не удержался от маленькой шпильки Какаши.
Шисуи больше ничем не выдал волнения или смущения, справившись, и держал фирменную «Учиховскую» маску на лице, так же фирменно, по-учиховски, хмыкнув. Какаши мысленно похвалил племянника, подмигнул и в прекрасном расположении духа отправился в госпиталь навестить свою жену.
* * *
Становится страшно, когда твоя хорошая подруга, бывшая сокомандница и лечащий врач твоей беременной жены с грустной миной на лице говорит тебе:
— Ты только не волнуйся.
Сразу начинаешь волноваться и размышлять, не пора ли уже начать грызть ногти.
— Какаши, с Обито и вашим сыном всё в порядке, но… Ты, главное, только не волнуйся.
Снова оно. Какаши сел на кушетку в коридоре и тяжело вздохнул.
— Рин, скажи уже, не томи.
— Понимаешь, — та села рядом и взяла его за руку, а это, по-мнению Какаши, был очень плохой знак, — такое бывает у беременных, у них меняется настроение, они кое-что начинают забывать.
Какаши кивнул. Ему ли не знать, что Обито ночью могла захотеть мороженое, а когда он возвращался с эскимо, говорила, что просила ананасов или вообще копчёной рыбы.
— Сейчас Обито у себя в палате, мы можем её отпустить домой, потому что физически она здорова.
— Но? — ведь после всех «не волнуйся» и «хороших новостей» всегда следует какое-то «но».
— Но она почти ничего не помнит о своей взрослой жизни, только немного детства. У неё амнезия, — наконец выговорила Рин.
— Фу ты… — Какаши облегчённо выдохнул. — Ты меня почти напугала.
— Как ты не понимаешь, она помнит очень смутно и то, только то, что было, когда мы были детьми. Меня она узнала только потому, что я была с ней в команде. А знаешь, как она удивилась, когда я сказала, кто её муж? Она помнит тебя только как мальчика из своей команды, понимаешь? Вы когда начали встречаться?
— Когда нам было по восемнадцать, — ответил он.
— А вспомни, какие у вас были отношения, когда мы были той командой, Какаши. Вы же просто постоянно друг к другу цеплялись, ты её дразнил, она не слушала твои команды, ты же стал дзёнином тогда и пытался помыкать нами.
Букетик с ландышами выпал из его рук. Пришло осознание всего ужаса ситуации.
— Святой Кисимото… И что же мне, что же нам делать?
Рин дружески похлопала его по плечу.
— Может быть, она тебя узнает, а может быть, и нет. Постарайся действовать мягко, не дави на неё. Решите вопрос, останется она в больнице или вы пойдете домой. Ну и ответь на её вопросы, если они возникнут. Пожалуй, всё.
— Какие-то лекарства или лечение?
— Нет, это… такое не лечится, это либо пройдёт само, либо не пройдет никогда. Конечно, можно обратиться к Яманака, Иноичи или его дочери Ино, чтобы они посмотрели память или восстановили что-то, но сам понимаешь…
— Да, слишком много у клана Учиха секретов, — прошептал Какаши, тихо и мелко стукаясь затылком о стенку.
Рин встала, следом за ней встал Какаши. Он поднял букет и прошёл вслед за подругой к палате жены.
— Привет, — на него настороженно смотрела Обито, в тёмных глазах плескалось удивление и любопытство.
— Какаши? Что с тобой? Почему ты не в маске?
* Шии — «каштан», обычно все уменьшения имени тоже что-то, да означают. Шисуи получил эту кличку-имя из-за своей прически «ёжиком», как у плодов каштана.
Обито лежал на кровати и с удивлением смотрел на лицо Какаши, узнавая его только по серебристым лохматым волосам, нависающим над банданой с протектором. Изменилось многое, начиная с того, что у того не было маски. Лицо было приятное, волевое, мужественно-красивое.
Какаши мягко и даже нежно улыбался ему, но он тут же поправил себя, не ему, а ей, своей жене, тело которой, по всей видимости, занял он посредством своей техники. Хотя, с другой стороны, его техника вообще создала этот мир, и получается, что духа Обито-женщины и не было никогда, но все вокруг думают, что была. Обито немного запутался в своих размышлениях и вернулся к созерцанию Какаши, сравнивания его с тем Копирующим Ниндзя, которого он знал.
Глаза были обычные, как в детстве. Да и откуда бы взялся шаринган, если первое, на что посмотрел, на что обратил внимание Обито, было, на месте ли его глаз. Но Хатаке Какаши и без учиховского додзюцу всегда был силён. В тринадцать стать дзёнином — это непросто, и абы кому такие звания не раздают.
Он уже знал от Рин, что его «мужа» называют так же, как и его отца, Хатаке Сакумо, Белым Клыком Конохи. Ну да, чего заморачиваться на новые прозвища, и старых хватает.
Их «гляделки» прервал «муж», сказав ему:
— Привет, — Какаши держал в руках маленький букетик с белыми цветочками.
Обито вспомнил, что их называют «ландыши». Пронеслась недовольная мысль, что «муж» мог бы купить что-то побольше, поярче и покрасивее для своей «жены».
— Какаши? Что с тобой? Почему ты не в маске? — отыграл «амнезию» Обито.
Загорелое лицо Какаши побледнело, в его зелёно-серых глазах промелькнули страх и грусть. Обито даже стало его жаль. Он искренне считал Хатаке своим другом, пока тот не убил его возлюбленную.
Но, опять же, когда он мечтал о своём идеальном мире, то представлял, что они снова будут вместе, втроём, как команда, и мысленно прощал серьёзного, помешанного на правилах парня.
А здесь перед ним встала дилемма: с одной стороны, Рин жива, и никто её в этом мире не убивал, с другой стороны, Рин с ним никогда уже не будет, потому что он — это «она», близкая подруга Рин. С ним остаётся только Какаши, он же «муж», он же «будущий отец». Голова Обито шла кругом. На периферии сознания даже появилась мысль, что Цукиёми, которое он очень хорошо продумал, выполняет желания владельца, в том числе и подсознательные, может быть, он хотел быть вместе с Какаши не просто как с другом? Слишком сложно.
Его «возлюбленная» со статусом «бывшая» успела рассказать о том, что она жена и мать двоих детей. Кто бы мог подумать, что мужем Рин станет некий Умино Ирука, который к тому же был её младше на несколько лет, и которого Обито совсем не помнил.
И вот перед ним Какаши,
