— Да,— утверждает председатель комиссии по подводной археологии Института археологии Академии наук СССР А. С. Голенцов.— Исчез. Днестровский остров уже не одно столетие находился под водой. Его поверхность перекрыта толстым слоем ила, и найти остатки древних поселений оказалось нелегко. Да и как их искать? Прочесывать дно лимана — дело безнадежное: работы десяткам аквалангистов не на один год. Ведь длина острова достигала тридцати, ширина восьми, а местами до двадцати километров. И тут нам повезло: мы познакомились с краеведом А. Рогачевым, который все свободное время посвящал изучению истории и природы своего края. Несколько лет назад он впервые нашел на днестровской пересыпи выброшенные морем после большого шторма обломки древнегреческих амфор. Поиски захватили, увлекли, и каждое лето Рогачев нырял и доставал со дна моря древнюю керамику, а после штормов собирал ее на самой косе.
Свидетель трагедии — Каспийское море
Приморский край острова находится на дне моря на глубине до пяти метров примерно в километре-двух от современной береговой линии. Этот район и предстояло исследовать. Только на третьем погружении аквалангистов посетила удача. Попался небольшой обломок амфоры. Невзрачный, сильно окатанный, зеленоватый от водорослей. Потом еще два небольших обломка, еще один... Но всех волновала навязчивая мысль: а не следы ли это кораблекрушения? Как всегда, победили настойчивость, вера: вместе с обломками амфор стали попадаться фрагменты гетских и скифских сосудов, однако на греческом судне не могло быть посуды местных племен. Значит, найдено поселение!
За несколько дней аквалангисты исследовали большой участок, собрали более сотни черепков, составили общий план, определили границы распространения керамики. Поселение оказалось чрезвычайно интересным. Среди находок стали попадаться малоокатанные черепки с острыми краями старых сколов. Это говорило о том, что на дне моря под слоем песка мог сохраниться не размытый волнами культурный слой. Найденное поселение оказалось не единственным. В километре западнее и в двух километрах восточнее удалось отыскать следы еще двух поселений. Вероятно, это и есть остров тирагетов. Его открытие станет важным не только для археологов и историков, но и для геологов, геоморфологов, палеогеографов.
От древнескифского челна до возможного острова тирагетов, от мечты профессора Р. Орбели о музее подводных находок до десятков музеев, в которых хранятся редчайшие реликвии, добытые со дна, от двух тысяч водолазов до появления мощной организации подводных строителей Подводречстроя, чьи отряды поднимают суда, тянут по дну рек и морей России глубоководные выпуски, газо- и нефтепроводы, кабели всех систем, прокладывают подводные тоннели, стапели, строят причалы и портовые сооружения — таков итог создания ЭПРОНа.
А что же с золотом « Черного Принца»?
Последней его искала японская фирма «Синкай когиоесио лимитед». Ее представители обратились с ходатайством к Советскому правительству о разрешении работ у Севастополя. Взорвав массу подводных скал, промыв и просеяв через специальное сито тысячи тонн песка, истратив около трехсот тысяч долларов, фирма подняла со дна Балаклавской бухты... семь золотых монет времен Крымской войны с изображением профиля английской королевы.
Но настоящим золотом для народного хозяйства первой социалистической республики обернулись поднятые эпроновцами со дна морей и рек корабли и суда. Только в Черном море к концу гражданской войны их насчитывалось более трехсот пятидесяти единиц!
Н. Виссарионов
Чеслав возвращается в город
Каждый год 6 мая, когда Вроцлав отмечает праздник — день своего освобождения Советской Армией и возвращения в состав Польского государства, лейтенант запаса Чеслав Ланге приезжает из далекого Плойка в город на Одере. На парадном мундире воина-ветерана множество наград, рядом с советской медалью «За отвагу» поблескивает «Крест храбрых», полученный за героизм в боях за Вроцлав. В этот день первым делом он идет на кладбище советских воинов, погибших в боях за освобождение Вроцлава и Нижней Силезии. В центре большого ухоженного кладбища к подножию памятника Чеслав кладет букет красных гвоздик или пурпурных тюльпанов и долго стоит, склонив в молчании голову. Именно с этого места в феврале 1945 года Чеслав Ланге вместе с советскими воинами штурмовал здание Вроцлавского радио. Тогда этот небольшой отрезок пути казался ему бесконечным. Спустя сорок лет он все еще ясно помнит каждый день той зимы. Страшной зимы.
...Стоял лютый мороз, земля была тверда как камень. Ломались кирки и лопать. Чеслав вместе с большой группой советских военнопленных работал на строительстве фортификационных сооружений в южной части Вроцлава — Фестунг-Бреслау, как назвали этот старинный польский город немцы. Здесь фашисты готовились к продолжительной обороне. Днем и ночью сооружали противотанковые заграждения, рыли окопы, превращали в неприступный форт здание Вроцлавского радио. Оно постепенно начинялось боеприпасами, продовольствием, медикаментами.
Все эти дни Чеслав и его товарищи по несчастью искали возможность бежать и прорваться к русским. Они знали, что войска 1-го Украинского фронта уже освободили ряд городов недалеко от Вроцлава, форсировали Одер северо-западнее и юго-восточнее города, вступили в Силезию. Чем быстрее продвигались на запад советские воины, тем свирепее становился во Вроцлаве террор, фашисты расстреляли вице-бургомистра и группу известных в городе людей, которые выступили за сохранение города. Документы проверяли на каждом шагу, а дезертиров на страх остальным расстреливали без суда на месте или вешали на уличных фонарях.
Несколько побегов, организованных пленными, не удались. К тому времени, когда советские войска уже были на окраинах Вроцлава, брали город в железное кольцо, Чеслав случайно узнал, что группа насильно мобилизованных в немецкую армию силезцев 1 во главе с фельдфебелем Хандзлем ищет возможности вырваться из «котла». С несколькими военнопленными Чеслав присоединился к ним. 9 февраля в Проховицах они натолкнулись на советских разведчиков.
1 В отличие от других поляков, силезцев, как правило, владевших немецким языком, призывали в гитлеровскую армию. Они были объявлены «германцами», но доверия к ним у фашистов не было. Тех же силезцев, которые (как отец Чеслава) отказывались признать себя немцами, отправляли в концлагерь. (Примеч. ред.)
Сначала, вспоминал Ланге, услышали: «Руки вверх!» Потом — слезы облегчения, паек (Чеслав даже думал, что русские так называют любую еду) и толстая самокрутка из крепкой махорки...
Накормленных и отогревшихся, их направили в штаб дивизии. Здесь стали расспрашивать: кто, откуда, где, зачем, почему?..
— А ты, брат, пойдешь с нами,— выслушав Чеслава, сказал советский офицер.
Как во сне надевал он форму советского солдата, дрожащими от волнения пальцами застегивал теплую стеганку. И вспоминал начало войны — ему тогда было тринадцать лет и три месяца.
В бесконечные угрюмые дни оккупации всю их семью арестовали. Чеславу еще повезло — его, как несовершеннолетнего, отправили не в Освенцим, а во вроцлавский трудовой лагерь. Каждый день под конвоем его гоняли на завод машинного оборудования и насосов «Силезиа», который в войну производил артиллерийские снаряды.
Вспоминал Чеслав отца, замученного в Освенциме только за то, что тот после первой мировой войны принимал участие в польском восстании против немецкого гнета... И теперь Чеславу Ланге представлялась возможность отомстить фашистам за отца... И за многое!
Что скрывать — Чеслав побаивался. Война шла к концу. Красная Армия неотвратимо двигалась к Берлину, и казалось — еще немножко, и все кончится. Страшно подумать, что на подступах к Фестунг-Бреслау он может погибнуть.
Но кому об этом скажешь? Вокруг Чеслава — молодые ребята, его ровесники, уже обстрелянные, имеющие за плечами не одно сражение с врагом. И, глядя, как на их выцветших от солнца и непогоды гимнастерках блестят ордена и медали, Чеслав неожиданно подумал: «Эх, вернуться бы с одной хоть такой медалькой в родительский дом!»
Вначале товарищи его звали Чеслав, потом — привычнее, но подлиннее — Вячеслав и, наконец, коротко и просто: Поляк, и тут уж каждый знал, о ком речь. Чеслава определили в разведроту 309-й дивизии, которой командовал полковник Борис Лев. Непосредственным командиром Чеслава оказался лейтенант Ковалев. Ох и дал же он «прикурить» Чеславу и его товарищам во время подготовки штурмовых групп, которая часами проводилась в здании бывшего сахарного завода Клецина.