не права, я не хотел большего. Я знал, что ты — и есть большее. Настоящее. Что встреч может быть много, а любовь — одна.
— Или две, — подсказала я, не в силах видеть его мучения. И чтобы подвести к тому, что он никак не мог произнести. — Мы полигамны, Гарик. Всё не так плохо.
— Видимо, да, — согласился он. — И ты любишь Миро̀. Он — тебя. А я… Я смирился, что свой шанс упустил навсегда. Я хочу, чтобы ты была счастлива, малыш. Я ждал тебя на ужин, чтобы сказать: «Да, я это сделал. Я поднялся. Но не выходи за меня замуж…»
У меня другая, — буквально прозвенело у меня в ушах.
Чёртов козёл! Он сделал это снова. И Миро̀ тут совсем ни при чём.
И, может, я была не права, и он говорил искренне. Скорее всего так и было, но почувствовала себя именно так: словно получила под дых.
— Как её зовут? — выдохнула я.
— Наташа, — виновато пожал он плечами.
— Наташа, — кивнула я. — Чу̀дно.
— Я вас познакомлю, — щедро пообещал Гарик. — Вета должна была ей позвонить. Она сейчас… — У двери раздался грохот, словно кто-то налетел на стул. — А вот и она!
Жиденькое каре. Толстые очки. Метр пятьдесят в прыжке. Джинсы. Толстовка.
Она принесла ему розы, которые он терпеть не мог. И поцарапала его шипами.
Потом села на ногу.
Затем запнулась о провод, отключила датчик сердечного ритма. И на вой сирены сбежалось полбольницы.
— Я жив, жив. Всё в порядке, — успокаивал Гарик персонал клиники.
И посмотрел на меня умоляюще, когда мы остались одни:
— Только ничего не говори, Крис.
— Я почти промолчу. Поделюсь народной мудростью: если твоя баба не может довести тебя до нервного срыва, то это не твоя баба, — улыбнулась я.
— Тогда эта точно моя, — засмеялся Гарик, а потом нахмурился: — Эй, всё хорошо?
— Да. Конечно, — кивнула я, посмотрела на нетронутую батарею стаканов с кофе, что уже принесла Вета и за которым пошла Наташа. — Пойду кофе куплю.
Вышла из палаты, села в холле и заплакала.
И ни один человек на свете сейчас не мог мне помочь.
Я всё испортила сама.
— Ой! — раздалось рядом.
Я подняла глаза. Посмотрела на новую девушку Ротмана, на пол.
— М-м-м, потеряла пятьсот калорий за две секунды? — усмехнулась я. — Уронила пирожок?
— Ага, — она выкинула пирожок в урну, села рядом, протянула мне кофе. — А ты классная.
— Не обольщайся, — отказалась я и встала. — И на счёт Ротмана тоже. Часто бывает, твой новый «принц» — это чей-то бывший «козёл».
Я забрала сумку и уехала, оставив их вдвоём.
Домой? На работу? На квартиру к Ротману собирать вещи? — размышляла я на остановке, пропуская автобусы.
На душе скребли кошки — точно закапывали насранное.
И я не плакала я только потому, что вокруг были люди.
— Мадам, разрешите за вами приударить? — услышала я рядом заплетающийся голос.
Повернулась к изрядно выпившему мужчине.
— Не приубейтесь, — усмехнулась я, когда он споткнулся и неожиданно для самой себя, бросилась наперерез отъезжающему от остановки такси.
— Привет! А Миро̀? — скривилась я от звука болгарки, заглядывая в один из боксов автосервиса.
Болгарка затихла.
— Миро̀ нету. Он здесь больше не живёт, — покачал головой молодой мужчина в рабочем комбинезоне, перепачканный мазутом. — Уехал. Совсем. С вещами.
— А куда?
Он развёл руками.
— А Гамлет?
— И Гамлета нету. Что-то передать?
— Нет, нет, спасибо, — побежала я обратно к машине.
Хорошо, что не отпустила такси: следующим пунктом остановки я назвала «Экос», когда путём несложных вычислений выяснила, что сегодня всё же рабочий день.
— Мирослав Сергеевич? — удивилась, видимо, его секретарь. — Да, конечно, он на работе. Только что видела его на третьем этаже. В зимнем саду. Выйдете из лифта и по галерее до конца, — махнула она рукой, толком на меня не глянув — стоя, торопясь, она перебирала какие-то бумаги: ей явно срочно требовалось что-то найти.
— Спасибо, — кивнула я и побежала к лифту.
Хорошо, что не стала как потерпевшая кричать: «Миро̀!» — в зимнем саду его не было.
Я возвращалась ни с чем, когда увидела его с другой стороны здания.
Дыхание перехватило. Сердце споткнулось, совсем как тот пьяница.
И также хотелось ему посоветовать: «Не приубейся!»
Мирослав был внизу — за парковкой машин, в маленьком парке, где, как и в «Органико» можно было погулять в обеденный перерыв, посидеть на лавочке в тени — и был не один.
С первого взгляда я узнала внедорожник Евы Крокодиловны. И саму Еву. А потом из машины выпрыгнул мальчишка лет семи и радостно побежал навстречу Миро̀.
Обнял за ноги, врезавшись в него со всего размаха. Светленький худенький мальчик, совсем как Миро̀ в детстве на фотографиях. Мир присел перед ним на корточки, и тот стал что-то возбуждённо ему рассказывать, пока к ним не спеша, походкой от бедра, шла Ева Грифич.
Миро̀ поднял мальчишку на руки, тот обнял его за шею, и они втроём ушли в ту сторону, где мне уже ничего было не видно. Ушли не как непримиримые враги. Как семья.
Он, она и мальчик, который в нём души не чаял.
Мне показалось, что я пропустила не две недели — половину жизни. Да что там — всю жизнь, в которой Мирослав женился на Еве, у них сын и всё хорошо.
Не пропустила — профукала, спустила в трубу, просадила, сунула псу под хвост.
— А чего
