внутреннем континууме, который изгибается в двух или трех измерениях [358].
Эти странные заявления – не просто плод воображения поэта. Большинство синестетов вовсе не чудаки, а вполне уравновешенные люди. В их числе – известные деятели искусства (Кандинский, Мессиан, Набоков), ученые (Ричард Фейнман, Никола Тесла) и великое множество самых обычных людей. Каждый настаивает на том, что он просто так видит. Говорят, сам Рембо однажды признался своему другу Эрнесту Делаэ, что написал свое знаменитое стихотворение «Гласные» не просто так: «Мне кажется, иногда я тоже так вижу и чувствую, и я прямо об этом говорю, я рассказываю об этом, ибо нахожу это столь же любопытным, как и все остальное».
Недавние эксперименты показывают, что синестезия сродни перцептивной иллюзии. Описывая буквы, синестеты всегда выбирают одни и те же оттенки, тогда как несинестеты через некоторое время называют оттенки, отличающиеся от тех, которые они озвучивали изначально. Кроме того, синестеты обладают и другими талантами, которые невозможно симулировать [359]. Если среднестатистический человек с трудом находит цифру 2 среди огромного количества цифр 5, так как их формы похожи, то синестеты видят ее сразу, ведь их цвета отличаются (рис. 5.1).
По всей вероятности, важную роль в синестезии играет научение. Синестет видит цветными не все объекты и фигуры – в большинстве случаев это касается только букв и цифр. Именно эти символы усваиваются в позднем детстве. Известны случаи синестезии и во многих других категориях человеческой культуры, таких как устные слова, звуки речи, симфонии, музыкальные инструменты… даже вкус блюд.
Тот факт, что эта особенность возникает исключительно в отношении усвоенных культурных объектов, предполагает тесную связь с природой нейронного рециклинга. Моя гипотеза гласит, что каждый новый культурный объект должен найти свою «нейрональную нишу» на поверхности коры. В ходе этого процесса он вынужден конкурировать с уже существующими репрезентациями. Это нейрональное соперничество может создать временную путаницу на кортикальном уровне [360]. В случае чтения активация, вызванная письменными словами, изначально рассеянна. Она блуждает по зрительной системе, пока окончательно не сконцентрируется в левой затылочно-височной области «буквенной кассы». Как только это произойдет, остальная часть мозга «сообразит», что нейронные сигналы, поступающие из этой области, теперь кодируют слова, а не цвета. Однако у синестетов, как я предполагаю, нейроны никак не могут «решить», чему себя посвятить: буквам или цветам.
Рис. 5.1. Синестезия – перекрестное взаимодействие сенсорных модальностей – может быть связана с частичным сбоем в нейронном рециклинге. Некоторые синестеты утверждают, что видят цифры и буквы разноцветными – например, «а» имеет красный цвет, «е» – синий и так далее. Тесты показывают, что это не смутное субъективное ощущение, а подлинная зрительная иллюзия: синестеты без труда различают цифры 2 и 5, поскольку видят их в разных цветах. У таких людей вид цифр или букв активирует не только левую затылочно-височную область «буквенной кассы», но и соседнюю область V4, связанную с цветовым зрением. Это ведет к нейронному коду, в котором буквы и цвета смешаны. Другие синестеты видят числа в пространстве – ассоциация, которая может быть связана с частичным пересечением теменных областей, отвечающих за количество и пространство. Использовано с разрешения Эда Хаббарда.
С помощью МРТ Эдвард Хаббард смог подтвердить часть этого сценария. Он просканировал несколько взрослых синестетов, которые ассоциировали буквы с цветами, и заметил необычную модель активации [361]. Обычно вид букв возбуждает четко очерченную область коры, задняя часть которой лежит очень близко к другой зрительной области, так называемой зоне V4. Она играет центральную роль в восприятии цвета. Классический способ изолировать зону V4 состоит в том, чтобы сравнить реакции на картинки, составленные из множества цветных прямоугольников, как у голландского художника Пита Мондриана, с ответом на аналогичные черно-белые изображения. Хаббард обнаружил, что у синестетов зоны, реагирующие на буквы и цветовые пятна, частично пересекаются – как будто нейронный рециклинг по какой-то причине дал сбой, и процесс разделения труда остался незавершенным. В итоге корковая мозаика «застряла» на промежуточной стадии специализации. Почему? Возможно, зрительная кора синестета подчинена жестким правилам пластичности, которые оказываются неуместными, когда мозгу нужно пересмотреть корковый код. Хаббард и Вильянур Рамачандран предполагают, что синестезия может быть вызвана мутацией генов, участвующих в синаптическом прунинге во время развития мозга [362]. Поскольку это явление часто наблюдается сразу у нескольких членов семьи, оно может предполагать генетическую передачу, возможно, связанную с Х-хромосомой.
Однако, если моя идея верна, синестезия – это не просто генетическая аномалия, а проблема, которая систематически возникает в процессе рециклинга коры. Таким образом, прежде чем корковые карты букв и цветов обретут свой окончательный вид, временная форма синестезии должна быть характерна для всех детей. Гипотеза о том, что все дети являются синестетами, не лишена оснований. Даже младенцы воспринимают четкую связь между резкими звуками и маленькими заостренными предметами [363]. Один из моих детей, когда ему было семь лет, ясно видел цифры 1, 2, 3, 4, 5 и 9 в цвете. Через несколько месяцев цвета немного изменились, а в возрасте восьми лет внезапно исчезли. «Я помню, что видел цифры разноцветными, – говорит он, – но теперь я так не могу». Насколько мне известно, ни одно систематическое исследование не было посвящено изучению этого явления у обычных детей. Однако вполне вероятно, что преходящее ассоциирование символов и цветов в детском возрасте может служить маркером продолжающейся перестройки коры во время овладения чтением.
От нейронауки к педагогике и образованию
Итак, мы убедились, что формирование навыка чтения влечет за собой масштабные функциональные изменения в мозге детей. Сначала они должны открыть фонемы, затем сопоставить буквы со звуками и, наконец, построить второй маршрут для чтения – лексический. Этот процесс подразумевает поиск подходящей «нейрональной ниши» для письменных слов в мозаике областей, отвечающих за восприятие лиц, объектов и цветов.
С практической точки зрения важно выяснить, можем ли мы воспользоваться этими научными достижениями для улучшения качества преподавания. Приводит ли лучшее понимание механизмов чтения к четким выводам относительно оптимальных методик обучения? Существуют ли педагогические приемы, которые значительно облегчают переход к взрослому состоянию?
Разумеется, здесь нужна особая осторожность. Лично я убежден, что нейронаука еще слишком молода, чтобы носить предписательный характер. Теоретические знания, накопленные в лаборатории, и
