербайджанцев и открыл его на странице, где имелись показания написанные рукой Нади Егоровой. Рядом со страницей он положил письмо, переданное Гурбановым, и сравнил, — на первый взгляд оба документа были написаны одной и той же рукой.
— Понятно, — тихо проговорил Воронков и еще раз внимательно прочитал письмо Нади Егоровой, в котором она писала, что это она напала на мирно прогуливающихся по ночному городу азербайджанцев, чтобы ограбить их.
Воронков усмехнулся: «Хрупкая девушка напала на пятерых крепких парней, вооруженных ножами? Это что-то новое!»
Тут взгляд Воронкова упал на дату, которым было помечено письмо и он замер — письмо было датировано сегодняшним утром!
— Ах, черт! — воскликнул Воронков и поспешно поднял трубку телефона. — Петр Иванович, ты на месте?
— Да, — послышалось в трубке. — Что у тебя случилось?
— Сейчас приду, — сказал Воронков, бросил трубку и быстро вышел из кабинета.
Ночью Надя плохо спала: она размышляла над тем, стоит ли ей писать то, что требует Гарибов, и жалела себя. В общем-то, картина была безнадежная: если она не напишет признание в нападении на азербайджанцев, то ее могут убить, или что
