class="p1">Мама замерла, держась за ручку двери. Сильно похудевшие острые плечи приподнялись и застыли, забыв опуститься.
— Во вторник, — не глядя на меня, произнесла чересчур равнодушно, словно говорила о совершенном пустяке.
— Мам, я поеду с тобой в клинику.
Все так же не поворачиваясь, она отрицательно покрутила головой:
— Нет, доченька, не надо. Я сама справлюсь. У тебя работа, а там в клинике… ничего страшного нет. Я сама.
— Мамуль, я наду деньги на операцию. Обещаю тебе! — я вцепилась в край одеяла и потянула на себя, словно оно могло укрыть меня от беды, случившейся с моей мамой.
— Мирочка, я уверена, что моя очередь на донорский орган подойдет очень скоро. Сергей Анатольевич говорил об этом в нашу последнюю встречу.
— Хорошо, мамуль. Но я все равно к нему заеду и поговорю.
— Конечно, родная, если хочешь, то поговори. Спокойной ночи.
Мама выскользнула за дверь, так и не повернувшись ко мне лицом.
А я вытянулась на кровати и все-таки накрылась одеялом с головой. Точно, как в детстве, когда этот волшебный способ помогал спрятаться от ужастиков, регулярно приключавшихся в моей жизни.
Жаль только, чем старше я становилась, тем хуже срабатывал этот прием.
Вот и сейчас, лежа в душной одеяльной темноте, я ни на грамм не верила, что этот кошмар с мамой, начавшийся два года назад, вдруг развеется так же легко, как когда-то мои детские страхи.
Почувствовав, что задыхаюсь, скинула одеяло и вытянулась на кровати, напряженно глядя в потолок со старой побелкой.
Неожиданно в тяжелые мысли, жерновами ворочавшиеся в моей голове, вклинился звонок телефона. В недоумении, кто это может быть, я схватила трубку.
— Мирослава, — прозвучал из нее холодный голос Яниса Славинова. — Прости, что поздно. Мне нужна твоя помощь…
— Моя помощь? — недоуменным шепотом переспросила я, прикрывась ладонью, чтобы мама не услышала и не проснулась.
— Да, Мирослава, твоя помощь. Мне просто не к кому больше обратиться, — олигарх замолчал. Зато на заднем фоне у него начали раздаваться странные звуки, что-то похожее на вой бензопилы вперемешку со скулежом раненого щенка.
— Что у вас происходит? — завопила я шепотом, чувствуя, как в душе растет паника. — Что-то с вашим сыном?
— Сейчас выйду в другую комнату, — с досадой выдохнул Славинов, — тут невозможно разговаривать.
— Все, вышел, — произнес через пол минуты. — Мирослава…
— Это Данька плакал?! — перебила я мужчину, чувствуя, как похолодело сердце.
— Да, у него истерика. И я не могу его успокоить, — устало признался он после паузы.
Голос Славинова смолк, зато на том конце трубки опять раздались завывания.
— Данька, прекрати орать! — глухо ругнулся олигарх. — Я с Мирославой разговариваю!
— Папа, дай я сам поговорю с ней! — провыл где-то там рыжий.
— Мирослава, поговоришь с ним? — в голосе мужчины явственно слышалась досада. И немного растерянность.
— Да что случилось-то? Объясните по-человечески! А потом я поговорю с вашим сыном.
— Я улетаю через несколько часов — у меня подписание важного контракта в Сингапуре. А няню сына увезли с острым аппендицитом. Сейчас ей делают операцию, и минимум неделю она будет на больничном. Поэтому присматривать за Данькой некому. Ты не могла бы побыть с ним, пока меня не будет?
— Я?! — я даже телефон от уха отодвинула и посмотрела на него с изумлением. Будто он мог разъяснить мне смысл только что услышанного.
Снова прижала к уху и осторожно поинтересовалась:
— У вас что, кроме няни некому присмотреть за мальчиком?
Олигарх опять досадливо выдохнул и где-то там рявкнул на сына:
— Хорош рыдать! Сейчас я все объясню твоей любимой Мирославе и потом передам трубку тебе.
— Алё, — это он уже мне, — есть кому присмотреть, естественно. Но сын наотрез отказывается оставаться с нашей экономкой или с… с кем-нибудь еще. Няня единственный человек, кому он более-менее доверяет. Кроме тебя, конечно.
Я молчала, и олигарх поспешно добавил:
— Мирослава, всего три дня. И я хорошо заплачу тебе. Сколько сама скажешь, столько и заплачу.
— Деньги здесь не при чем, — я возмущенно поджала губы — ну что за человек! Все одной меркой меряет. — Просто я не няня! И у меня работа в центре в эти дни.
— Мирослава, я решу вопрос с твоей начальницей. Всего три дня! Оплата тебе понравится…
— Дайте трубку Даниилу, — перебила я неприязненно — у этого мужчины есть что-то в голове, кроме денежных знаков?
Пауза и из телефона понеслось сдавленное всхлипывание.
— М-мир-рослав-ва, — проикал рыжий и снова протяжно всхлипнул.
— Так, Даниил, успокаиваемся, — произнесла я спокойно и строго, зная, что на него такой тон действует лучше всего. — Давай, делай глубокий вдох и задержи дыхание сколько можешь. Сделал? Теперь медленно, длинно выдыхай. И еще раз сначала — вдох, задержка, выдох. И третий раз…
В трубке раздалось придушенное пыхтение и через минуту почти спокойный голос рыжего:
— Мирослава, папа предлагает мне остаться или с крокодилихой, или с ведьмой, а я не могу-у! Они злобные и обе ненавидят меня… — и опять сорвался на плач.
— Даниил, спокойно! — попросила я, чувствуя, как на глаза наворачиваются дурацкие слезы сочувствия. — Я тебя услышала. Дай трубку папе…
Через час мой телефон завибрировал сообщением:
— «Машина у подъезда, белый Хаммер. Выходи».
Я торопливо написала записку маме и положила ее на кухонный стол, придавив сахарницей. Подхватила наспех собранную сумку с вещами, и стараясь двигаться бесшумно, выскользнула за дверь квартиры, сама до конца не веря в то, что делаю это…
Я вышла из подъезда и на секунду остановилась, напряженно глядя на занявший чуть не половину двора огромный автомобиль.
Что я делаю? Зачем ввязываюсь в эту авантюру с чужим ребенком и его наглым отцом? Я не няня и понятия не имею, как с детьми обращаться. Могла бы иметь понятие, но судьба решила по-своему.
С усилием втянула в себя воздух, пытаясь успокоиться, и сказала сама себе — из-за денег. Ради той оплаты, что пообещал мне Славинов за три дня, проведенных с его сыном. Сумму, равную двухмесячному заработку с обеих моих работ. Мне нужны эти деньги!
Я переступила с ноги на ногу, все так же глядя из-под подъездного козырька на белый, масляно блестевший бок автомобиля, не решаясь шагнуть вперед.
Любые контакты с клиентом вне рабочего кабинета противоречат негласной этике моей профессии. И я всегда, всегда строго придерживалась этого правила, не общаясь ни с одним своим клиентом. Что сейчас изменилось?
Деньги? Да, они, конечно. Но и…
Я вздохнула и переложила сумку в другую руку — что, если я сейчас поверну обратно?
