раньше [465].
Обратите внимание: эти контрмеры направлены на разные факторы, влияющие на репродуктивное число. Мессенджер WhatsApp ограничил возможности для передачи. Пользователи фейсбука убеждают друзей удалить пост, что уменьшает время заразности. Власти Ураясу снизили восприимчивость, предоставив тысячам людей правдивую информацию раньше, чем до них докатились слухи. Как и в случае с инфекционными болезнями, на некоторые аспекты репродуктивного числа воздействовать легче, чем на другие. В 2019 году интернет-сервис Pinterest объявил о том, что будет блокировать в результатах поиска контент, направленный против вакцинации (тем самым исключая возможность его распространения), и намерен полностью удалить его, что снизит продолжительность заражения [466].
Остается еще один фактор, влияющий на репродуктивное число: вероятность передачи идеи. Вспомним о рекомендациях СМИ по освещению таких событий, как самоубийства: они призваны снизить вероятность заражения. Уитни Филлипс и другие исследователи считают, что мы точно так же поступаем с манипулятивной информацией, ограничивая ее освещение, чтобы проблема не распространялась дальше. «Сообщая о какой-нибудь фальшивке или любой другой попытке манипуляции, вы тем самым ее легитимизируете, – говорит Филлипс. – В сущности, вы подаете пример другим, показывая, что это работает» [467].
Недавние события показали, что некоторым СМИ в этом плане предстоит еще много работы. После массового убийства в мечети в новозеландском городе Крайстчерч ряд изданий проигнорировал общепризнанные рекомендации по освещению террористических атак. Многие назвали имя стрелка, подробно рассказали о его взглядах, даже дали ссылки на его манифест и опубликовали видео теракта. К сожалению, эта информация стала популярной: в статьях, широко распространившихся в фейсбуке, очень часто нарушались упомянутые рекомендации [468].
Это означает, что нам нужно задуматься о том, как мы реагируем на человеконенавистнические идеи и кому выгодно привлекать к ним внимание. Сторонники освещения экстремистских взглядов обычно говорят, что они все равно распространились бы, даже без участия СМИ. Но исследования, посвященные заражению в интернете, показали обратное: без широковещательной передачи, которая подкрепляет контент, он редко распространяется широко. Как правило, идея становится популярной после того, как ее распространению помогают – намеренно или случайно – известные персоны или СМИ.
К сожалению, из-за меняющейся природы журналистики становится все труднее сопротивляться попыткам манипуляции. Жажда кликов и перепостов сделала СМИ уязвимыми к эксплуатации со стороны людей, публикующих заразные идеи; трудно противостоять тому интересу, который вызывают эти идеи. Это привлекает интернет-троллей и манипуляторов, которые гораздо лучше большинства пользователей разбираются в механизмах заражения в сети. С технологической точки зрения большинство манипуляторов не злоупотребляют системой – они следуют ее стимулам. «Секрет в том, что они используют соцсети именно так, как задумывалось при их создании», – говорит Филлипс. В ходе исследования она опросила десятки журналистов, и многие чувствовали себя неловко, осознавая, что извлекают выгоду из рассказов об экстремистских взглядах. «Это хорошо для меня, но плохо для страны», – признался один из репортеров. Чтобы уменьшить вероятность заражения, Филлипс предлагает обсуждать не только само событие, но и процесс манипуляции: «Разъяснение того, что публикация статьи – часть цепи усиления, что журналисты и читатели – тоже ее звенья, – все это должно выходить на первый план при освещении событий».
Хотя журналисты вносят существенный вклад в распространение информации, в цепи передачи есть и другие звенья – прежде всего соцсети. Изучать заражение на этих платформах гораздо сложнее, чем реконструировать последовательность случаев заболевания или инцидентов со стрельбой. Экосистема в интернете многомерна, в ней происходят триллионы взаимодействий, она пронизана широчайшей сетью возможных путей передачи. Но несмотря на всю ее сложность, предлагаемые решения зачастую одномерны: нам просто рекомендуют что-то делать чаще, а что-то реже.
Простого и однозначного решения здесь нет – как и в случае со многими другими сложными социальными вопросами. «Думаю, сдвиг, который мы наблюдаем, аналогичен тому, что происходило в США в ходе борьбы с наркотиками, – говорит Брендан Найхен [469]. – Теперь мы переходим от заявления “есть проблема, которую мы должны решить” к тезису “это хроническое состояние, которое нужно держать под контролем”. Психологические уязвимости, из-за которых люди склонны к заблуждениям, никуда не денутся. Инструменты, способствующие распространению этих заблуждений в интернете, тоже не исчезнут».
Однако в наших силах сделать так, чтобы СМИ, политические организации и платформы соцсетей – не говоря уже о нас самих – лучше сопротивлялись манипуляциям. Прежде всего, необходимо лучше разобраться в механизмах передачи. Недостаточно сосредоточиться на нескольких группах, странах или платформах. Информация, подобно заразным болезням, не признает государственных границ. В эпидемии испанки 1918 года винили Испанию, поскольку это была единственная страна, сообщавшая о болезни; точно так же и наше представление о заражении в интернете может быть искажено тем, где именно мы наблюдаем вспышки. В последние годы исследователи опубликовали почти в пять раз больше работ, посвященных заражению в твиттере, чем в фейсбуке, хотя у последнего в семь раз больше пользователей [470]. Причина в том, что ученым всегда было проще получить доступ к открытой информации твиттера, чем увидеть, что распространяется через такие закрытые приложения, как Facebook или WhatsApp.
Впрочем, есть надежда, что ситуация изменится: в 2019 году Facebook объявила о сотрудничестве с двенадцатью группами ученых, которые будут изучать влияние этой платформы на демократию, – но до полного понимания широкой информационной экосистемы нам еще далеко [471]. Одна из причин, по которым заражение в интернете так сложно исследовать, заключается в том, что большинству из нас трудно увидеть, какому воздействию подвергаются другие люди. Лет двадцать назад, если мы хотели посмотреть, какие кампании разворачиваются в мире, достаточно было взять газету или включить телевизор. Лозунги были у всех на виду, даже если их воздействие трудно было оценить. Говоря языком эпидемиологии, все видели источники инфекции, но никто не понимал, каковы масштабы распространения и какая инфекция от какого источника исходит. Сравните эту картину с нынешней ситуацией, когда информация распространяется в соцсетях, а манипуляторы нацеливают кампании в интернете на конкретных пользователей. В том, что касается распространения идей, сегодня группы, транслирующие информацию, гораздо больше знают о путях ее передачи, но для всех прочих источники заражения остаются невидимыми [472].
Для разработки эффективных мер противодействия дезинформации очень важно выявлять и оценивать распространение ложной и ошибочной информации. Без глубокого понимания процессов заражения мы рискуем либо ошибиться с источником, как в истории с «нездоровым» воздухом, либо избрать упрощенные стратегии (вроде воздержания при эпидемиях венерических болезней), которые работают в теории, но не на практике. Приняв в расчет особенности процесса передачи, мы повысим шансы избежать подобных эпидемиологических ошибок.
Кроме того, можно использовать преимущества цепной реакции. Меры контроля над заражением дают как прямой, так
