позволять себе слишком уж утомительных удовольствий, способных повредить здоровью или стать помехой работе. Радикальное избавление от проблем молодежи заключается в изменении общественной морали. Между тем молодой человек поступит правильно, если осознает, что рано или поздно ему предстоит жениться и что нужно жить таким образом, чтобы в будущем обеспечить себе счастливый брак (которого у него наверняка не будет, если он доведет себя до нервного расстройства и утратит способность наслаждаться тихими семейными радостями).
Одна из худших особенностей нервной усталости проявляется в том, что она действует как своего рода ширма между человеком и окружающим миром. Впечатления извне приходят как бы приглушенными, размытыми; человек уже не замечает других людей, разве что раздражается на их мелкие уловки, скверные или вычурные манеры; он не получает удовольствия ни от еды, ни от солнечного света, зато склонен сосредотачиваться на нескольких немногочисленных объектах и проявлять равнодушие ко всему остальному. Такое положение вещей делает отдых невозможным, а потому усталость продолжает нарастать, пока не достигает той точки, где требуется медицинское вмешательство. Все это, по сути, лишь кара за утрату контакта с планетой, о чем мы говорили в предыдущей главе. Но как сохранить этот контакт в наших громадных современных городских агломерациях? Вот вопрос, ответ на который дать не так-то легко. Впрочем, здесь мы вновь подходим к тем обширным социальным проблемам, которые я не планировал рассматривать на страницах этой книги.
Следом за беспокойством одной из наиболее важных, пожалуй, причин несчастья является зависть. Должен отметить, что она принадлежит к числу самых универсальных и глубоко укорененных человеческих страстей. Ее очень легко разглядеть в младенцах, которым еще не исполнилось и года, а потому каждому воспитателю надлежит обращаться с этими детьми наинежнейшим образом. Малейшее предпочтение, оказываемое одному ребенку в ущерб остальным, мгновенно улавливается, и другие начинают обижаться.
Всякий, у кого есть дети или кто опекает детей, должен соблюдать справедливость – абсолютную, жесткую и неизменную. Но дети всего лишь чуть более откровенны в проявлениях зависти и ревности (особой формы зависти), чем взрослые люди. Эта эмоция столь же широко распространена среди взрослых.
Возьмем, к примеру, служанок: помню, как одна из наших горничных, замужняя женщина, вдруг забеременела, и стали говорить, что ей не следует поднимать никаких тяжестей; сразу же выяснилось, что прочие служанки дружно отказываются поднимать тяжести или браться за тяжелую работу, и нам пришлось справляться самостоятельно.
Вдобавок зависть – основа демократии. Гераклит утверждал, что граждан Эфеса следует перевешать, потому что они заявляли: «Не должно быть первых среди нас» [44]. Демократическое движение в греческих городах-государствах было едва ли не целиком вдохновлено и обусловлено этой страстью. То же самое справедливо применительно к современной демократии. Да, существует идеалистическая теория, согласно которой демократия есть лучшая форма правления. Сам я считаю эту теорию верной. Однако нет и в помине какого-то департамента практической политики, призванного воплощать идеалистические теории и осуществлять значимые изменения в обществе; когда случаются большие перемены, теории, которые их оправдывают, всегда маскируют собой страсть. А той страстью, которая выступает движущей силой при реализации демократических теорий, остается, несомненно, зависть. Почитайте мемуары мадам Ролан, которую частенько называют благородной женщиной, искренне преданной служению людям [45]. Вы обнаружите, что в убежденную сторонницу демократии ее превратил жизненный опыт, а именно случай, когда ей довелось побывать в помещениях слуг во время пребывания в аристократическом шато.
В среде респектабельных женщин зависть как таковая играет чрезвычайно важную роль. Допустим, вы едете в метро и замечаете, что в вагон входит хорошо одетая женщина; проследите за взглядами других женщин в вагоне. Вы увидите, что все эти дамы – разве что не считая тех, кто одет еще лучше, – примутся злобно коситься на новенькую и всячески выказывать свое неодобрительное отношение. Любовь к скандалам представляет собой проявление этой общей недоброжелательности: любому обвинению против другой женщины верят моментально, даже при очевидно надуманных доказательствах. Строгая мораль служит той же цели: тем, кто имеет шанс согрешить против нее, завидуют, хотя считается добродетелью карать их за грехи. Эта особая форма добродетели, безусловно, вознаграждает сама себя.
Впрочем, точно такая же ситуация наблюдается и среди мужчин, за исключением того, что женщины воспринимают вообще всех других женщин как своих соперниц, а мужчины, как правило, испытывают схожие чувства по отношению к представителям своей профессии. Доводилось ли вам, читатель, проявлять вопиющую бестактность и хвалить одного художника в присутствии другого? Или расхваливать политика в беседе с другим политиком из той же партии? Или превозносить некоего египтолога в разговоре с другим египтологом? Если да, ставлю сто к одному, что ваше поведение вызывало взрыв негодования (и ревности). В переписке Лейбница и Гюйгенса оба автора в ряде писем сетуют по поводу слуха, будто Ньютон сошел с ума. «Разве не грустно, – пишут они друг другу, – что несравненный гений мистера Ньютона омрачился прискорбной утратой разума?» Два выдающихся человека в письме за письмом проливали крокодиловы слезы, за которыми пряталось явное облегчение. На самом же деле факт, о котором они лицемерно сожалели, не имел места: слух родился из нескольких примеров эксцентричного поведения со стороны Ньютона.
Из всех характеристик типичной человеческой природы зависть выглядит самой трагической: завистливый человек не только старается вредить другим при любой возможности, но и сам страдает от невзгод и не может быть счастливым. Вместо того чтобы получать удовольствие от того, чем обладает, он ощущает боль от осознания того, что другие владеют чем-то еще. В таком состоянии он как бы лишает других их преимуществ, и для него крайне желательно заполучить эти преимущества для себя. Когда этой страсти позволяют выплескиваться свободно, она становится фатальной для всякого мастерства и даже для полезнейших проявлений исключительных навыков. Почему врачеватель объезжает своих пациентов на автомобиле, когда наемному труженику приходится брести на работу пешком? Почему научному исследователю разрешается проводить время в теплом помещении, тогда как прочие вынуждены отдаваться на милость стихиям? Почему человек, наделенный каким-то редким талантом, важным для мироздания, должен быть избавлен от рутины по ведению домашнего хозяйства? На все эти вопросы зависть не находит ответа. К счастью, в человеческой природе обнаруживается и компенсирующая страсть, а именно – восхищение. Любой, кому хочется увеличить меру человеческого счастья, должен развивать в себе способность восхищаться – и бороться с завистью.
Существует ли лекарство от зависти? Для святых оно заключалось в самоотверженности, но даже среди святых зависть по отношению к другим святым отнюдь не исключалась. Сомневаюсь, что преподобный
