Наконец все приходим к единодушному мнению: о немедленном поднятии анапского корабля не может быть и речи. Достаточных средств консервации в нашем распоряжении нет, а дело это сложное и дорогое. Так что пришлось ограничиться обмером корпуса и его фотографированием, чтобы уже в Москве решать, что же делать с этим судном дальше.
Закончился летний сезон — и вот мы в Москве. Показываем фотографии пушек кандидату физико-технических наук Андрею Станюковичу, известному в историческом и археологическом мире тем, что именно он с помощью квантового магнитометра нашел пушки с корабля Витуса Беринга «Святой Петр». Станюкович подтверждает: да, орудия анапского судна относятся к концу XVIII века.
Теперь дело за филологами. Оказывается, написание буквы М на поднятых пушках — европейское, не употреблявшееся в России. А если это так, то и корабль скорее всего не русский, а западноевропейский или турецкий. И конечно, мне как историку очень хочется видеть в нем турецкое судно, потопленное в бою с эскадрой Федора Федоровича Ушакова. Однако окончательно обо всем расскажет лишь полное поднятие корабля.
Валерий Александров Фото А. Бойцова
Корабли под водой
Есть «счастливцы», подобные пионеру подводной археологии Ж.-И. Кусто или бельгийскому аквалангисту Р. Стенюи, которым сопутствовала сказочная удача. Но тот же Стенюи, прославившийся в последние годы фантастическими находками под водой, где есть и испанские галеоны с золотом и серебром, и изумруды, и масса других редчайших предметов, свою первую золотую монету в море увидел лишь через пятнадцать лет после того, как решил заняться подводной археологией. А эти полтора десятка лет он провел в пыли архивов многих европейских столиц, изучая документы, сопоставляя и додумывая скудные сведения, которые дошли до нашего времени. Став за это время одним из ведущих специалистов в области средневековой истории, он написал книгу об испанской «Непобедимой армаде», и когда удача пришла к нему, никто в Европе не был более достоин найти первым корабль с ее сокровищами.
Но не всегда о результатах поиска можно судить лишь по качеству материала, из которого сделаны находки. Иногда изделие из недрагоценных металлов или из дерева оказывается более значительным историческим памятником, нежели груда золотых монет или драгоценностей. Бывает, что подводная археология дает ответ на вопрос, на первый взгляд невероятно далекий от ее задач. На самом же деле оказывается, что только подводная находка могла и смогла пролить свет на загадку, над которой бились ученые в течение долгого времени.
В гомеровской «Одиссее» есть место, когда Одиссей строит плот, собираясь покинуть слишком гостеприимную нимфу Калипсо. Подробно описан процесс постройки при помощи бронзового, «острого с обеих сторон» топора. В заключение Одиссей «сделал потом по краям загородку из ивовых прутьев, чтоб защищала от волн, и лесу немало насыпал».
И переводчики и комментаторы долго не могли объяснить, зачем надо было класть на дно судна «лес». Так, В. Вересаев, в чьем переводе процитирован этот фрагмент поэмы, в примечаниях к тексту неуверенно пишет: «По-видимому, для балласта». Однако, замечу, балластом может прекрасно служить и камень, которого в Греции не занимать, но отнюдь не дерево. Более же ранний перевод В. Жуковского вообще опускает слово «лес»: «на дно же различного грузу для тяжести бросил...» И лишь находка у мыса Гелидония в Эгейском море корабля гомеровского времени помогла прояснить это «темное» место поэмы. На дне останков корпуса судна XIII века до нашей эры были обнаружены деревянные брусья и толстые, в палец, прутья, которые выполняли несколько функций: предохраняли от разрушения тонкие доски обшивки корабля и одновременно не давали кататься по дну и намокать грузу, который был положен на них. Здесь же, кстати, был найден бронзовый обоюдоострый топор, точно такой же, как и упоминаемый Гомером топор Одиссея.
Подводная археология не легкое развлечение, а тяжелый труд, наградой за который может стать и ощущение причастности к научному поиску, и ни с чем не сравнимая радость открытия.
Юрий Виноградов, кандидат исторических наук
СОЙКЭ
Н епонятное какое-то слово: оно, однако, возникло синим по белому на трехъязычном официальном бланке — СОЙКЭ и означало «Советско-йеменская комплексная экспедиция».
Эта экспедиция создана по решению правительств СССР и Демократического Йемена для проведения многолетних изысканий — археологических, историко-культурных, лингвистических, этнографических, которые должны дать по возможности всестороннее и полное представление об истории и культуре Юга Аравии с древнейших времен до наших дней. Поэтому она и называется «комплексная». Ее научный руководитель — академик Борис Борисович Пиотровский, директор Эрмитажа, а начальник — Петр Афанасьевич Грязневич, арабист, исследователь Йемена. С телефонного звонка Грязневича и началась для меня, этнографа, дорога в Хадрамаут.
Но сначала — Аден. Фиолетово-черные базальтовые породы обступили город, построенный на окаменевшем вулканическом пепелище. До сих пор сохраняется здесь ощущение давней геологической катастрофы. Как-то в детстве меня поразил снимок лезвия бритвы, чудовищно увеличенного электронным микроскопом: рваные, неровные края, пропасти и уступы — я вспомнил его в коротких аденских сумерках, глядя, как гигантские зазубрины скал темнеют на сером небе.
Йеменский центр культурных исследований расположен в самом жерле потухшего вулкана — квартале Кратер, в бывшем султанском дворце.
— Мы многого ждем от этой экспедиции, — приветствует нас директор центра Абдаллах Мухейраз, немолодой полноватый человек с обаятельной улыбкой. — Ведь как бывает? Приедет к нам ученый, соберет материал, где-то что-то напечатает, а мы и не знаем, контактов-то нет, как нет и результата для нашей культуры.
А нам необходимо систематическое, последовательное изучение истории Йемена, поэтому мы создаем картотеку, где хотим отразить все написанное о нашей стране. Надеюсь, что молодые сотрудники центра, которые будут с вами работать, переймут ваши знания, станут настоящими специалистами и смогут заниматься самостоятельными исследованиями...
Образованный человек, знаток математики, Мухейраз мечтает навести порядок в нелегком деле постижения богатого, но малоизученного прошлого своей страны. Его воображению видится мощный электронный центр, чья бездонная память способна сохранить любые исторические сведения и мгновенно выдать их «на-гора» в случае необходимости. Но это в будущем, а пока три исследовательские группы СОЙКЭ начинают свой первый полевой сезон. Для всех, кроме сокотрийского отряда, он пройдет в Хадрамауте.
Первая группа — археологическая. Геннадий Андреевич Кошеленко вместе с Андреем Кропоткиным будут вести раскопки древнего городища Рейбун, эпиграфист Глеб Михайлович Бауэр — фиксировать и читать надписи на камне и на керамике. Хизри Амирханов займется поисками орудий каменного века и стоянок первобытных людей. Вторая группа — историко-культурных исследований. В нее входят Петр Афанасьевич Грязневич, историк-арабист Михаил Пиотровский, архитектор Юрий Федорович Кожин и археолог Саша Седов. Они начнут выявление и топографические съемки памятников древности и средневековья, сохранившиеся в Хадрамауте. И наконец, отряд группы этнографических и лингвистических исследований, представленный мною, будет изучать бытовую культуру и традиции местного населения.
— Долины Хадрамаута напоминают на карте гигантский баобаб, — рассказывает Грязневич. — Каждая ветвь — это особый замкнутый мир, житель которого может знать Сингапур или Дар-эс-Салам, но так и не побывать ни разу в соседней долине.
Технические подробности отъезда обсуждаются с аль-Исси, помощником Мухейраза по хозяйственной части, темнокожим, кругленьким, уверенным в себе. Все рвутся в Хадрамаут. Там воздух свеж и легок, там люди живут в руслах высохших рек — вади, зажатых столовыми горами, где по плоским вершинам бродят воинственные и гордые бедуины. Там растут финиковые пальмы, орошаемые паводковыми водами и потоками с гор, там Эльдорадо археологов, рай историков, блаженная страна этнографа. Мы летим туда завтра.
— Если позволит погода и «Альйемда», — хмуро говорит аль-Исси.
«Миновав эль-Аггад...»
«Альйемдой» называется местная авиакомпания, и улететь без помех нам не удалось: по всему Южному Йемену шел дождь, а в Адене даже с градом. Три дня мы вставали ни свет ни заря, ехали на аэродром и через несколько часов возвращались ни с чем. Под конец, когда нас уже перестали провожать, мы все-таки улетели.
