руку сторожа. Послышался хруст костей и крик боли, охранник опал на колени и отполз в угол, прижимая сломанную руку. Савмак скривился и сказал:
– Суровый ты, пастор. Нет бы добить, чтоб не мучился.
Олег кивнул и запахнул волчовку на боку, чтобы скрыть треснувшую на ране сукровицу, которая снова теплой струйкой потекла к штанам.
– Недостаточно крепок дух мой пока, – ответил он и сказал Люсиль: – Уверена, что вход тут?
Люсиль кивнула.
– Я видела карты на столе у отца. Сперва не поняла, что за башни и крепость. А когда мы ворвались сюда, догадалась, что чертежи именно этих залов.
Савмак впечатленно покачал головой и проговорил:
– Какая у тебя хорошая память, Люсиль.
– Лучшая среди всех учениц пансиона, между прочим, – заметила она и стала шарить руками по каменной стене.
Олег, смекнув, что делает проницательная женщина, молча присоединился к ней. Стена холодная, шершавая, понятно, что к камням давно не прикасались, да и зачем, если сторож сидел на стуле со спинкой и до стены не дотягивался.
– Вы чего делаете? – не понял ратник.
Люсиль бросила, не оборачиваясь, через плечо:
– Не вопросы задавай, а помогай.
Пожав плечами, Савмак тоже стал шарить ладонями по стенам. Через пару мгновений Люсиль воскликнула ликующе:
– Нашла.
Ее хрупкие ладони надавили на камень, тот при ближнем рассмотрении более глянцевый и гладкий, чем остальные. Камень вдавился в стену, а на полу в сторону с глухим рокотом пошла массивная плита.
Олег заглянул внутрь. Каменные ступеньки чистые и подсвечены масляными лампами, стены сухие, что говорит о посещаемости места. Легким и беззвучным прыжком волхв спустился сразу на пять ступенек, колени мягко спружинили, а в боку неприятно кольнуло – он успел забыть о глупой царапине, которая осталась в тонком теле и отпечаталась на физическом.
Воздух здесь прохладный но сухой, видимо, ухаживают и следят за помещением. Савмак, спускаясь следом за Люсиль и Олегом, деловито потрогал пальцами стены и предложил:
– Может, это, я первым пойду? А то мало ли кто выскочит, напугает. А ты, пастор, своей духовностью как огреешь, там и помрет бедолага без допроса.
Олег покачал головой, спускаясь дальше по ступенькам.
– Некогда, Савмак, – сказал он. – Спешить надо.
Они торопливо бежали по ступенькам. Лестница уходит вниз круто и глубоко, прошла вечность, прежде, чем она стала более пологой. Олег стиснул зубы, не столько стыдясь стенать перед спутниками от боли в боку, столько не желая выдать своего присутствия ордену раньше необходимого. Через некоторое время появился легкий запах сладковатых масел, чем ниже они спускались, тем сильней становился аромат.
Савмак поморщился.
– Фу. Это что за гадость такая?
Люсиль ступает за Олегом осторожно и совершенно бесшумно, как кошка, а в балахоне послушника под желтоватым светом ламп она словно тень.
– Это масла и притирки, – мечтательно проговорила она. – Говорят, здесь все таким пользуются, чтобы от тела пахло сладко и приятно.
– И что? Все натираются? – с сомнением поинтересовался ратник на бегу.
– Все, – решительно сообщила женщина и зачем-то откинула темные локоны за спину.
Савмак еще больше скривил нос и сказал веско:
– От мужчины должно пахнуть железом или деревом. На крайний случай – лошадиным потом. А не вот этими твоими притирками.
Люсиль споткнулась и полетела вперед, но наткнулась на широкую спину Олега, он болезненно промычал, стиснув зубы, но продолжил бег по лестнице.
– Ой, пастор, простите. Но ведь это же мода, – проговорила Люсиль с придыханием, восстанавливая ритм бега. – Чтоб притирки, пахучие мази, духи.
– Не знаю никакую моду, – буркнул ратник. – Больно пахнут эти масла. Точно запах тела перебить хотят. Стало быть, немытые и грязные.
Люсиль протянула смутившись:
– Ну…
– И вообще. Мыться надо. Тогда и притирки ненадобны. Вот ты, Люсиль, чистая, потому и благоухаешь, как ромашка. И я тебе скажу – не надо никаких тебе мазей и моды. Ты только мыться не переставай, – закончил Савмак уверенно.
Люсиль надула губы.
– Я и так моюсь, – обиделась она.
– Вот и я о том.
По мере спуска сладковатый запах усилился настолько, что запершило в горле, на стенах появились блестящие капли, но при ближайшем рассмотрении оказалось – это не капли, а мельчайшие вкрапления камней. Они блестят в свете ламп, будто утренняя роса.
Ратник заметил, не сбавляя скорости:
– Богато живут, если стены алмазами усыпаны.
– Это не алмазы, – отозвался через плечо Олег. – А слюда. Ею специально покрыли стены.
– Чтоб мерцало? – не понял ратник.
Волхв пояснил:
– Чтоб света больше получалось.
Протяжное мычание Савмака сообщило о его глубокой впечатленности, он замолчал и теперь бежит вниз по ступенькам, разглядывая блестящие стены.
Спустя еще некоторое время затяжного спуска ламп по стенам стало больше, их чад смешался с приторным ароматом. Савмак недовольно сопит, морщится и бормочет что-то о непристойных мужах, которые зачем-то натираются и зловоняют благовониями. Послышалось отдаленное эхо, Олегу почудилось, что это отзвуки их шагов, но по мере продвижения, эхо становилось громче и вот уже отчетливо слышны протяжные песнопения акапельного хора.
Ратник оббежал Олега, его спина согнулась, шаги стали острожными и бесшумными.
– Эт кто там поет? – шепотом спросил он через плечо, продолжая внимательно вглядываться в освещенный лампами полумрак спуска.
Олег пожал плечами и предположил:
– Послушники?
– Такими тонкими голосами? – изумился Савмак. – Э не, так только девы поют. Но что девы делают в таком страшном месте?
Впереди показалась темная арка входа, откуда доносятся разливистые пения на разные голоса, эхо красиво разносится по коридорам и поднимается под самый потолок.
Олег замедлился, его шаги стали бесшумными.
– Давайте войдем незаметно, – предложил он.
Савмак оглянулся на него, секунду брови шевелились, лоб морщился, а в глазах светилась непривычная для ратника задумчивость. Через миг его лицо разгладилось и просияло, он поднял меч и проговорил воинственно:
– Поздно таиться, пастор. Нам все одно здесь не скрыться.
Олег не успел воспротивиться, только Люсиль тихо охнула, когда ратник с победным кличем вскинул меч и скрылся в темноте арки.
– Я ж не так хотел, – раздосадованно выкрикнул Олег и кинулся следом.
Когда он ворвался в зал, ратник уже направо и налево бился с послушниками. Те окружили его, как саранча, и нападают со всех сторон. Зал круглый и широкий, полумрак освещен масляными лампами с желтым светом. В середине по кругу на пяти каменных постаментах малые копии легендарных артефактов – Копья, Чаши, Камня и Льда. Но пятый артефакт на центральном постаменте, и только он самый настоящий Меч. Постаменты подсвечены, артефакты сияют нечеловеческим светом, а внутри круга четверо жрецов в желтых сутанах и один в красной. Его голова совершенно без волос и на глянцевой лысине
