опросник, в котором интересовался, как принято выражать эмоции в различных этнических группах. Изучил сотни фотоснимков эмоциональных лиц актеров и младенцев. Описал улыбки и нахмуренные гримасы своего новорожденного сына Уильяма. Наблюдения привели Дарвина к убеждению, что у каждой эмоции есть характерное и устойчивое выражение во всех человеческих культурах – в точности так же, как это, насколько он мог судить, устроено у прочих млекопитающих. Улыбки, нахмуренные брови, широко распахнутые глаза, волосы дыбом – Дарвин считал, что все это восходит к физическим выражениям, оказавшимся полезными на ранних стадиях эволюции нашего вида. Например, сталкиваясь с агрессивным соперником, павиан показывает ему свою готовность к драке – щерится и рычит. Волки тоже щерятся и рычат – или же сообщают обратное, подчиненно валясь на спину и тем самым телеграфируя, что готовы уступить.
Дарвин заключил, что свои разнообразные эмоции мы унаследовали от наших древних животных предков, в чьей жизни каждая эмоция играла некую конкретную и необходимую роль. То было революционное воззрение, радикально отличавшееся от общепринятого взгляда, укоренившегося не одно тысячелетие назад: что эмоции в сути своей никакой пользы не приносят.
И все-таки Дарвин полагал, что на некоем этапе нашей эволюции мы, люди, развили у себя великолепный способ обработки информации – наш рациональный разум, «благородный» и «богоподобный» интеллект, способный превзойти наши иррациональные эмоции, – и поэтому предполагал, что эмоции перестали выполнять свою созидательную функцию [16]. Эмоции – по мнению Дарвина, рудимент от предыдущей стадии развития, подобно копчику или аппендиксу, бесполезный, контрпродуктивный, а временами даже опасный.
Традиционный взгляд на эмоции
Дарвин опубликовал свои выводы в 1872 году, в книге «О выражении эмоций у человека и животных» [17]. Она стала самой авторитетной работой, посвященной эмоциям, со времен Платона, а в последующем столетии вдохновила появление теории эмоций – «традиционной» теории, которая до недавнего времени и была господствующим представлением на эту тему. Согласно этой теории, существует горстка базовых эмоций, общих для всех людей; у этих эмоций есть вполне определенные запускающие события («триггеры»); каждая эмоция возникает в определенной особой структуре мозга.
Коренясь в дарвиновском подходе, традиционная теория эмоций тесно связана с видением мозга и его эволюции, именуемым триединой моделью. Карл Саган популяризовал эту модель в своем бестселлере «Драконы Эдема» [18], а в бестселлере «Эмоциональный интеллект» 1995 года на нее опирался Дэниэл Гоулмен. Согласно тому, как она представлена в большинстве учебников начиная с 1960-х и вплоть до 2010-х годов – а во многих публикуется и по сей день, – триединая модель утверждает, что человеческий мозг состоит из трех последовательно все более сложно устроенных (и эволюционно более молодых) слоев. Самый глубокий – рептильный мозг, вместилище основных инстинктов выживания; средний слой – лимбический, или же «эмоциональный», мозг, унаследованный нами от доисторических млекопитающих; наконец, самый верхний и наиболее сложно устроенный слой – новая кора (неокортекс), считающийся основой нашей способности мыслить рационально. По сути, это платоновские темный конь, белый конь и возничий.
Рептильный мозг, согласно триединой модели, включает в себя наиболее древние мозговые структуры, унаследованные от пресмыкающихся, самых инстинктивных позвоночных. Эти структуры управляют регуляторными функциями нашего организма. Например, когда уровень сахара в крови падает, они создают чувство голода.
Проголодавшаяся рептилия, заметив добычу, бросилась бы в атаку, а вот млекопитающее – например, кот, – возможно, поиграл бы с ней. Человек при виде пищи может некоторое время упиваться ее созерцанием. Согласно триединой модели, источник более сложных вариантов поведения – лимбический мозг, которого у пресмыкающегося нет. Лимбический мозг считается средоточием базовых эмоций, описанных в традиционной теории, – страха, гнева, печали, отвращения, счастья и удивления.
Наконец, новая кора, расположенная поверх лимбических структур, – основа нашего разума, абстрактного мышления, языка и способностей к планированию, а также нашего сознательного опыта. Она делится на две половины, или полушария, и каждое, в свою очередь, делится на четыре доли – лобную, теменную, височную и затылочную, у каждой доли – свой особый набор функций. Например, зрение сосредоточено в затылочной доле, тогда как лобная доля содержит области, обеспечивающие способности, которые развиты только у нашего вида или даже имеются только у него: это комплексная обработка речи в префронтальной коре и социальной информации в орбитофронтальной коре (это часть лобной доли).
Иерархия в триединой модели непосредственно связана с традиционной теорией эмоций. Теория утверждает, что новая кора, наш интеллектуальный центр, у нас в эмоциональной жизни либо задействована мало, либо не задействована вовсе. Напротив, она нужна для того, чтобы регулировать любые нецелесообразные импульсы. Согласно этой схеме, эмоции возникают из слоев поглубже. Там каждую эмоцию вызывает тот или иной особый стимул из внешнего мира, едва ли не рефлекторно. Любая эмоция, стоит ей зародиться, запускает характерную для нее последовательность физических изменений. Эти изменения приводят к разным ощущениям и телесным реакциям – к изменению сердечного ритма, дыхания и положения лицевых мышц. При таком подходе та или иная конкретная ситуация почти всегда приводит к тому или иному эмоциональному отклику, и едва ли не всюду – в любой культуре – отклик будет один и тот же, если структуры, производящие эту реакцию, не повреждены.
Триединая модель помещает эмоции, устройство мозга и эволюцию в некую общую опрятную упаковку. Единственная неувязка с ней в том, что она неточна – представляет собой в лучшем случае очень грубое упрощение. Пусть нейробиологи для простоты до сих пор иногда ее применяют, но, если воспринимать ее буквально, неизбежны недоразумения. Начать с того, что она никак не объясняет взаимодействия разных слоев друг с другом. Например, если запах пищи производит отвращение в лимбической системе мозга, он способен подать сигнал рептильному мозгу – что приведет к импульсу, провоцирующему рвоту, – а также новой коре, что, вероятно, побудит вас отойти подальше от источника запаха. Более того, производство в мозге тех или иных эмоций, судя по всему, не сосредоточено в определенной области мозга, как это мыслилось ранее, а распределено гораздо шире. Между слоями существует и анатомическое пересечение, а потому само разделение на рептильный мозг, лимбический мозг и новую кору довольно затруднительно. Орбитофронтальную кору, например, нередко относят к лимбическим структурам [19]. И наконец, эволюция действует не так, как это описывает триединая модель. Пусть различные структуры в трех слоях и возникли в разные эволюционные эпохи, структуры постарше продолжили развиваться параллельно с развитием структур более новых – эволюционировали при этом и их функции, и, более широко, их роль в устройстве мозга. «Мозг почти наверняка развивался не послойно», – сказал нейроантрополог из Беркли Терренс Дикон [20].
Традиционный взгляд на эмоции, пусть до сих пор и распространенный в популярной культуре, теперь
