Я нашел Костю Хабенского, который в этот день вернулся с гастролей. Ему позвонили: «Татарский хочет вас видеть!» Он приехал вечером на студию, на студии уже никто не работал. Мы с ним сели в садике на скамеечку. И я начал его убеждать, что надо сняться. А он иронично смотрит на меня и улыбается.
– Чего улыбаешься? Ты прямо с гастролей?
– Да!
– Ты, наверное, есть хочешь, поэтому и улыбаешься?!
Я позвонил ассистенту. Напротив студии был гастроном. Я сказал ребятам:
– Купите сыра, колбасы, батон и чего-нибудь попить артисту!
Они купили. Он перекусил.
– Теперь, – говорю, – мне нужно снять твою пробу, мало того, мы сейчас поедем к Бутурлину на съемку! Я попрошу остановиться, и мы снимем с тобой этот же кусочек!
Мы ехали на съемку, вдруг раздался звонок. Звонит Максимов:
– Евгений Маркович, мы нашли вам артиста, он у Бутурлина сейчас на съемке!
Я приехал к Бутурлину, объяснил ему ситуацию, он остановил съемку. Я снял этого артиста московского, которого мне предлагали и, точно до мелочей повторив мизансцену, снял Костю Хабенского.
Эту кассету тут же отправили в Москву. Утром московское начальство смотрело две пробы. Того артиста, которого они хотели, и Костю. Надо отдать им должное, они тут же позвонили и сказали:
– Да, вы правы. Меняем!
И все пересняли! Бутурлин снял всего полторы серии. Он переснял. А я начал уже с новым героем.
А потом Костя и Мишка Пореченков подошли ко мне и говорят:
– Евгений Маркович, а как бы нам звания получить? В театре никак, а может, в кино?..
А я в то время был председателем Союза кинематографистов Санкт-Петербурга.
Я сказал:
– Я вам обещаю, что мы подадим вас на звание!
Мы подали на звание. Я не знаю, чем закончилась история с Пореченковым.
С Костей я полтора года долбил все инстанции. Наконец он позвонил мне и сказал:
– Евгений Маркович, состоялось!
Когда много лет спустя я собирался снимать один сценарий и сказал:
– Вот эта роль для Хабенского!
Сценаристка подпрыгнула и спросила:
– Как вы догадались? Я же под него и писала!
И она в Москве похвасталась, что Хабенский будет у нас сниматься. На что Максимов ей заявил:
– Хабенский наш артист, он будет сниматься в фильме «Адмирал Колчак»!
– Но его же нашел Татарский?
– Нет, это наш артист! – сказал тот.
Я позвонил Косте. Костя, будучи человеком абсолютно порядочным, мне ответил так:
– Евгений Маркович, вы знаете мое отношение к вам. Если вы запускаетесь и предлагаете мне сниматься, я сделаю все, чтобы сниматься у вас! Колчак, Нахимов – подождут! Как вам надо будет, так мы и сделаем!
На этом я закончил «салонное танго» и разговоры «Костя, не Костя, Костя!»
Но эта история как-то не сложилась, я с ней расстался, о чем несильно жалею. Это была мелодрама. История про режиссера без работы. Он работал на массовых представлениях в Петродворце… Ничего, забавная история! Современная полумистика. Могло бы выйти забавным…
А привел мне эту барышню-сценаристку один человек, он хотел быть директором картины, организовал студию, зарегистрировал ее. Под эту студию деньги получил… Но потом, к несчастью, заболел и умер.
Сначала он не мог достать деньги, потом деньги нашлись, но…
Когда я заканчивал «Убойную силу», ко мне подошел Борис Молочник:
– Женя, я сейчас работаю директором картины у Жигунова, он хочет с тобой познакомиться и предложить тебе работу. Можно он завтра приедет?
Я занимался озвучанием в это время, студия была на Охте. Приехал Жигунов, рядом с ним была такая милая, ухоженная барышня, редактор его студии «Пеликан». А он мне предложил работать у него на сериале «Ниро Вульф и Арчи Гудвин»
– Евгений Маркович, у вас такое лобби в Москве, что я могу обратиться только к вам и ни к кому другому!
Я говорю:
– То есть?
– Я недоволен режиссером, который начинал всю эту историю. Не знал, кто, потом мне сказали…
– Кто сказал?
– Композитор Дашкевич, Борис Молочник… – начал он перечислять.
Там был режиссер со звонкой фамилией. А потом он куда-то исчез…
Мне Борис сказал:
– Я не могу так работать, его нигде нет!
Я согласился. Прочитал, можно работать. Дело чистое, благородное!
Начал подбирать артистов. Сфотографировал всех, кого хочу снимать, написал режиссерский сценарий. Мы подбирали костюмы, одевали, гримировали. Время действия фильма – 1936 год, Соединенные Штаты Америки.
Звонок из Москвы, редактор звонит Борису Молочнику:
– А чем вы занимаетесь?
– Как чем? Одеваем, гримируем!
– Как одеваем? Как гримируем? Мы же вам никого не утвердили?
Моя жена сильно переживала, что все лето я опять занят. Ей одной придется жить с внуком на даче. И когда я услышал, что из Москвы сказали с подтекстом: «Вы можете одевать кого хотите, но пока мы не утвердили! Это мы решаем, кто будет и что будет!»
Я жене сказал:
– Галя, не переживай, кажется, все лето я буду с тобой на даче. Сейчас я улечу в Москву к Жигунову, а потом приеду.
Я Борису сказал:
– Возьми билеты на самолет себе и мне, завтра мы будем у Жигунова в Москве!
Мы прилетели, приехали на студию. Я открыл дверь ногой в кабинет к Жигунову:
– Жигунов, ты кого тут не утверждаешь?
А до этого я ему уже показал фотографии, но вопрос с артистами как-то повис. Жигунов сказал:
– Евгений Маркович, я все-таки продюсер!
– Продюсер! Знаешь, ты где? Чтобы вовремя были деньги на картину, вот тут ты продюсер! А дальше я решаю, кто будет сниматься, а не ты!
А он мне как-то говорил, что ему очень нравился мой фильм «Приключения принца Флоризеля». Я говорю:
– Ты мне не рассказывай! Здесь, в Останкино, мне никого не утверждали на картину «Принца Флоризеля». Я еще не был режиссером этой картины, но уже сказал им: «Тогда снимайте сами!» В результате я снимал тех, кого хотел. Но они знали, о ком говорили: о Дале, о Полищук, о Дмитриеве! А кого ты знаешь из этих артистов? Никого ты не знаешь! Лобик не морщи! Это все артисты, которые никогда не снимались в сериалах. Это принципиальная моя позиция. Все они театральные ленинградские артисты. Никого из них ты не знаешь! А если я режиссер, я тебе гарантирую качество, и что эти артисты – хорошие, и что они хорошо выполняют свою работу!
– Евгений Маркович, а если бы я не был продюсером, вы бы меня утвердили?
Я говорю:
– Сомневаюсь! Как артиста я тебя не знаю! Я не видел работ с тобой. Я просто верю в себя, что даже если ты совсем плохенький, я тебя вытяну и заставлю сыграть как надо!
Он сидел несколько побитый, огорченный.
– Давай так договоримся, что касается артистов, решаю я! Я с тобой могу посоветоваться, но не более того! Если ты говоришь: «Я продюсер, я решаю», то тогда без меня!
На этом мы сошлись. У меня работали те, кого я хотел видеть.
Один из них стал потом любимым артистом Жигунова. Это Смолкин. Они сильно подружились. Первый раз он его увидел у меня. Он играл театрального импресарио. Хорошие артисты были! Я абсолютно доволен всеми, кто снимался в тех пяти фильмах, которые я снял с Жигуновым, а с Сергеем Мигицко и Сергеем Паршиным мы стали друзьями.
А потом была уволена с работы милая барышня, которую Жигунов привез в первый раз – Алла Маратовна Медведева. И он взял совсем другого редактора, который сильно мне не понравился… Не по внешним признакам, а потому что сценарии становились все хуже и хуже, и наконец я сказал:
– Это что за сценарий?
– Ну… Евгений Маркович!
– Без «ну»! Что это за сценарий? Что здесь говорит персонаж? Ты это читал? – спрашивал я Жигунова. – Редактор должен этим заниматься!
– Редактора вы не трогайте, это наше знамя!
Я ему бросил сценарий:
– Вот со своим знаменем и живи без меня!
И мы расстались. Надо сказать, что мы расстались на высокой ноте в легком конфликте. Но я не переживал. Он мне сказал:
– Вы уволены.
Я сказал:
– До свидания, друг мой, до свидания!
И ушел.
Как я стал народным артистом
Надо отдать ему должное, когда мы встретились много лет спустя в Ленинграде, он спросил:
– А вы народный артист?
Я говорю:
– Не народный я артист!
– Почему?
– Потому что не дали!
– Как не дали?
– Так, не дали!
– Я поговорю со Швыдким!
А Жигунов был членом президентского совета по культуре. Потом мне звонит кто-то из аппарата Швыдкого, тогда он был министром культуры, звонит и говорит:
– Михаил Ефимович будет в Ленинграде. Он хотел бы с вами встретиться.
– Где, когда?
– Он завтра будет в Мраморном дворце!
Это было какое-то совещание, куда я был приглашен как председатель Союза.
А до этого Жигунов мне рассказал про то, как он встретил Швыдкого и спросил:
– Михаил Ефимович, а почему Татарский не народный артист?
Тот что-то пробурчал.
А Жигунов продолжает:
– Певцов, значит, народный артист, а Татарский нет?!
– Ну…
– Нет, вы мне скажите! Почему Певцов – народный артист, а Татарский нет?
