взглядом на свои руки. Пальцы сцепила так, что аж костяшки побелели: она хотела почувствовать боль, надеясь, что та поможет собраться и придумать что сказать, чтобы разрядить ситуацию, прервать это затянувшееся молчание… Но она даже боли сейчас не чувствовала.
— Это тот магистрант, Степан Булгаков, да?
Яна кивнула. Она понимала, что Вадим наверняка уже все пробил, узнал про Степана все, что можно узнать из полицейских баз, но вряд ли там писали, что с этого воскресенья Степан Булгаков встречается с Яниной Манцевич.
— Понятно, — вздохнул Вадим.
И тут Яну прорвало, она заговорила быстро-быстро, боясь потерять старого друга:
— Прости меня, пожалуйста, я не должна была соглашаться пойти с тобой в театр. Понимала же, что это не просто спектакль, что ты имеешь в виду еще что-то, но все убеждала себя, что нет, мы просто по-дружески сходим на спектакль. И я тогда еще не начала встречаться со Степаном, но так уж вышло… — она остановилась, чтобы вдохнуть больше воздуха, и тут же зачастила дальше: — Я очень ценю тебя, но только как друга. Прости пожалуйста, если дала тебе повод считать иначе… И прости, если сейчас говорю бред, который тебя еще больше обижает.
И замолчала, едва сдерживаясь от желания обнять себя руками: уж слишком неуютно ей вдруг стало на этом подоконнике. Вадим же в ответ грустно улыбнулся и спокойно, не теряя самообладания, ответил:
— Не переживай, Ян. Я все понимаю. И я не в обиде. Мы ведь все еще друзья?
И он протянул ей по особому сложенную руку, Яна с грустной улыбкой сцепилась с ним ладонями и большими пальцами и устроила то, что они в детстве называли “битва мозгов” — это когда своим большим пальцем пытаешься прижать большой палец оппонента к кулакам. Кто победил — тот и умнее. Яна с Янушем раньше постоянно выигрывали — у обоих пальцы длинные, но гибкие и сильные — это из-за занятий музыкой. Сейчас же Вадим легко ее победил. Оба рассмеялись несколько облегченно.
А прозвеневший звонок вообще оказался как нельзя кстати.
Она вскочила с подоконника скорее испуганно, чем из-за желания вовремя прийти на пару: просто не ожидала, что прозвенит звонок. А Вадим встал со своего места спокойно, мягко улыбнулся ей и уточнил:
— Я надеюсь, мое предложение пойти на свидание не заставит теперь тебя меня избегать? Ты по-прежнему можешь обращаться ко мне за помощью. Я всегда тебе помогу.
Яна кивнула. Вадим взял свою кожаную сумку с ноутбуком и вскоре скрылся в толпе студентов, спешащих на пары. А Яна осталась стоять у подоконника.
Думала она не только о том, что вряд ли теперь действительно обратится к Вадиму за помощью с той же легкостью, что и раньше. Но все же… она вдруг поняла, что совсем забросила своих старых друзей. А так не должно быть. Им нужно непременно снова собраться. Большой компанией. Только где, если многие сейчас уже захотят прийти со своими вторыми половинками?..
Нужно будет у Степана спросить — он-то знает толк в развлечениях.
Степан опаздывал. Не так чтобы критично, всего на десять минут, но Яна начинала волноваться.
Договорились встретиться в кафе, а потом поехать на выставку современной фотографии. Януш пару дней назад был там со своей воблой, и ему даже понравилось, хотя брату редко заходило что-то подобное. Однако макросъёмка и общая тема выставки “Красивое в обыденном” в этот раз у Януша почему-то вызвали восторг.
Яне даже интересно стало, что такого разглядел на фото ее близнец, считающий что искусство на музыке начинается и заканчивается.
Яна же, напротив, любила выставки. В их город что-то стоящее привозили нечасто, но все же раза три-четыре за год появлялись интересные вещи. И хотя ей самой была интереснее живопись, сообщение о том, что выставка приехала к ним после Нью-Йорка, порядком интриговало.
Яна глотнула облепиховый чай, который уже начал остывать, и уставилась за окно. Большие, натертые до блеска — было так уютно сидеть за толстым прозрачным стеклом, смотреть на падающие сверху снежинки, на начинавшие зажигаться фонари и иллюминации на деревьях и столбах, на спешащих по своим делам прохожих… мечтать о новом годе, что впереди обязательно ждет только хорошее и…
Яна резко выпрямилась и чуть не опрокинула высокий стакан с чаем: у тротуара остановилась машина Степы. Яна уже приготовилась встать, радостно встретить своего парня, но Степан был не один. Он вышел из машины, а потом галантно — как и всегда — открыл дверцу красивой статной девушке в белой норковой шубе.
Они пару минут любезничали, источая друг другу улыбки, затем Степан двумя руками нежно пожал руку девушки, и та утонула в его ладонях…
Глаза запекло, и Яна моргнула, стараясь не заплакать. Она тут его ждет, а он!..
Степан вошел в кафе, с такой знакомой улыбкой на лице, сразу нашел ее взглядом… Но сама Яна замечала только, как на него пялится официантка и две девчонки за столиком у входа. Нет, не зря она всегда считала, что красавец парень ее с ума сведет. Так и происходит.
Яна глубоко вздохнула и, быстро накинув пальто и схватив сумку, пошла на выход. Жаль только, что выход располагался там же, где был Булгаков. Проходя мимо него, она ловко увернулась от объятий.
— Оу, мы опаздываем? — Степан тут же развернулся и пошел за ней следом.
И дверь снова открыл и придержал, пока она выходила.
То, что ей раньше так нравилось в нем, теперь раздражало. И Яна не стеснялась признаться себе, что дело было в отношении: она считала себя особенной для него, а оказалось, что Степан Булгаков со всеми себя так ведет. Не только с ней.
— Яна! Да что с тобой?! Стой, Яна! — Степан обхватил ее за локоть и настойчиво повернул к себе. — Что случилось?
И от этих встревоженных интонаций, от ласкового голоса стало не по себе. Стыдно стало.
Яна робко глянула на него исподлобья, поежилась и буркнула:
— Мы правда опаздываем.
Степан кивнул, но видно было, что не поверил. Достал ключи из кармана, протянул ей:
— Хочешь повести?
— Нет.
— Ладно.
Пискнула сигнализация, и Степан открыл ей дверь. Сейчас это показалось насмешкой, и Яна снова разозлилась.
— Так в чем дело? — тронувшись с места, спросил он.
— Кто была эта девушка?
— А, это наша бывшая клиентка, — с облегчением рассмеялся Степан.
Яна недоверчиво покосилась в ответ, но немного расслабилась: по нему было видно, что не врет. Стало еще более стыдно, и Яна