по поводу какого-то жуткого убийства.
Вопреки ее авангардности, некоторые прогрессивные ученые того времени взялись разбираться с этой темой. Один такой ученый – Джордж У. Хохманн, психолог из больницы при Администрации по делам ветеранов в Лонг-Бич, Калифорния. У Хохманна была парализована нижняя часть тела – он участвовал во Второй мировой войне и там повредил спинной мозг [54]. Подобные травмы способны ограничить возможность управления мышцами, однако спинной мозг еще и передает сенсорные сигналы, а потому пострадавшие от таких повреждений иногда не ощущают конечностями жар, холод, давление, боль, а также позу и положение тела – и даже собственный пульс. В больнице Хохманн ежедневно общался с другими пациентами, у которых были травмы спинного мозга. Хохманн задумался: если состояние мозга влияет на переживание эмоций, уменьшает ли ослабление обратной связи от тела силу эмоций, переживаемых пациентом, как это, по всей видимости, происходило с самим Хохманном? Чтобы это выяснить, он провел соответствующие собеседования с двадцатью шестью мужчинами-пациентами больницы и попросил их сравнить некоторые их эмоциональные переживания до и после травмы [55]. В статье, ныне уже классической, он пришел к выводу, что парализованные пациенты действительно переживают «значительное ослабление переживаемых чувств» гнева, сексуального возбуждения и страха. В последние годы изучение эмоциональной реакции у парализованных этот вывод подкрепило [56].
В наши дни мы знаем, что связь мозг – тело столь значима для человека, что, если бы можно было перерезать спинной мозг и прочие нервные волокна и кровеносные сосуды, соединяющие голову с телом, а затем так же аккуратно пришить голову на какое-нибудь другое обезглавленное тело, разрыв контура обратной связи между мозгом и телом оказался бы серьезным фактором, угрожающим выживанию нового организма. Пример этот кажется маловероятным и эксцентричным, однако такие попытки совершаются уже много лет. Более того, попытки пересадки головы накопили столь долгую и богатую историю, что один хирург из Гарвардской медицинской школы недавно опубликовал статью на эту тему: «История пересадки головы. Обзор» [57].
Статья начинается с описания первой подобной попытки – с собакой: проделали ее больше века назад хирурги Алексис Кэррел и Чарлз Гатри. Собака могла видеть, издавать звуки и двигаться, но через несколько часов скончалась. За свою работу по трансплантации Кэррел получил в 1912 году Нобелевскую премию по физиологии и медицине. Русский хирург Владимир Демихов повторил этот подвиг в 1954 году – у него собака прожила двадцать девять дней; Нобелевскую премию, впрочем, не присудили. В последующие годы подобные операции производились на мышах и даже на приматах. В 1970-м мартышка резус с пересаженной головой прожила восемь дней, и ее сочли «нормальной по всем показателям».
У каждого из нас свои определения «нормы», и я как человек, переживший за жизнь не одну операцию, знаю, что, когда хирург обещает вам, что после операции у вас вскоре все будет «нормально», лучше уточнить, что именно хирург под этим словом подразумевает. Я, во всяком случае, надеюсь, что он не подразумевает выезд из операционной в виде ампутированной головы. Тот хирург имел в виду, что мартышка была способна кусать, жевать, глотать, провожать движущийся предмет взглядом, а ЭЭГ у нее была как у бодрствующей особи. Вот и все. Вместе с тем ей требовались постоянные введения лекарств и регулярная механическая вентиляция легких, чтобы животное не задохнулось. Никаких прыжков по деревьям и никакой добычи бананов этой мартышке, «нормальной по всем показателям».
При таком положении дел производить подобную операцию на человеке никто не решился бы, верно? Так вот, выясняется, что это не такой уж эксцентричный пример: в 2017 году Серджо Канаверо из Италии и его китайский коллега Сяопин Жэнь заявили о том, что собираются пересадить голову с живого человека на свежий донорский труп – видимо, человека, погибшего от травмы головы [58]. Согласно словам этих врачей, процедура стала возможной благодаря недавним успехам иммунотерапии – они могут позволить предотвратить отторжение новой головы, – а также методов глубокого охлаждения, позволяющим держать голову сохранной, пока ее приживляют к новому телу. План таков: пережать и перерезать шейные артерии и вены, затем рассечь позвоночник и нервы между четвертым и шестым позвонками, а затем пересадить, пока насосы поддерживают ток крови, при температуре 84˚ по Фаренгейту [59].
Кто же решится на подобный жуткий эксперимент? Хирурги, похоже, вполне уверены, что найдут уйму желающих среди смертельно больных. Возможно. Операцию собираются проводить в Китае, поскольку ни одно американское или европейское учреждение подобной операции не допустит. Вместе с тем они – не «безумные ученые», как написали эти врачи в «Международном журнале хирургической неврологии». «Западной биоэтике пора бы перестать снисходительно опекать весь мир», – сказал Канаверо.
Конечно же, есть много причин, почему предложенная операция – затея скверная, даже в отрыве от чисто этических соображений. Не только потому, что подобные операции не обкатаны и не то чтобы примечательно успешны на низших животных, но и потому, что обойдется она примерно в сто миллионов долларов, а пациент почти наверняка вскоре умрет, да еще и, вероятно, претерпит жестокую боль. Но даже если и это отставить в сторону и учесть исключительную важность связи психики и тела, что сотворит подобная операция, если физически удастся, с ядерным аффектом человека, его эмоциональным благополучием и психикой в целом?
Жэнь и Канаверо признают эту трудность. Они обсуждают случай другой пересадки, неудачной, и ту неудачу списывают на плохую интеграцию новой части тела в образ собственного тела у пациента. «Мы признаём, что принять чужую часть тела как собственную требует психологической стойкости», – писали они. Речь шла о трансплантации кисти руки.
Пол Рут Уолпи, редактор «Американского журнала биоэтической нейробиологии», писал: «Наш мозг постоянно следит за состоянием тела, откликается на него и приспосабливается к нему. Целиком новое тело вынудит мозг взяться за колоссальную переориентацию на новые вводные, которые со временем способны изменить фундаментальную природу и связующие пути в мозге (то, что ученые именуют коннектомом). Этот мозг уже не будет тем, каким он был в исходном теле» [60]. Более того, критики предсказывают, что подвергшиеся пересадке головы переживут диссонанс психики-тела такой силы, что возможны «безумие и смерть». Излишне говорить, что тело нуждается в мозге, чтобы функционировать, однако и мозг нуждается не только в том, чтобы в него качали кровь, насыщенную кислородом: мозгу нужно его тело. То, что связь мозга с телом, к которому он не привычен, способна вести к смерти, каким бы технически виртуозным ни был тот, кто их соединил, – возможно, величайший признак близости и важности связи между психикой и телом.
Мозг как машина предсказания
Где-то на пути эволюции от
