Там же, с.457.
Там же, с.460.
Там же, с. 456.
Там же, с.447.
Там же, с.463.
Там же, с.449.
Там же, с.457.
«Актёрское искусство в основе своей импровизационно. ‹…› Но давайте всё-таки уложимся в какие-то рамки. Тут должны быть рамки не только времени, но и стиля» (там же, с.447).
Проявления актёрской импровизации в жизни мейерхольдовских спектаклей и её соотношение с установленным режиссёрским рисунком редко фиксировали их участники и наблюдатели. Обычно бросались в глаза моменты механического и обеднённого повторения режиссёрских показов. Но утверждавшиеся Мейерхольдом законы существования актёра в создаваемой режиссёром структуре роли и спектакля не сводились к элементарному воспроизведению заданного. По Мейерхольду импровизация должна быть вмещена в чётко установленные рамки времени и пространства при сохранении стилистики спектакля. Он ценил тех, кто умел «отеплять» (его термин) заданный рисунок, и осуждающе упоминал тех, кто повторял задания механически или нарушал импровизацией временны́е ограничения, терял чувство стиля. Эти требования с конца 1910-х годов не раз зафиксированы в его высказываниях на учебных занятиях и репетициях.
В разных спектаклях Мейерхольда свободе импровизаторства отводилось разное место. Участница «Леса» и «Мандата» Е. А. Тяпкина именно об этих спектаклях рассказывала: «Что касается актёрской инициативы, то у нас сдерживать приходилось, чтобы не очень разыгрывались» (Тяпкина Е. А. Вспоминая о Вс. Э. Мейерхольде // Вопросы театра. М.,1990, с.175).
В «Лесе» Мейерхольд, обновляя спектакль, отказывался от отдельных звеньев режиссёрского рисунка из-за разросшихся актёрских находок, но не считал такой вариант закономерным. В беседе с труппой 7 июня 1933 года на гастролях в Харькове Мейерхольд говорил: «У нас в театре принцип импровизации часто понимается порочно. Три раза сокращали “Лес”, с 33-х эпизодов довели до шестнадцати, а он всё же идёт четыре часа. За счёт скупюрованных эпизодов “импровизируется” чёрт знает что» (РГАЛИ, ф.998, оп.1, ед. хр.636).
Материалы, с.38.
Там же.
См. там же, с.22.
Мацкин А.П. и Варшавский Я.Л. В порядке прений // Советское искусство, 1939, 11 июня.
РГАЛИ, ф.962, оп.7, ед. хр.458, л.10.
Здесь и ниже отсылки к публикуемым документам даются в тексте в скобках.
Мейерхольд 1968, ч.2, с.463.
Цит. по: Театр, 1990, № 1, с.445. Хранится: ИМЛИ, рукописный отдел, фонд А. Н. Толстого, № 7104, л.8–9; письмо написано до 26 июня 1939 года.
См.: РГАЛИ, ф.962, оп.7, ед. хр.457, л.4–6. В сообщении «Правды» 14 июня об открытии конференции Мейерхольд не назван: «В президиум избираются заместитель председателя СНК СССР тов. А. Я. Вышинский, встреченный шумными аплодисментами, зам. заведующего Управлением пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) тов. Г. Ф. Александров, крупнейшие режиссёры и театральные деятели тт. Берсенев, Бабочкин, Завадский, Михоэлс, Немирович-Данченко, Попов, Самосуд, Толстой, Фадеев и другие».
В Материалах в списке президиума фамилия Вышинского введена по алфавиту в общий ряд.
Дневник Елены Булгаковой. М.,1990, c.266.
Свидетельство М. А. Валентей, см.: Мир искусств, М.,1991, с.435.
Гликман И.Д. Мейерхольд и музыкальный театр. Л.,1989, с.348. Об этой же встрече чуть иначе рассказано Д. Д. Шостаковичем, см.: Театральное наследие В. Э. Мейерхольда. М.,1978, с.300.
Мацкин А.П. Время ухода // Театр, 1990, № 1, с.41. Мацкин вспоминал, очевидно, именно встречу Мейерхольда залом в первый день конференции, а не овацию в его честь во второй день во время доклада Попова. Рассказав об открытии конференции, он не приводит своих впечатлений о речи Мейерхольда, произнесённой в третий день работы, и цитирует её текст как прежде ему неизвестный («мне добыли стенограмму»).
Этот же вопрос возникал ещё на заседании бюро режиссёрской секции при подготовке конференции, и тогда Мейерхольд говорил: «Теперь относительно стиля. Я не совсем понимаю, о чём тут идёт речь. Мы знаем, что такое стиль в живописи, в архитектуре, в скульптуре. Но в театре всякий по-своему рассуждает на этот счёт. Это нужно раскрыть обязательно. Сделать это нужно в рабочем порядке. Я думаю, что на таком заседании можно только бросать отдельные мысли с тем, чтобы потом разрабатывать их в отдельных комиссиях, в тройках или пятёрках. Не читать же мне на самом деле тут доклад на тему, что такое стиль в театре» (РГАЛИ, ф.998, оп.1, ед. хр.708, л.29).
Цит. по: Театр, 1990, № 1, с.145.
В хронике «Вечерней Москвы» на следующий день, 15 июня, было отмечено: «В заключительной части доклада тов. А. Д. Попов говорит о необходимости учёбы – подлинной и настоящей – у Станиславского не только как у режиссёра, но и как актёра, у Немировича-Данченко, Вахтангова, Марджанишвили. Надо учиться также высокой театральной культуре Мейерхольда, в то же время сознательно разбираясь в ошибках Мейерхольда».
Выправленная стенограмма доклада появилась в «Советском искусстве» 16 июня. В ней уцелел короткий абзац, исчезнувший при перепечатке доклада в сборнике 1940 года: «Мы говорим и спорим о Станиславском только как о воспитателе актёра, как об авторе так называемой “системы”. Но мы забываем о Станиславском – великолепном, блестящем постановщике, актёре и создателе ряда блестящих сценических образов. Мы плохо изучаем и огромный режиссёрский опыт Вл. И. Немировича-Данченко, и мастерство Мейерхольда, Вахтангова, Марджанишвили и театров Рейнхардта, Гольдони, Гоцци. Мы вообще очень плохо изучаем культуру нашей отечественной и мировой режиссуры». В хронике того же номера газеты цепь событий, прервавших доклад Попова, уложена в одну фразу: «Участники конференции почтили вставанием память великого режиссёра К. С. Станиславского».
В первой публикации доклада С. М. Михоэлса (Советское искусство, 1939, 16 июня) этот рассказ сохранён:
«Другой пример я хочу привести из работы В. Э. Мейерхольда. Вспомните мизансцену из “Дамы с камелиями” – вечеринка у подруги Маргерит, куртизанки. Огромная лестница, по которой все спускались вниз, а справа – огромный игорный стол – тут только что проходила игра на деньги. В результате огромного столкновения страстей Маргерит падает в обморок. Она падает на стол, как ставка. Это образно. Эта ставка – женщина, превратившаяся в какой-то объект разыгравшихся игорных страстей, приниженная в своем человеческом достоинстве, – по образному воздействию поучает, по-моему, очень многому. Вот этому образному, этому напряжению образной силы в мизансцене надо учиться». Этот фрагмент воспроизведён в кн.: Мейерхольд 1968, ч.2, с.560.
К сожалению, в изданиях сборника статей С. М. Михоэлса текст его доклада воспроизводится по книге «Режиссёр в советском театре», где упоминания о Мейерхольде отсутствуют.
