Когда Коббаррнагадутуну подготавливали для сселения в нее аборигенов разных племен, о планах много писали в газетах. Представитель администрации, рассказывая о домах, водопроводе, школе и многом прочем, что ожидало людей, еще вчера бродивших по пустыне, первым употребил это выражение: «Они наверняка вообразят, что попали в рай». Надо сказать, что нечто соответствующее представлению белых о рае — во всяком случае, о месте, куда попадают люди после смерти,— у аборигенов никогда не включало ни домов, ни водопровода. Там, однако, должно было быть много дичи, съедобных плодов и кореньев.
Тем не менее слово «рай» в применении к образцовой резервации вошло в обиход и употребляется в печати по сей день, приобретя в конце концов горько-иронический оттенок и противоположный смысл.
Под резервацией когда-то подразумевалась «территория, где представители коренного населения могут вести свой традиционный образ жизни безо всякого постороннего вмешательства». Белым, или, говоря казенным языком,— лицам европейского происхождения, там появляться запрещено. Разрешение может дать комитет туземного самоуправления резервации. А он будет рассматривать просьбу только, если ему предъявить рекомендацию какого-нибудь министерства. Ее следует подтвердить к тому же в столице штата. Действительно, в тех немногочисленных местах Австралии, где сохранились аборигены, живущие охотой и собирательством (в Куин-сленде, на Северной территории), белые без официального разрешения не появляются. Впрочем, если того требуют государственные интересы, министерство геологии в Канберре охотно даст нужную рекомендацию. И так появляются сначала геологи, потом рабочие роют шахты. Аборигенов выселяют. Примеров тому немало: в Ямбилууне, в Аурукуне (См. «Вокруг света» № 1 и 7 за 1981 г. «Урановый бум в Ямбилууно и «Изгнание из Аурукуны».).
Компании, в чьи руки перешли аборигенские земли, обязались обеспечить их жильем и помощью на новом месте. Коббаррнагадутуна — название района, где сосредоточены резервации Папунья, Иендуму и несколько более мелких. Выбрано было это место потому, что подземные воды там расположены не так уж глубоко, а это позволило пробурить не очень дорогие скважины и построить колонки. Наличие воды было обязательным пунктом соглашения.
Питер Баркэрд, социолог из Мельбурна, занимающийся вопросами приспособления аборигенского общества к новым условиям, не без труда получил в Канберре нужную рекомендацию. Труднее было в Алис-Спрингсе, где администратор по делам коренного населения долго и нудно выяснял, зачем и почему Баркэрду обязательно нужно в резервацию, когда можно тут же в его конторе получить кучу прекрасного печатного материала на эту тему. В конце концов администратор подписал необходимую бумагу.
Социолог направил письма в резервации Иендуму и Папунья. Через неделю из Иендуму пришло разрешение, а из Папуньи — отказ безо всяких объяснений. И это, естественно, только разожгло интерес исследователя.
Не видать бы ученому Папуньи, если бы он не поделился печалями с неким Патриком О"Ши, владельцем маленькой строительной фирмы. Оказалось, что фирма О"Ши взяла подряд на ремонт школы в Папунье.
— Тут ни бумага, ни телефон не помогут. Надо лично договариваться. Я-то их знаю,— объяснил он Баркэрду.— Завтра вместе поедем.
Машина свернула с шоссе и затряслась по песку. В пустыне торчал единственный уцелевший от ограды столб, а на нем такое же грозное предупреждение, как и у главных ворот. Оставив социолога у столба, О"Ши пошел договариваться.
Через час он вернулся — все в порядке. Сначала оба шли по песку, потом возникла широкая улица. Обогнули полицейский пост, дав хороший крюк. Разрешение вроде бы дал один из членов туземного самоуправления, однако имени своего просил не называть. Фотографировать — запрещается. Если спросят: кто такой, отвечать — маляр. Вообще следует быть осторожным, ибо сегодня у аборигенов Папуньи день выплаты пособия. Виски им продают белые рудокопы, зачастую очень далеко от резервации.
Можно было подумать, что Папунью кто-то недавно взял штурмом: выбитые окна, дыры в стенах, сорванные с петель двери. Около домов кучи мусора, ржавые консервные банки. По улицам бегали стаи собак.
Школа издали выглядела опрятно: несколько пестрых домиков за решетчатой оградой. Стоило лишь войти в школьный двор, как О"Ши тут же запер калитку на замок и набросил цепочку. Правда, в зданиях никого не было: на время ремонта у учителей и учеников каникулы.
Вблизи, однако, учебное заведение было не столь симпатично. Все, что только возможно, было разбито, испорчено, электропроводка вырвана с мясом.
— Два раза в год ремонтируем,— сказал О"Ши,— а могли бы сразу начинать, как кончаем. На том бы и фирма держалась.
Грохот прервал их разговор. Толпа детей бомбардировала здание камнями, и рифленое железо стен гудело. Другие ребята палками крушили все, что попадалось им под руку. У ворот собралась кучка нетрезвых мужчин.
— Кто-то уже пустил слух, что белые пришли,— объяснил Патрик.— Нам надо сматываться, а то еще полицейский придет, доказывай потом, что ты не кенгуру. Они сразу разбегутся, зато из-за угла камнем засадят. За что они нас так ненавидят? Чего им не хватает?
Через заднюю дверь они покинули школу и вскоре были у машины. До резервации Иендуму добрались довольно скоро.
Совет Иендуму не зря позволил посетить свою резервацию: выглядела она куда лучше Папуньи, даже школа работала. Но пустые или заброшенные дома были и здесь в избытке. Населена одна лишь половина жилищ. Зато в пустыне за поселком кочует множество семей. Иногда они приходят в Иендуму и живут за оградой в хижинах из картона, жести и, бог еще ведает, чего.
Наверное, именно этих полуголых людей в немыслимых обносках следовало отнести — по официальной классификации — к «коренному населению, ведущему традиционный образ жизни».
Разница между Иендуму и Папуньей объяснялась довольно просто: в первой живут люди из двух родственных племен, а в другой — остатки множества разных племен, еще в 1965 году бродивших по пустыне. У них нет ни общего языка, ни сходных традиций. Английскому языку им научиться не у кого.
Единственное, что осталось у них от прежней жизни,— полудикие собаки. Днем в Центральной Австралии очень жарко, ночью весьма холодно. Топлива на многие мили вокруг не осталось. Аборигены кладут с собой под одеяло собак, чтобы те согревали их своим теплом.
«Чего им не хватает?» —подобный вопрос мог задать — и задает — не только строитель О"Ши. Дали им дома, дают еду, одежду. Чего еще надо? Просто не люди, а животные какие-то.
Но представим себе абсолютно фантастическую картину. Аборигенам понадобились богатые охотничьи угодья, а на их месте как раз стоит город Сидней. Сиднейцам объясняют, что их переселяют в другое место, а здесь дома сносят, асфальт снимают, чтобы ничто не мешало хорошей охоте.
Выселенных сиднейцев снабжают всем, что необходимо для жизни: прекрасными копьями, лучшими бумерангами, копалками для корней. Им дают палочки для добывания огня. И даже снабжают первое время едой. Но потом, очевидно, возникает вопрос: «Чего им еще надо?» Ведь они получили без труда все, что люди добывают ценой больших усилий. Как объяснить, что житель большого города вряд, ли выживет в пустыне, сколько бы копий у него ни было? Не привык он к этому и не умеет, и не его это вина. Он хорошо знает, что нужно ему было для жизни в развитом индустриальном обществе, но его лишили привычных условий, не поинтересовавшись его мнением.
Жители Папуньи очень многое знали и умели — то, что нужно было для жизни. Своей жизни. Им не нужна была ни Коббаррнагадутуна, ни ее рай. Так пришли апатия и отчаяние, прерываемые вспышками яростного, но бессильного гнева.
Среди всех аборигенов, которые ютятся на окраинах больших и малых городов, появились теперь люди, понимающие, что как-то надо менять условия существования. Как — они еще не знают, но знают, что сделать это нужно.
Один из них — чернокожий певец Джимми Блексмит. Поет он, разумеется, по-английски, ибо это единственный общий язык. Выступает он в резервациях, поет перед белыми в барах. Его отметили даже в сиднейских газетах, где восхитились «великолепным пренебрежением к грамматике». В школе-то певец не учился...
Одна из песен называется «Красные пески Ямбилууны».
«Вы выкапываете души,— поет он,— вы хотите их увезти. Души наших предков лежат под песками. Но когда я умру, моя душа вернется туда, в красные пески Ямбилууны, в красные пески Ямбилууны».
Джимми и сам не скажет, к какому племени принадлежали его предки, кочевали ли они вообще в Ямбилууне. Но песню его знают почти все аборигены Австралии.
Из-под красных песков Ямбилууны экскаваторы выкапывают урановую руду. Аборигенов там давно нет. Для них приготовлены райские условия в образцовых поселках-резервациях. Не их вина, что свой рай они представляли иначе.
