значился
Lehman Brothers.
Для студента-математика практика в финансовой сфере была ярко освещенной магистралью, выгодно отличавшейся от прочих дорог. Заявления подали все мои знакомые однокурсники (в дальнейшем их карьера сложилась по-разному). Но через месяц стажировки я передумал и решил поступать в докторантуру. К этому меня подтолкнул прежде всего курс эпидемиологии, который я прослушал в начале года. Меня увлекла идея, что вспышки болезней вовсе не должны быть загадочными и непредсказуемыми явлениями. Имея в распоряжении подходящие методы, мы можем проанализировать их, выяснить, что происходит на самом деле, и, возможно, принять действенные меры.
Но для начала нужно было ответить на вопрос, что происходит вокруг меня на Канэри-Уорф. Я выбрал другую карьеру, но все равно хотел разобраться в происходящем в банковской отрасли. Почему опустели рабочие места трейдеров? Почему великие идеи финансистов вдруг оказались несостоятельными? И как далеко все это зайдет?
Я занимался обыкновенными акциями и анализировал биржевые котировки компаний, но в предыдущие годы самые большие деньги крутились в сфере кредитных инвестиций. Один вид инвестиций пользовался особой популярностью: банки собирали ипотечные и другие займы в обеспеченные долговые обязательства (CDO). Такие продукты позволяли инвесторам брать на себя часть рисков ипотечного заемщика и зарабатывать на этом деньги [74]. Это могло приносить огромную прибыль. Говорят, что Саджид Джавид, который в 2019 году стал канцлером казначейства Великобритании, зарабатывал около 3 миллионов фунтов стерлингов в год на торговле разнообразными кредитными продуктами, пока не ушел из банковского бизнеса в 2009 году [75].
Концепция CDO была позаимствована из сферы страхования жизни. Страховщики заметили, что люди часто умирают вскоре после смерти супруга – это социальное явление известно как «синдром разбитого сердца». В середине 1990-х они нашли способ учитывать это обстоятельство при расчете стоимости страховки. Вскоре банкиры оценили эту идею и нашли ей новое применение. Банки интересовались не смертями, а тем, что произойдет, если кто-то будет не в состоянии выплачивать ипотеку. Что произойдет с другими домохозяйствами – последуют ли они этому примеру? Подобные заимствования математических моделей часто встречаются и в финансах, и в других сферах. «Человеческие существа не отличаются дальновидностью, но у них богатое воображение, – заметил однажды финансовый аналитик Эммануэль Дерман. – Поэтому модель неизбежно будет использоваться таким образом, о котором даже не помышлял ее создатель» [76].
К сожалению, у ипотечных моделей были серьезные недостатки. Пожалуй, самая большая проблема заключалась в том, что в их основу был положен анализ цен на недвижимость, которые на протяжении последних 20 лет в основном росли. Данные за этот период указывали на низкую корреляцию на ипотечном рынке: если, например, заемщик во Флориде пропускал платеж, это не значило, что платеж пропустит и житель Калифорнии. Хотя отдельные эксперты высказывали предположение, что ипотечный рынок – это пузырь, который скоро лопнет, многие банкиры сохраняли оптимизм. В июле 2005 года канал CNBC взял интервью у Бена Бернанке, который возглавлял Совет экономических консультантов при президенте Буше и вскоре после этого занял пост главы Федеральной резервной системы США. Каков, по мнению Бернанке, худший сценарий? Что случится, если цены упадут по всей стране? «Такая возможность крайне маловероятна, – сказал Бернанке. – Мы никогда не наблюдали падения цен на жилье в общенациональном масштабе» [77].
В феврале 2007 года, за год до краха Bear Stearns, специалист по кредитованию Джанет Таваколи писала о росте числа инвестиционных продуктов, подобных CDO. Особое беспокойство у нее вызывали модели, используемые для оценки корреляции между ипотечными закладными. Опираясь на допущения, далекие от реальности, эти модели, в сущности, создавали математическую иллюзию, при которой высокорисковые кредиты выглядели как инвестиции с низким уровнем риска [78]. «Корреляционный трейдинг распространился в культуре финансовых рынков, как чрезвычайно заразный вирус, – отмечала Таваколи. – До сих пор смертельных случаев было немного, но несколько жертв уже заболели, и болезнь быстро распространяется» [79]. Другие аналитики разделяли ее скепсис, называя популярные корреляционные методы чрезмерно упрощенным подходом к анализу ипотечных продуктов. Говорят, у одного из ведущих хедж-фондов в комнате для совещаний стояли бухгалтерские счеты, а рядом с ними табличка: «корреляционная модель» [80].
Несмотря на недостатки этих моделей, ипотечные продукты оставались популярными. Затем наступило прозрение – цены на жилье пошли вниз. Летом 2008 года я пришел к выводу, что многие знали о возможных последствиях. Инвестиции обесценивались с каждым днем, но это не имело значения, пока оставались наивные инвесторы, которым можно было продать ипотечные продукты. Это как нести мешок с деньгами, зная, что в нем есть дыра, но не обращая на это внимания, потому что сверху вы кладете больше, чем высыпается снизу.
Но в этой стратегии было много дыр. К августу 2008 года все начали гадать, насколько быстро опустошаются мешки с деньгами. По всему городу банки искали новые источники пополнения капитала, наперебой обхаживая государственные инвестиционные фонды стран Ближнего Востока. Помню, как трейдеры, торгующие обыкновенными акциями, хватали за рукав идущих мимо практикантов и указывали им на новое падение акций Lehman Brothers. Я проходил мимо пустых столов, за которыми раньше сидели продавцы прибыльных CDO. Некоторые коллеги нервно оглядывались при виде сотрудников службы безопасности – не они ли следующие в очереди на выход? Все боялись. Затем наступил крах.
Рост популярности сложных финансовых продуктов и разорение таких фондов, как Long Term Capital Management, убедили центральные банки в необходимости разобраться в сложной паутине финансового трейдинга. В мае 2006 года Федеральный резервный банк Нью-Йорка организовал конференцию для обсуждения системного риска. Целью организаторов было выявить факторы, которые могут повлиять на устойчивость финансовых сетей [81].
На конференции присутствовали специалисты из разных областей науки. Среди них был экономист Джордж Сугихара, чья лаборатория в Сан-Диего занималась вопросами охраны морской среды. Сугихара и его коллеги использовали математические модели для выявления динамики популяций рыбы. Сугихара также имел опыт в финансовой сфере; в конце 1990-х он четыре года проработал в Deutsche Bank. В тот период банки активно расширяли аналитические подразделения и набирали специалистов с опытом работы с математическими моделями. Пытаясь привлечь Сугихару, Deutsche Bank устроил ему роскошное путешествие в английскую усадьбу. Ходят слухи, что за ужином руководитель банка написал на салфетке огромную сумму предлагаемого оклада. Удивленный Сугихара буквально лишился дара речи. Ошибочно приняв молчание Сугихары за отказ, банкир забрал салфетку и написал еще бо́льшую сумму. Снова пауза – и новое, еще более щедрое предложение. На сей раз Сугихара согласился [82].
Те несколько лет, что Сугихара проработал в Deutsche Bank, оказались очень выгодными для обеих сторон. Конечно, финансовые рынки
