и строчные букв которых не имели ничего общего: «GET» – «get», «EAGER» – «eager», «READ» – «read» и так далее. Излишне говорить, что участники легко распознавали эти стимулы, несмотря на их разную форму. Сканирование показало, какая область мозга кодирует этот тип культурной инвариантности. Полученные результаты вновь подтвердили ключевую роль левой затылочно-височной области «буквенной кассы». Только в этой зоне активность снижалась всякий раз, когда слова повторялись, причем независимо от того, чем были обусловлены отношения между ними: культурной традицией или зрительным сходством (рис. 2.13). Очевидно, для «буквенной кассы» «G» и «g» так же похожи, как «О» и «о» – явное доказательство того, что эта область отлично приспособилась к условностям нашего алфавита. Тот факт, что нейроны одинаково реагируют на формы «g» и «G», нельзя объяснить врожденной организацией зрительной системы. Это – результат процесса обучения, внедрившего культурную практику в соответствующие мозговые сети. В этом отношении интересно сравнить левую часть «буквенной кассы» с симметричной ей зрительной областью в правом полушарии. Последняя успешно распознает слова, которые выглядят похоже, например «Zoo» и «zoo», но абсолютно не справляется с условными ассоциациями, например «GET» и «get». Судя по всему, у большинства правшей это полушарие задействует лишь общие зрительные механизмы размерной и позиционной инвариантности. Только левая область «буквенной кассы» освоила культурные практики, уникальные для чтения.
Рис. 2.13. Левая затылочно-височная область «буквенной кассы» содержит культурные условности алфавита. При повторном появлении слова ее активность уменьшается. Это означает, что она распознает слово при изменении регистра, причем даже в том случае, если строчные и прописные буквы выглядят по-разному (например, «Е» и «е») и образуют пары только в силу культурной традиции. Симметричная область правого полушария, напротив, реагирует исключительно на зрительное сходство (по материалам статьи Dehaene et al., 2004). Адаптировано с разрешения Psychological Science.
Рис. 2.14. Левая затылочно-височная область «буквенной кассы» учитывает орфографические закономерности родного языка читателя. Функциональная МРТ (вверху) показывает, что эта зона мозга лучше реагирует на реальные слова, чем на цепочки согласных, нарушающие правила правописания. При этом предпочтение «правильных» стимулов не зависит от места их проекции на сетчатку глаза (по материалам Cohen et al., 2002). Согласно данным магнитоэнцефалографии (внизу), эта избирательная реакция наблюдается примерно через 150 миллисекунд после появления слова на сетчатке (по материалам статьи Tarkiainen et al., 1999). Адаптировано с разрешения Oxford University Press.
Существуют и другие свидетельства культурной специфики «буквенной кассы». С помощью методов нейровизуализации мои коллеги и я показали, что эта область не просто с самого рождения пассивно реагирует на все, что напоминает букву или слово. Она активно адаптируется к задаче чтения, собирая статистические данные о буквах, которые часто встречаются вместе. Как оказалось, не все буквенные цепочки вызывают одинаковую реакцию. Например, эта область гораздо лучше воспринимает цепочки, образующие существующее слово, например «CABINET» или «PILAVER», чем на те, что нарушают правила орфографии, например бессмысленные наборы согласных вроде «CQBPRGT» (рис. 2.1) [157]. Кроме того, она явно предпочитает употребительные буквосочетания, такие как «WH» или «ING», редким или невозможным, например «HW» или «QNF» [158]. Однако даже допустимые комбинации букв не активируют область «буквенной кассы», если человек не умеет читать. Так, символы иврита вызывают сильную затылочно-височную активацию у носителей этого языка, но не у людей, говорящих на английском [159].
Месье К., первый пациент Дежерина, – великолепный пример влияния культуры. Несмотря на проблемы с чтением букв, он по-прежнему мог читать арабские цифры. Визуально, конечно, эти стимулы очень похожи. Формы букв произвольны: мы легко можем вообразить систему письменности, в которой «52314» или «CQBPRGT» были бы словами, а «CABINET» – бессмыслицей. И все же «буквенной кассе» больше «нравятся» цепочки букв, чем цепочки цифр, такие как «52314» [160]. Следовательно, эта область определена не только зрительными стимулами, но и культурной историей нашего мозга. Когда мы учимся читать, часть зрительных нейронов адаптируется к буквам и языкам, которым нас учат. Цифры же обрабатываются в другом месте – вероятно, в задних отделах левого и правого полушарий. Как показывают записи электрических возможностей мозга, процесс культурной сортировки происходит чрезвычайно быстро. Левой затылочно-височной области требуется всего около 150–190 миллисекунд, чтобы продемонстрировать предпочтение оформленных буквенных цепочек перед случайными комбинациями согласных или цифр [161].
Мозг китайских читателей
В мире существует множество самых разных видов письменности. Как подсказывает логика, подобное многообразие должно приводить к огромным расхождениям в организации мозга и паттернах активации у читателей из разных стран – особенно тех, где используются алфавитные и неалфавитные системы. Как ни странно, это не так. Во всех культурах, несмотря на выраженные различия в поверхностной форме, письменные слова всегда обрабатываются практически идентичными нейронными сетями. В частности, левая затылочно-височная область «буквенной кассы» играет важную роль у всех читателей мира. Форма и внутренняя структура символов обусловливают лишь минимальные отклонения.
Рассмотрим китайский и японский языки. Долгое время казалось, что распознавание китайских иероглифов – более сложный процесс, нежели декодирование латинского алфавита. Предполагалось, что китайские читатели преимущественно опираются на правополушарную зрительную систему, которая считается более «целостной». Современные нейровизуализационные исследования опровергли эту гипотезу. При сканировании китайских читателей была установлена активация левой затылочно-височной области – зона, по существу идентичная «буквенной кассе» [162]. Удивительно, но, несмотря на множество отличий (географическое расстояние, методы визуализации, морфология мозга, педагогические стратегии и система письменности), область, отвечающая за распознавание слов у китайских читателей, находится всего в нескольких миллиметрах от зоны, отвечающей за этот же процесс у англичан.
Люди, бегло читающие и латинские буквы, и китайские иероглифы, предоставляют ученым уникальную возможность изучить универсальность зрительного распознавания слов в одном и том же мозге. В 1970-х годах Китай внедрил официальную систему транскрипции для китайского языка. Она называется пиньинь (буквально – «запись звуков»). Она включает 26 букв латинского алфавита и ряд графем, таких как «zh», «ch» и «ang». Слово «банк», например, транскрибируется как «yínháng». Китайские дети часто осваивают пиньинь до того, как их начинают обучать традиционным китайским иероглифам, а потому многие молодые люди фактически оказываются билингвами, а точнее «биграфами» – в их распоряжении имеются две разные зрительные точки входа в один и тот же устный язык. Однако визуализация мозга показывает, что области, активируемые этими двумя системами письма, почти полностью перекрываются в левой вентральной височной коре
