большинстве своем мы «неграмотны» в отношении всех этих естественных подсказок. Вполне возможно, что расшифровка следов животных и есть корковый предшественник чтения. Если эволюция сумела изобрести такие вещи, как орлиный глаз или прыжок леопарда, то, несомненно, могла модифицировать и зрительный мозг охотника. Интенсивное избирательное давление, обусловленное миллионами лет взаимодействия между хищником и добычей, вероятно, заставило участок коры головного мозга специализироваться на считывании следов животных.
Мои размышления подтверждает китайская историческая традиция. Согласно легенде, на изобретение китайской письменности людей вдохновили следы животных. Во время правления императора Хуан-Ди (около 2600 года до нашей эры) один из его министров, Цан Цзе, счел, что следы разных видов птиц представляют собой набор легко узнаваемых форм, и использовал их для создания первых китайских иероглифов.
Эта легенда напоминает мистическую метафору книги Природы, захватившую воображение многих богословов и ученых, включая Галилея. Возможно, мы медленно учимся расшифровывать природный мир, как если бы он был открытой книгой, написанной Богом. Луис де Гранада, богослов, писатель и проповедник XVI века, в своем «Введении в символ веры» писал:
Что есть весь этот видимый мир, если не большая и чудесная книга, которую ты, Господь, написал и поднес к глазам народов всего мира?.. Что же тогда представляют собой все творения этого мира, столь прекрасные и совершенные, как не богато освещенные буквы, провозглашающие изящество и мудрость их автора?
Аналогичные убеждения высказывает сэр Томас Браун, английский писатель XVIII века:
Перст Божий оставил надпись на всех своих произведениях, не графическую или составленную из букв, но из их различных форм, составов, частей и операций, которые удачно соединяются вместе, образуя одно слово, выражающее их природу.
Спустимся с этих мистических высот и вернемся к реальной жизни, в лабораторию. Как можно проверить гипотезу о корковой конкуренции между чтением слов и распознаванием следов животных? В первую очередь необходимо отобрать ряд естественных изображений, таких как лица, человеческие тела, животные, следы, деревья, растения, минералы, реки и облака. Затем мы должны изучить паттерны активности, которые они вызывают на поверхности зрительной коры. Проблема с этим экспериментом заключается в том, что он требует выполнения двух условий: а) сравнения двух групп людей одного возраста – грамотной и неграмотной; б) жесткого контроля всех остальных аспектов их зрительной среды.
Хотя это трудно осуществить, игра стоит свеч. Такое исследование точно покажет, нарушает ли усвоение навыка чтения существовавшую ранее мозаику зрительной активации. По мере формирования реакции на письменные слова некоторые участки коры могут смещаться, сужаться или вообще исчезать. Не исключено, что навык чтения приводит к заметному ослаблению реакции на следы животных, а также к ее смещению в сторону правого полушария или даже полному уничтожению.
На момент написания книги ни одна из этих идей не была проверена экспериментально. Хотя моя исследовательская группа надеется восполнить этот пробел в ближайшие несколько лет, главное препятствие будет заключаться в выявлении популяции неграмотных субъектов, доступных для сканирования с учетом всех этических соображений. Тем временем понятие корковой конкуренции, обусловленной нейронным рециклингом, может быть изучено на примере других областей мозга. Все мы знаем людей, увлеченных той или иной категорией визуального опыта, например автомобилями или птицами, и готовых тратить на них столько же времени, сколько некоторые из нас посвящают чтению. Что, если мозг любителя автомобилей, способного мгновенно отличить Studebaker Gran Turismo от Alfa Romeo Giulietta, тоже реорганизован? Ведут ли знания о десятках разновидностей таких птиц, как шилоклювка и вальдшнеп, к развитию совершенно новой области мозга? Наконец, имеет ли экспертность такого рода свою когнитивную цену?
Некоторые из этих вопросов в настоящее время изучаются структурой «экспертов по экспертам» под руководством канадского психолога Изабель Готье и ее коллег. Помимо специалистов по автомобилям и птицам, они привлекли к исследованию несколько оплачиваемых добровольцев. Последние часами изучали забавные виртуальные фигурки «greebles», бросающие вызов системе зрительного распознавания.
Томография головного мозга показала, что все три разновидности узкоспециализированных знаний усиливают затылочно-височные реакции на соответствующие объекты. Зрительный мозг автолюбителя лучше реагирует на машину Studebaker, чем на шилоклювку. В мозге орнитологов, естественно, происходит прямо противоположное [353].
Готье и Майкл Тарр пришли к выводу, что экспертные знания систематически вторгаются в области коры, ранее отвечавшие за обработку лиц. В итоге между лицами и автомобилями (или птицами) возникает конкуренция, поскольку и те, и другие обрабатываются в одной «экспертной» области [354]. Как показывают данные, реакция на лица заметно снижается при соперничестве этой категории с репрезентацией других объектов, будь то автомобили или смоделированные фигурки [355]. Во время теста на восприятие лиц эксперты по машинам и птицам теряли несколько баллов, если эффективность распознавания лица измерялась путем оценки способности мозга объединять его части в однородное целое («холистическое» восприятие).
Хотя эти результаты неокончательны, они наводят на мысль, что в идее корковой конкуренции, являющейся прямым следствием гипотезы нейронного рециклинга, может быть зерно истины. Посвящая время чтению или орнитологии, мы «торгуем» корковым пространством. Очевидно, это уменьшает ресурсы мозга, доступные для других навыков. В первую очередь страдает наша способность распознавать лица.
Разноцветные буквы
А – черно, бело – Е, У – зелено, О – сине, И – красно… Я хочу открыть рождение гласных.
Артюр Рембо, «Гласные» [356]
Гипотезу, согласно которой овладение чтением конкурирует с уже существующими корковыми репрезентациями, подтверждают данные из весьма неожиданного источника. Некоторые люди, например французский поэт Артюр Рембо, убеждены, что буквы «А», «Е» или «У» – разноцветные. Ощущения такого рода называются синестезией. Синестезия – это причудливое сочетание сенсорных модальностей, которое служит еще одним доказательством нейронного рециклинга [357].
У синестетов пять чувств не разделены, но, по всей видимости, активируют друг друга. Синестезия может принимать разные формы. Один человек видит цвет и движение всякий раз, когда слышит голос или музыку. Другой наблюдает цветной ореол вокруг букв или цифр. Третий убежден, что числа занимают фиксированное положение на
