результате наших разговоров, то врачи рядом. Откачают, если что.
Славинов длинно с досадой выдохнул:
— Что же ты упертая такая, а?
Не собираясь сдаваться, я настойчиво повторила:
— Что было в тех бумагах, что отдала тебе Жанна? Она подходила ко мне и говорила про какие-то деньги. Вроде, я ей деньги, она мне документы. Потом подошла к тебе…
Славинов ничего не ответил. Молча сидел, по-прежнему не глядя на меня. Держал мои пальцы в своих, и сжимал челюсти так, что желваки ходили на щеках.
В дверь постучали.
— Простите, мне нужно капельницу убрать, — медсестра стрельнула любопытным взглядом на отошедшего обратно к окну Славинова. Принялась ловко делать свое дело, приговаривая натужно веселым голосом:
— Вот и отличненько. Лекарство прокапали, и теперь все будет хорошо…
— Девушка, — перебил ее Славинов, — врача позовите — я хочу забрать жену домой.
Медсестра мгновенно испарилась, и через минуту перед нами стоял пожилой доктор.
Монотонным голосом, словно на похоронах принялся объяснять мне:
— Ничего страшного не случилось — немного упало давление, плюс жаркий день, а вы, как я понял, несколько часов на ногах на солнцепеке провели. В дальнейшем нужно поберечь себя, а так плод в порядке, показатели у вас все в норме. Меньше нервничать, хорошо питаться и много гулять — вот и все рекомендации.
Врач ушел, а мы с Янисом так и остались в этом подвешенном состоянии недосказанности. Он молчал, стоя ко мне спиной и глядя в окно.
— Янис, пожалуйста, — попросила я жалобно, не в состоянии больше выносить эту тишину.
— Мирослава, откуда у тебя шрам на животе? — прозвучал после паузы вопрос.
— Кесарево сечение, — прошелестела я мгновенно онемевшими губами.
— Значит у тебя был ребенок? Где он теперь?
Славинов отошел от окна и теперь стоял, нависая над моей кроватью. Засунул руки в карманы брюк и смотрел на меня сверху вниз, так что мне пришлось запрокинуть голову на подушке, чтобы поймать его взгляд.
— Она. У меня была девочка, — я изо всех сил заставляла себя смотреть ему в глаза и не отворачиваться.
— Вот как, девочка? И где она теперь, Мирослава?
— Она умерла, — я произнесла эти слова и больше не смогла смотреть в ледяные, не верящие мне глаза. Отвернула лицо и зажмурилась.
— У меня начались преждевременные роды. Пока меня довезли до больницы, пока приготовили к операции, было уже поздно. Она родилась мертвой, — теперь мой голос хрипел и под сомкнутыми веками снова та картина восьмилетней давности: выложенные белой кафельной плиткой стены, безжалостный свет лампы бьет по глазам. Надо мной склоняется лицо врача в маске и равнодушно сообщает: «- К сожалению, спасти ребенка не удалось. Сочувствую.»
«Сочувствую»… Вот и все, что у меня осталось от того дня…
Славинов молчит. Я по-прежнему чувствую на лице его буравящий взгляд.
Наконец он произнес:
— Мир, посмотри на меня.
Я с усилием распахнула глаза. Повисла, подцепленная ледяными крючьями презрения, написанного на его лице.
— Зачем ты врешь, Мирослава? Жанна передала мне документы, из которых ясно, что восемь лет назад, двенадцатого августа, Правдина Мирослава Юрьевна написала заявление об отказе забирать своего ребенка из роддома. В заявлении указано, что пол ребенка мужской. Ты не рожала никаких девочек, Мирослава Юрьевна Правдина. Лгунья Мирослава…
Янис Славинов
— Лгунья Мирослава, — выдохнул я и впился взглядом в ее лицо — реально, в этот момент я и сам верил своим обвинениям. А она просто засмеялась, глядя мне в глаза.
— Славинов, ты идиёт.
Так и произнесла, через букву Ё. Повозилась, удобнее устраиваясь на подушке и не спуская с меня глаз, а меня вдруг отпустило. Словно ее слова пришли и вытолкнули из головы мою дурную подозрительность.
Правда, с чего я поверил этим бумажонкам? По уму надо сначала отдать их на экспертизу, все проверить, и только потом приходить с претензиями к своей беременной жене.
Или вообще не приходить, забив на эту историю, если она вдруг окажется правдой. Кто знает, что пришлось пережить девчонке из детского дома? Может проблемы какие-то были с деньгами, или матери ее, опять же, на лечение деньги нужны были, вот и выступила сур мамой, например. Или еще что…
"Да и хочу ли я знать эту правду? — вдруг пришла мысль и следом ответ: — Ни разу не хочу!"
— Янис, ты уже много чего напридумывал? Может поделишься? — в голосе ежика насмешка, а в глазах тоска. Бля, я точно, идиёт с большой буквой Ё!
— Мир, забей на мои слова! — вернулся, сел рядом, заглядывая в несчастное лицо. Обнял за плечи и потянул к себе.
— Поехали домой? Там Данька уже пять раз позвонил с вопросом, когда мы вернемся.
— Весь праздник парню испортила, — она всхлипнула.
— Не переживай, ничего страшного не случилось — Эльза все взяла в свои руки и веселье продолжилось. Просто Данька до жути за тебя боится, — притянул ее голову к себе на грудь и погладил по торчащим лопаткам. — Совсем ты исхудала, ежик, пора переводить вас с малышом на усиленное питание.
— Почему ты свою маму зовешь по имени? — всхлипнула мне в подмышку, и без всякого перехода пожаловалась: — Представляешь, Амаля знала, что я беременна и ничего мне не сказала. Подруга называется! Вот как так, а?
— Не сердись на нее, Мир. Она умница, твоя Амаля.
— Да?! И в чем же ее ум? Скрыть такую важную информацию — это умно, по-твоему?
— Зато теперь я знаю, что ты захотела быть со мной не из-за ребенка. И не по контракту, а потому что я тебе нравлюсь.
Спина под моей ладонью напряглась:
— Не будь таким самонадеянным, олигарх. Я уже не уверена, что хочу быть с тобой. После твоих обвинений.
— Я уже сказал, забей.
— Думаешь, это так легко?
— Ну прости, Мир. Я реально параноик и везде вижу подставы. А тут как увидел дату 12 августа и год, полное совпадение с Данькиным днем рождения, реально крышу снесло. Вы и правда, очень с ним похожи. У меня уже давно по этому поводу в голове всякая фигня вертится. Даже хотел предложить тебе сделать генетический анализ.
Она ничего не ответила. Лежала на моей груди, сопела и шмыгала носом, а я продолжал гладить ее по спине, очень надеясь, что тема исчерпана.
— Я трижды делала узи. На двух из них мне сказали, что у меня девочка. Результаты у Амали хранятся. И… и выписка из роддома тоже у нее, можешь взять и посмотреть.
— Забудь, говорю.
— Твоя мать обвинила меня, что я потратила деньги, полученные за продажу