телосложению они похожи и мне сразу стало страшно. Честно! — в подтверждение она кивнула головой. — Он нашего пациента «Германцем» называл.
— Немец может? Хотя он не похож на иностранца.
— Да нет же. Именно «Германец».
— Ладно, разберемся. Иди, работай!
Через несколько часов оформления карт лежавших в клинике пациентов, я с нетерпением ждала подругу на обед. Ровно в двенадцать она влетела в кабинет без стука, чем вызвала улыбку на моем лице.
— Ого! Ты чего такая возбужденная?
— Привет! — она села на стул напротив меня и радостно растягивала свои губы в ослепительной улыбке.
— Привет! А где мой обед?
— Ах, да! Вот! — она выложила контейнеры с едой из итальянского ресторана.
— Я вижу в твоих глазах счастье. Колись! — я воткнула вилку в спагетти, накручивая их на нее и отправляя в рот.
— Я беременна!
— Я так и знала! — без доли удивления констатировала я.
— Блин, как?
— Ты на Новый Год только делала вид, что пьешь алкоголь.
— Черт! Ну, да ладно. Тебя вообще ничем нельзя удивить.
— От чего же? Сегодня утром я была крайне удивлена, придя на работу. В моем кабинете восседал такой красивый мужчина, который умудрился лицезреть мою грудь в одном нижнем белье.
— Ого! Что такой красивый? Ты запала?
— Запало мне другое! Его глаза. Они мне показались до боли знакомыми. Он смотрел так, как смотрел на меня только… В прочем, не важно! — я немного подвисла в своих ощущениях.
— Ты серьезно? Ты теперь в каждом мужике будешь искать Марка?
— Я не ищу, Кать! Я вообще никого не ищу. Ты же знаешь, что кроме Артема, мне никто не нужен.
— Так нельзя! А как его зовут?
— Я не знаю. Он поступил с пулевым ранением, и пока я добиралась на смену, прошло много времени, а он отказывался от других врачей. Медсестра сказала, что его называли «Германец».
— Ты серьезно? Криминальные разборки?
— Я не вдавалась в расспросы, ему стало плохо, и я отправилась его спасать.
— Так, а документы?
— Кать, ты серьезно? Я что, по-твоему, первый день работаю?
— Ну, я уточнила! Хоть покажешь его?
— Тебе может фотосессию еще в больнице устроить?
— Пошли, так покажешь! — все не унималась подруга.
— Отстань! Нужно выяснить кто он такой.
Мой телефон на столе просигналил, оповещая о приходе нового сообщения: «Завтра в шесть, напоминаю! Не опаздывай!»
— Черт!
— Что такое?
— Папаша решил вспомнить о дочери. На ужин приглашает.
— Странно! Что на него нашло?
— Не знаю и если честно, и знать не хочу!
— Ладно, если нужна будет помощь, звони!
— Я так рада за тебя! Вы очень долго к этому шли. Влад знает?
— Спасибо! Нет, еще не знает! Думаю, устрою ужин при свечах и сообщу ему. Но наверно лучше после его этой сделки.
— Зачем тянуть? Надень вечером красивое белье, приготовь ужин. Может это повлияет на какие-то его дела. Лучше если он сразу узнает. Так ему будет проще ориентироваться.
— Хорошо, я думаю, ты права. А на счет красавчика, ты подумай. Если он тебе запал… а я вижу, что это так, то не тушуйся. Жизнь продолжается. А эти громогласные намеки судьбы… Может это знак?
— Намеки судьбы, вот это ты загнула! Ахах! — мой истерический смех раздался в небольшом пространстве кабинета.
— Чего ты смеешься? Может серьезно, стоит рискнуть?
— Не знаю. Здесь скорее что-то не реальное. Я как будто посмотрела в глаза Марку. Я не могу объяснить. Ладно, забыли! Тем более я думаю, что у него таких как я целый вагон и маленькая тележка.
— Ну и посиди в этом вагоне, отвлекись!
— Посмотрим.
Я взглянула на часы и разочарованно вздохнула, поняв, что обеденное время закончилось. Катя упорхнула из кабинета. А через пару минут Таня сообщила, что незнакомец пришел в себя. Я собралась с духом и направилась к нему в палату. На мое удивление, он стоял возле окна, смотря куда-то вдаль.
— Как вы себя чувствуете?
Он повернул голову в бок и хриплым тихим голосом ответил мне:
— У тебя золотые ручки, я почти как новенький. Только как будто на отходняке.
— Хорошо, что не было сильной кровопотери. Мне нужны ваши документы, чтобы заполнить карту.
Он прошел к кровати и, взяв с тумбочки телефон, набрал чей-то номер. Строгим голосом приказал принести его документы в палату.
Попросила лечь его, чтобы произвести осмотр. Смерила температуру и давление. Он все также всматривался в окно, избегая взгляда со мной.
— Я надеюсь, криминальных разборок в клинике не будет?
— С чего ты взяла, что я как-то связан с криминалом?
— Это понятно по вашей высокомерной манере общения, ну и по пуле, которую я извлекла из вашего тела.
— И ты не боишься меня спрашивать о таких вещах? Может, я захочу тебя пристрелить.
— Я всего лишь хирург, ну и мне чуточку любопытно.
— Чуточку любопытно… — он усмехнулся, прикрыв глаза.
В палату вошел какой-то верзила и протянул мне увесистую папку.
— Вы что же решили предоставить мне все свои данные? Мне нужен только паспорт, СНИЛС и страховой полис.
— Я всегда вожу все документы с собой. Никогда не знаешь, что может пригодиться.
— Что же ясно!
Он передал необходимые документы мне и уставился обратно в окно. Я открыла паспорт и только после прочтения инициалов и даты рождения, меня парализовало. Я всхлипнул, зажмурив глаза. Меня накрыла волна горького непринятия и гнева. Он повернулся ко мне и смотрел, как я переписываю данные, а по моим щекам скатываются слезинки. Заполнив карту, я всталаи, не смотря в его сторону, направилась прямиком из палаты. Но на моем пути встала персона моего начальника.
— О, Смоленцева! А я тебя как раз ищу. Я смотрю, тебя уже отчитали, судя по твоему лицу. Марк Петрович, не переживайте я решу вопрос с этой сотрудницей и она будет наказана.
Я стояла как вкопанная, пропуская половину слов мимо ушей.
— Вышел отсюда!
Я вздрогнула от тона голоса Марка.
— Не понял? — недоумевал мой начальник. Его такое потерянное лицо я видела впервые.
— ПОШЕЛ ВОН!!!
Виктор Анатольевич с выпученными пешками выбежал из палаты. А моих плеч коснулись горячие руки мужчины, которого я ненавидела сейчас больше всего.
— Убери руки! — шептала я, пытаясь подчинить себе тело от пробиваемой меня дрожи.
— Мира, девочка моя, позволь мне все тебе объяснить?
— Я сказала, убери свои руки! — процедила я сквозь зубы, поворачиваясь и смотря ему в глаза. В них плескался коктейль из боли и печали. А я испытала злорадство от того, что он испытывает то, что чувствовала я все восемь лет без него.
— Мира…
