С. Милин
Чудо, которое нельзя потерять
Летишь над знакомой тайгой и видишь то черноту свежих пожарищ, то плешины вырубок, то рубцы новых трасс. Ушло в далекое прошлое и само понятие былой таежной беспредельности, а все не можем мы подчас отказаться от прежних представлений. Когда создавался Сохондинский заповедник, о необходимости которого шесть лет назад писал «Вокруг света» (№ 4 за 1973 г.), мне нередко приходилось слышать (даже от ученых) мнение о том, что нет необходимости заповедовать территорию, удаленную от крупных центров, тем более что там на нее не покушается ни лесная, ни иная промышленность.
Но вот прошло лишь пять лет со дня открытия заповедника, а один из прилежащих к нему участков уже частично вырублен. Правда, рубил здесь не леспромхоз, а местный лесхоз, но ведь сваленным лиственницам и соснам безразлична ведомственная подчиненность бензопил... Так что граница нового заповедника кое-где вскоре обозначится не только столбами и надписями, но и стеной нетронутого леса.
Однако вглядимся попристальней, что изменилось на Сохондо за минувшие годы.
Поселку Кыре, где расположилась центральная усадьба заповедника, в прошлом году минуло 250 лет. Возникла Кыра как пограничный казачий караул, а сейчас это сравнительно тихий районный центр, заботы которого связаны главным образом с развитием сельского хозяйства, в первую очередь овцеводства. Прямо надо сказать, что заповедник — и как природоохранительный объект, и как учреждение — не сразу вписался в устоявшуюся жизнь района. Только с приходом нынешнего директора Андрея Андреевича Васильченко, ранее работавшего старшим научным сотрудником в Байкальском заповеднике, положение заметно улучшилось.
А. А. Васильченко — охотовед и орнитолог, в прошлом опытный промысловик, старый работник системы охотнадзора, возглавлявший в свое время бригаду по борьбе с браконьерством на Байкале. Его рассказам на эти темы мог бы позавидовать любой автор приключенческих произведений. Он обладает хорошей хозяйственной сметкой, отлично разбирается в людях, не прерывает научную работу, готовясь к защите кандидатской диссертации о птицах Забайкалья.
Вместе с ним мы подходим к свежесрубленному деревянному зданию на одной из центральных улиц поселка. Над крыльцом вывеска: «Сохондинский государственный заповедник Главохоты РСФСР». Во дворе стоят машины, построен новый гараж, склад. В другом бревенчатом доме временно располагаются научные сотрудники — географ, ботаник, метеоролог. Внутри помещения — обычная лабораторная обстановка, столы с рукописями и журналами, приборы, книги. Оформляется очередной том «Летописи природы», обрабатываются данные метеорологических и фенологических наблюдений, продолжается пополнение ботанических и зоологических коллекций.
Я пробегаю взглядом по корешкам книг — для начинающего учреждения библиотека уже довольно солидная. Просматриваю дневники и записи, а сам возвращаюсь мысленно к тем доводам, которые мы приводили пять лет назад, обосновывая необходимость создания этого заповедника. Верны ли они были? Не занимались ли мы тогда прожектерством?
Да, уникальная природа знаменитого в Забайкалье гольца Сохондо впервые за всю свою историю взята под надежную государственную охрану. Ей больше не угрожают разработки недр, которые долгое время велись на сохондинских рудниках. Теперь рубцы и шрамы начинают понемногу затягиваться. Не будет больше потайных взрывов и воровских сетей на Букукунском озере, где обитает особая раса ленка, неведомым путем попавшего в этот водоем. Сняты капканные и петельные заграждения на звериных тропах, умолкли выстрелы, и звери сразу же оценили такую заботу.
— Нынче осенью проводили учет изюбров по реву, — подтверждает А. А. Васильченко. — Начал манить в трубу, стоял на самой границе заповедника. Что же вы думаете? Со стороны заповедника откликаются сразу 6—7 быков, а с противоположной редко-редко какой одиночка подаст голос. Понял зверь, что к чему, быстро разобрался!
В дальнейшем я мог и сам убедиться в правоте слов директора. В заповеднике заметно увеличилась численность косули, лося, кабана. Больше стало соболя, глухаря, рябчика. Причем не надо думать, будто бы звери со всех сторон сбегаются в заповедник и живут там, как в осажденной крепости; нет, они, конечно же, покидают его пределы, уходят на окружающие территории, радуя тем самым местных охотников. Таково первое следствие создания заповедника — животный мир оправился, ожил, что благотворно отразилось и на деятельности местного промыслово-охотничьего хозяйства.
В заповеднике взяты под охрану сотни видов растительного и животного мира, в том числе несколько редких представителей флоры и фауны. Пять видов растений, внесенных в «Красную книгу», свыше десяти — требующих специальных мер охраны в данной местности. Научная работа заповедника, по существу, только начинается, находится на подъеме, и главной задачей ученых признается постоянный контроль за ходом естественных процессов, за состоянием природных комплексов.
Но не узки ли эти привычные рамки для нынешнего этапа развития заповедного дела, когда речь идет уже не просто о сбережений ценных объектов природы, а о создании единой международной системы регионального и глобального мониторинга, слежения? Ведь о чем сейчас приходится думать? О сохранности биосферы в целом! Но для этого, с одной стороны, необходима система — именно система! — постоянного слежения за ней, с другой стороны, понятно, нужны «эталоны», по которым можно было бы сравнивать то, что было, с тем, что есть, происходит, развивается.
Соглашение между Соединенными Штатами Америки и Советским Союзом о создании крупных биосферных заповедников для всесторонних наблюдений за состоянием природной среды было заключено в 1973 году. В тот год, завершив проектирование Сохондинского заповедника, мы работали на Таймыре. Здесь, в бассейне реки Логаты, к западу от Таймырского озера, была выбрана обширная территория, совершенно не затронутая хозяйственной деятельностью, сохранившая черты подлинной «первобытности». Это край не только непуганых птиц (в буквальном смысле слова), здесь даже волки почти не опасаются людей, а олени вообще не обращают на них внимания. Сейчас трудно найти участки, которые с полным основанием можно назвать эталонами первозданной природы, но таймырский вариант был именно таким. Нам тогда казалось, что эта столь удаленная от промышленных центров территория должна стать подлинным биосферным заповедником. С некоторыми оговорками это касалось и Саяно-Шушенского, и Сохондинского (площадь 211 тысяч гектаров!), и Алтайского заповедников — отдаленных, таежных, не подвергнутых интенсивной трансформации (изыскания геологов и разработки недр на Сохондо носили все же локальный характер и не могли существенно изменить характер ландшафта).
Однако возобладало мнение, что создавать биосферные заповедники заново в дальних местах слишком сложно, дорого и хлопотно. Поэтому высокий титул биосферных заповедников решили присваивать уже действующим, главным образом тем, где ведутся многолетние наблюдения и уже созданы предпосылки для развертывания сложных научных изысканий. Площадь заповедника и сохранность в нем природных комплексов при этом отошли на второй план.
Так, одним из первых модельных биосферных заповедников стал Центрально-Черноземный заповедник под Курском, который состоит из нескольких небольших участков общей площадью около пяти тысяч гектаров. Решением Академии наук СССР, Гидрометслужбы и Министерства сельского хозяйства СССР к числу биосферных были отнесены также Березинский в Белоруссии, Кавказский, Сары-Челекский, Репетекский, Сихотэ-Алиньский и Приокско-Террасный заповедники. Ни один из сибирских таежных заповедников этой чести пока не удостоен...
Специалистам хорошо известно, что такие заповедники, как Сары-Челекский или Березинский, нельзя назвать эталонами природы. Но проигрыш в одном дает выигрыш в другом. Ведь главное для ученых — сама возможность ведения сопоставимых наблюдений по единой согласованной международной программа. Сейчас говорят уже о необходимости специального зонирования биосферных заповедников-станций с тем, чтобы, помимо «заповедного ядра», на их территории располагались участки с различной степенью хозяйственного воздействия. Так что иной раз ученые даже сетуют на заповедные строгости! Существует, к сожалению, и такая точка зрения, будто бы заповедание само по себе является формой вмешательства в природу, которая уже настолько привыкла к деятельности человека, что без нее обречена на деградацию.
Разумеется, никакой заповедник планеты невозможно огородить стеклянным колпаком от последствий хозяйственной деятельности, носящей глобальный характер.
