и с терпением матери объясняет мне то, что я успел забыть. Половину из того, что я знаю – словно закрылось. Воспоминания приходят легко. Стоит только услышать, что этот цвет зелёный, а эта фигура имеет четыре угла, как это тут же восстанавливается в памяти. Хуже всего обстоит с речью. Как я ни стараюсь, чёткие звуки у меня не получаются. Звук собственного голоса пугает, и я стараюсь молчать.
– Лёша, повтори, пожалуйста, – умоляюще просит Ирина Андреевна, но я упрямо мотаю головой, сжимая губы.
Я могу сидеть, вставать, передвигаться по палате, немного волоча правую ногу. Даже криво улыбаться. И у меня появляется надежда, что я снова стану, если не прежним, то хотя бы нормальным человеком. Но эта надежда исчезает, стоит только вернуться домой.
Я прекрасно помню, что сказала моя жена доктору. Любящая и проливающая слёзы на людях Марина, избегает даже смотреть в мою сторону. Словно от этого она может заразиться. Не говоря уже о том, чтобы помочь одеться или умыться. Нормально ел я последний раз в больнице. Фрукты, что принесли ребята с работы, почти заканчиваются, а дома есть нечего.
Марина уходит на весь день. Спросить её, где она пропадает, я не могу, так же как и попросить о чём-либо. Мою «речь» она не понимает. Точнее даже не пытается. Если я стараюсь её позвать, то в ответ вижу лишь брезгливое выражение лица, и моя жена отходит как можно дальше.
Марина опять уходит. Решаю, что её снова не будет целый день, но я ошибаюсь. Она возвращается с полными пакетами. Значит, ходила за продуктами… И я как ребёнок радуюсь этому. Но в пакетах лежат не продукты, а одежда. Женская одежда. Марина достаёт чемодан, с которым мы ездили в свадебное путешествие, и принимается складывать в него новые вещи. Молча. Но уже перед уходом она разворачивается и бросает мне в лицо:
– Надеюсь, когда я вернусь, тебя здесь не будет.
Смотрю на женщину, которую до безумия любил. Понимаю, что сейчас я ничто, но должно же быть хоть какое-то чувство сострадания? Ведь без помощи я не справлюсь.
Но его нет.
– Что? Молчишь? Господи, какой же ты… жалкий. – Марина выплёвывает слова с таким презрением, словно хочет избавиться от гадкого вкуса. – Жалкий, убогий и мерзкий. Ты ведь не мужчина, а так… существо. Видеть тебя не могу! И почему ты только не сдох?! Чтобы не было вот этого вот… – Ещё один презрительный взгляд и взмах рукой. – Было бы намного проще…
Она подхватывает ручку чемодана, поправляет ремешок брендовой сумки, купленной когда мы были в отпуске по цене моей зарплаты, и идёт на выход. Звук защёлкнувшего замка звучит как выстрел.
Надя
– Вальтер! Ты зачем залез на подоконник?! Думаешь так увидеть своего хозяина? Скучаешь? – Я чешу лоб собаки. Мокрый нос тут же утыкается в мою ладошку. – Давай слезай! Иначе нам обоим попадёт от мамы.
Мама была не в восторге от такого неожиданного подселенца, но на улицу собаку не выгнала. Пока мама жила у тёти Риты, проблем не было, но она вот-вот должна была вернуться. Надеюсь, что ненадолго. Мы с Вальтером вдвоём чувствовали себя более комфортно.
Я каждый день поднималась и звонила в квартиру Алексея. Сначала мне открывала Марина, орала, что вызовет полицию, но услышав от меня, что я сама с удовольствием расскажу полиции всё про неё, больше не пугала. Я спрашивала, вернулся ли Алексей. Бросив пренебрежительное короткое «нет», она захлопывала дверь перед моим носом. А в последние пару дней, мне даже дверь никто не открывал, хотя я точно слышала, что в квартире кто-то есть.
Даже соседи не знали, куда исчез Алексей. И мне ничего не оставалось, как проверять самой, вернулся он, или нет.
– Вальтер, ну, что случилось?
Пёс скулит и ведёт себя беспокойно. Никогда такого с ним не было. Если, конечно, не считать первого времени, когда он очень скучал по своему хозяину.
Как и я…
Отгоняю непрошенные мысли и, взяв морду в свои ладони, ещё раз спрашиваю:
– Ну, что случилось?
Вместо ответа Вальтер опять скулит, глядя на меня своими умными глазами.
– Пить хочешь? Или гулять?
При слове «гулять» Вальтер оживает, проявляя нетерпение.
– Сейчас, потерпи немного.
Вообще-то я уже с ним гуляла, но раз хочется, то почему бы и нет? Тем более я первый день в отпуске.
Выгуляв Вальтера, решаю подняться в квартиру Алексея снова. Нажимаю на звонок и жду. Опять тишина. Уже собираюсь уйти, как дверь неожиданно открывается, и я, хлопая глазами, смотрю на незнакомого мне мужчину. Неужели эта курица завела любовника? У мужчины закатаны рукава, и по его виду не скажешь, что он зашёл на минутку. Я замечаю несколько мокрых пятнышек на его рубашке. Словно от брызг. Он что, мыл посуду?
– Вы кто?
– Вы по объявлению? – Наши вопросы звучат одновременно.
– Да, я по объявлению, – отвечаю уверенно.
Наверное, Алексей дал объявление о пропаже собаки, а я не увидела.
– Детка, а тебе сколько лет? – Меня окидывают оценивающим взглядом с головы до ног. – Медицинское образование есть?
– Есть, – отвечаю на автомате. – Красный диплом колледжа государственного медицинского университета. А при чём здесь это? – таращусь на мужчину.
– Нам нужна женщина с медицинским образованием, и желательно старше сорока лет. Но на сорок ты явно не тянешь, – звучит с беззлобной ухмылкой.
– Двадцать три. Скоро будет, – зачем-то уточняю, нахмурившись. Вот зачем ему мой возраст?! Юлька бы его точно послала вместо ответа! – Алексей дома? – спрашиваю в лоб.
Брови мужчины ползут вверх.
– О как?! Ты знаешь Алексея? – Ещё один оценивающий взгляд с головы до ног.
Бесит!
– Вообще-то мы на «ты» не переходили, дяденька, – выделяю интонацией обращение. Мужчина выглядит молодо, лет тридцать, максимум тридцать два, но на меня смотрит, как старый дед. – Я соседка.
– Соседка?! Как интересно! – Он складывает руки на груди, словно я к нему на чай пришла напроситься! – И как зовут тебя, соседка?
– Вы здесь живёте? – игнорирую его вопрос.
– Нет.
– Значит, мы с вами не соседи! Меня интересует Алексей. Он дома?
– Да, – звучит совсем другим тоном. Я не могу понять с чего вдруг такая резкая перемена. – Как зовут