– Конечно, Толя…
– Я отобрал четырех человек, чтобы отдать оригиналы… Олегу я хочу подарить рисунок с Шагалом… Когда Шагал был на «Ревизоре», я его быстро нарисовал и попросил расписаться: «Марк Захарович, вот…» А его жена говорит: «Марк! Это не ты!..» Я говорю: «Что, я с такой задачей не справлюсь? Нос, лоб и так далее?..» Он мне говорит: «Давайте я поправлю». Взял фломастер и сделал несколько штрихов поверх моего наброска. Никто не знает, что этот рисунок – оригинал…
– Ну да, – сказал Р.
– Я отдам… Делайте с ними что хотите… У Олега есть дочка, Ксения, может быть, у ней родится желание написать об этом… Тебе хочу портрет Пушкина подарить… Не тот, что ты когда-то купил, это не совсем то… Это было начало моей голодной жизни… Хороший, настоящий портрет… У меня есть еще «Сказка о рыбаке и рыбке», пятнадцать иллюстраций… Черно-белые, точечная техника… Больше виртуозных точек. Понимаешь… Сейчас… Мы прожили жизнь… Сейчас… Отдали время, силы… А ничего не оставили после себя… И вот я хочу отдать… Но при одном условии: никакого гонорара мне не надо… Может быть, получится книга, в хорошем выражении… Хорошее издание, книга об артистах БДТ, о времени… Там Пол Скофилд, Лоренс Оливье…
– Ты в гастролях много рисовал…
– А уж про это я не говорю… Пол-Европы зарисовано… Хорошие авторские копии я продавал, на что мы жили… А оригиналы все дома… Актеры, которых уже нет… И Каморный… И Юрий Толубеев… И мне обидно, если пропадет… Если сын выбросит на помойку. Найти хорошего богатого спонсора… Какой-то банк… Чтобы они дарили книгу… Ксения могла бы все это аккумулировать… Ты, она, Олег…
Со дня смерти Инны Гаричевой прошло месяца два, и Р. подумал, что Толя чуть отошел, но этого не случилось. Скорее, наоборот…
– Я уже два месяца не рисую, – сказал он. – И никуда не хожу. Занимаюсь приборкой дома. Олег дал денежки, я сделал поребрик, оградку. Выбрал Ковалевское, знаешь пост Ковалево?
– Знаю, – сказал Р. – Пискаревка, Ржевка, пост Ковалево… Почему там?..
– Во-первых, близко к дому… Место очень хорошее, солнечное, окружено лесом, асфальтовые дорожки… Нормальное, культурное… Местом я очень доволен. И оказалось так удобно… Погода разная бывает, а тут – в любую погоду… Я на всякий случай взял два места, чтобы было благообразно… Теперь через год-два надо бы набрать средства на памятник. Но это – мои проблемы…
Р. вспомнил, что они были коротки с Пашей Луспекаевым, у одного жена – Инна и у другого, вспомнил историю Пашиных похорон и то, что Толя Гаричев, а не кто другой, взялся делать его последний грим…
– А сын? – спросил Р.
– А сын работает, программист, человек хороший, работает хорошо… Кроме личной жизни… Сейчас… О чем я говорю?.. Вообще ровных отношений нет уже нигде… Связи с людьми… Видишь… Мысли путаются… Я позвонил Т., они же дружили, и она не пришла…
– Извини, я не знал, – сказал Р.
– Ты сам позвонил, и это было больше… Позвонил Сережа… Кирилл смог подойти к больнице. А больше никого и не надо… Она было дикой красоты… Дикой… Ей Гога сказал: «Вы должны играть Бэсприданницу». Захотела развестись, но я был против. И судье сказал, что жизнь больше всего этого… Вот, может быть, она слышит…
– Толя, она слышит…
– Я к ней наклонился… Перед самым концом… И она мне сказала: «Спасибо тебе»… Она поняла… А это для меня все…
ЦГАЛИ, ф. 268, оп. 1, дело № 70, л. 8.
Протокол совещания дирекции [39]
Репертуарное совещание
8. X.1932
Присутствуют: Шапиро, Тверской, Бережной, Люце, Морщихин, Чернобильский.
1. Обсуждаются пьесы:
п. 3. О постановке «Мольер» поднять вопрос
(«Бег» запрещен Реперткомом).На этом же совещании прочли пьесу Вишневского «Германия».
Зависть – сильное чувство, о ней трагедия «Моцарт и Сальери» сочинения А.С. Пушкина. Как всякое сильное чувство, она может не только разрушать личность завистника, но и посильно приподнять.
Зависть расколола сознание Всеволода Вишневского, и он написал не только газетные доносы на Михаила Булгакова, но и одну не лишенную сценичности пьесу. Называется «Оптимистическая трагедия». Прочитав ее после «Бега» и «Дней Турбиных», заметишь внятные булгаковские влияния. Все лучшее в пьесе Вишневского – от Булгакова…
«Оптимистичку», как ее называли артисты, ставили во многих театрах, особенно к революционным датам или съездам КПСС. К ней не раз обращались яркие режиссеры, начиная с А.Я. Таирова.
Дважды ставил эту пьесу и Г.А. Товстоногов. Первый его спектакль в Александринке имел большой успех, получил Ленинскую премию и был показан в Париже.
А второй Гога затеял в Большом драматическом, и будущий спектакль представлялся ему как спор с первым, то есть «спор с самим собой», именно так он сказал однажды артисту Р.
По мнению того же Р., «спора» не вышло, и не по одной, а по нескольким причинам. Одна из них – Е.А. Лебедев, который в роли Вожака, легендарно сыгранной в Александринке Юрием Толубеевым, надел красные штаны и стал «жать» на все педали, превращая трагедию в оперетку или фарс. Этот большой актер в какой-то момент перестал слушать Товстоногова, и такое непослушание становилось общей бедой…
Но гораздо важнее то, что после доноса и борьбы с булгаковским «Мольером», Вишневскому мстил сам театр. Большой драматический, как живое существо, отторгал это имя и эту пьесу.
Слишком он ждал тогда Булгакова.
Это была месть судьбы, и Гога ничего не мог поделать…
Наше счастье, что в отличие от МХАТа Булгаков простил Большому Драматическому и не назвал его «кладбищем своих пьес» …
Хотя в его личном архиве осталось пять неисполненных договоров…
Он оценил усилия тех, кто был за него…
Вопрос о «Мольере» почти через год после решения худполитсовета (19.XI.1931) был поднят в октябре не случайно. Истекал срок договора с Булгаковым, по которому дирекция ГБДТ обязывала себя поставить пьесу до 1 ноября 1932 года. Помните правку Михаила Афанасьевича? На этом совещании, скорее всего, и решили предложить Булгакову пролонгацию договора, о чем говорит несколько документов: черновики писем Булгакова Шапиро и Бережному, другому его заместителю, и две ноябрьские телеграммы…
Пушкинский дом, ф. 369, ед. хр. 144.
Глубокоуважаемый Евгений Иванович! [40]
В ответ на Ваше письмо от 14 марта с. г. за № 501 сообщаю Вам, что я изъявляю свое согласие на изменение (зачеркнуто) пролонгацию Вашего (зачеркнуто) монопольного права ГБДТ (знак вставки) на мою пьесу «Мольер» до 1 января (зачеркнуто) ноября (ноября – карандашом) 1934 года, принимая во внимание невозможность осуществления постановкой моей пьесы «Мольер» (зачеркнуто) ее до первого ноября с. г. (неразборчиво) по причинам, не зависящим от Вас и изложенным в Вашем письме от 14 марта с. г.
Однако, учитывая необходимость (зачеркнуто) то обстоятельство (зачеркнуто), что вследствие (зачеркнуто) что вследствие я не имею возможность получения в настоящее время авторского гонорара за публичное исполнение моего произведения, я прошу Вас выдать мне авансом … рублей в счет причитающегося мне в будущем авторского гонорара по этой (зачеркнуто) пьесе «Мольер».
Вы (зачеркнуто)
О Вашем согласии прошу меня уведомить…Читая этот черновик, Р. подумал, что предложение о новых выплатах, также как просьба о пролонгации договора, исходили от театра. Отступная сумма пока названа не была, но предложение звучит эксцентрично. В таких случаях договор прерывается либо с возвращением (как во МХАТе), либо с невозвращением (как в БДТ) полученного аванса. А тут – вон что!.. Но предпринимающие свои действия Чесноков и Шапиро, также как молчащий Монахов, продолжают надеяться, и БДТ идет на все…
Пушкинский дом, ф. 369, ед. хр. 144.
26.10.1932 г., карандаш.
В дирекцию Большого драматического театра
Настоящим письмом изъявляю согласие на пролонгацию нашего договора от 12 октября 1931 г. на пьесу «Мольер» с тем, чтобы пьеса была выпущена БДТ театром (зачеркнуто) не позднее 1 ноября 1933 г.
Однако, учитывая то, что вследствие оттяжки постановки я не получаю авторского гонорара за исполнение моего (зачеркнуто) «Мольера», я прошу дирекцию Большого драматического театра выдать мне аванс (зачеркнуто) в счет аванса (гонорар «Мольер») две тысячи рублей (оборот листа) с тем, чтобы погашение этого аванса производилось путем вычетов из моего авторского гонорара по пьесе «Мольер» в размере не выше 50 рублей с (знак вставки) каждого спектакля.
Одну тысячу рублей дирекция (знак вставки) БДТ уплачивает мне не позднее 26 октября 1932 г. и одну тысяча рублей – не позднее 15 ноября 1932 г.
Михаил Булгаков
