и даже ), позы (), а также простые геометрические фигуры () [292]. Как ни странно, первые писцы старательно избегали двух категорий зрительных репрезентаций, которые хорошо представлены в коре головного мозга. Первая группа – это места, дома и пейзажи. Всего несколько иероглифов изображают их, и то лишь в очень упрощенном виде, который не вызывает никакого ощущения пространства или глубины ().
Другая редко используемая категория – это лица. Только майя использовали разнообразие стилизованных лиц для обозначения слогов:
На поверхности коры места и лица занимают вытянутые и достаточно удаленные друг от друга области. Тем не менее обе они расположены слишком далеко от «буквенной кассы» в левом полушарии. Область места, присутствующая в обоих полушариях, лежит близко к медиальной линии мозга, в то время как зона лица преимущественно расположена в правом полушарии – следовательно, находится на максимальном удалении от центра речи в левом полушарии. Может, первые писцы каким-то образом обнаружили, что эти две категории не обеспечивали эффективной связи с речевыми центрами? Почти полное отсутствие лиц среди письменных символов можно считать еще одним косвенным доказательством того, что структура мозга послужила мощным ограничительным фактором в эволюции письма.
Ограничения пиктографии
В «Пятой Эннеаде» философ Плотин (205–270 годы н. э.), комментируя «Федр» Платона (см. эпиграф к этой главе), выразил свое безграничное восхищение древнеегипетской письменностью:
Нам кажется, что мудрецы Египта, желая дать верное выражение своим представлениям о вещах, не прибегали к буквам, которые входят в состав слов и предложений и указывают на те голосовые звуки, посредством которых те и другие выговариваются, но вместо этого делали как бы статуи, рисунки вещей – чертили иероглифы и имели в святилищах для каждого предмета особый иероглиф, особую символическую эмблему, которая выражала его смысл и значение. Каждый такой иероглиф уже и сам по себе может быть принимаем за образчик знания и мудрости египетских жрецов. [293]
К сожалению, Плотин ошибался. Если бы иероглифы, как комиксы, действительно давали прямой доступ к смыслу, нам бы не пришлось ждать, пока их расшифрует французский египтолог Жан-Франсуа Шампольон. Концепция универсальной пиктографической системы, которую без специальной подготовки могли бы понимать представители всех культур, нереалистична. В эволюции письменности пиктографическая стадия была столь короткой, что можно усомниться в том, существовала ли она вообще. С самого начала письменность использовалась для выражения абстрактных идей. Для этого было введено огромное количество произвольных условностей, многие из которых требовалось заучивать наизусть. В результате письменность и чтение быстро стали привилегией элиты.
На ранней стадии писцы столкнулись с рядом практических проблем. Во-первых, писать нужно было как можно быстрее. В гробницах некоторых богатых египтян иероглифы отличаются невероятной детализацией, включая великолепные изображения птиц и цветов. Однако на создание этих крошечных произведений искусства уходило так много времени, что для повседневного использования они не были пригодны. Вскоре появилась более быстрая и упрощенная система письма, ныне известная как демотическая (буквально – «народное письмо»). Во всех странах, где письменность была широко распространена, стилизация привела к быстрому переходу от пиктографии к более простому набору символических знаков.
Принятые формы письма частично зависели от доступных материалов. Шумеры писали на мягких глиняных табличках тонко заточенными тростниковыми палочками. Единственной формой, которая давалась им без труда, был клин (по-латыни cuneus). Их письменность, состоявшая из разных вариантов базового клиновидного штриха, в итоге превратилась в «клинопись». По-разному комбинируя клинья, шумеры создали десятки знаков, настолько стилизованных, что начальная пиктограмма стала неузнаваемой (рис. 4.3). Например, символом водного пространства изначально были две параллельные волны. В клинописи он превратился в большой клин и два маленьких – чистая условность, которую должен был запомнить каждый писец.
Китайцы пошли по аналогичному пути. В самых древних известных записях, датируемых династией Шан (1000 год до н. э.), символы вырезались на костях или черепаховых панцирях (так называемые гадательные надписи). Знак, обозначающий слово «лошадь», действительно напоминал благородное животное: . Однако вскоре стилизация взяла верх. Разве сегодня можно догадаться, что 馬 означает «лошадь»? Этот знак обрел свою окончательную форму еще в III веке, а в последнее время был упрощен до . Считается, что только 2 % современных китайских иероглифов содержат узнаваемый пиктографический элемент [294].
Стилизация, образующая фундамент всех существующих систем письменности, лежит в основе орфографии. Этот термин буквально означает «рисовать правильно». До тех пор, пока письмо базировалось на рисовании распознаваемой картинки, ее точная форма могла варьироваться. Совсем иначе обстояли дела с условными символами: был только один способ писать их правильно, одна «орфография».
Вторым фактором, который содействовал отказу от пиктографии, была проблема изображения абстрактных понятий. Никакая картинка не могла передать концепцию свободы, господина и раба, победы или бога. Во многих случаях помогала ассоциация идей. В клинописи звезда обозначала божество; яйцо рядом с птицей – рождение ребенка; профиль человека, касающегося губами чаши, – пищу. К сожалению, какими бы удачными они ни были, эти условности ничего не значили для нетренированного глаза – прямая связь между картинкой и смыслом была утрачена.
Рис. 4.3. Традиция и симплификация (упрощение) – два важнейших фактора в эволюции письменности. В шумерском языке (вверху) первые знаки, пиктографическое происхождение которых очевидно, быстро превратились в абстрактные символы. Это произошло главным образом потому, что их выдавливали в мягкой глине с помощью заостренной палочки. Протосинайская письменность (в середине) включала небольшое количество условных изображений для обозначения согласных семитского языка. Перенятые финикийцами и греками, эти формы подверглись дальнейшему упрощению и были повернуты на 90 или 180 градусов под влиянием изменений в направлении письма. В итоге они стали буквами нашего алфавита. Каждую из них, например букву А (внизу), можно рассматривать как конечную точку культурной эволюции, которая стремилась, с одной стороны, к максимальной простоте, а с другой – к сохранению базовой формы, легко распознаваемой нейронами нашей нижневисочной коры. Перепечатано с разрешения Роберта Фрадкина.
Другая хитрость состояла в использовании сходства между определенными звуками, чтобы изобразить своеобразные зрительные каламбуры. Историки называют это принципом ребуса. Он предполагает применение пиктограммы для репрезентации
