Артур Миллер - Осколки

Broken Glass by Arthur Asher Miller (1994)

Русский текст Аллы Рыбиковой

Действующие лица:

Филипп Гельбург

Сильвия Гельбург

доктор Харри Хьюман

Маргарет Хьюман

Харриет

Стентон Кейз

Действие происходит в Бруклине в конце ноября 1938 года.

На сцене одинокий скрипач наигрывает простую мелодию. Мелодия затихает. Свет, падавший на музыканта, гаснет. Появляется свет на сцене…

Приемная доктора Харри Хьюмана в его доме. На сцене Гельбург, худощавый, выглядящий напряженным мужчина под пятьдесят. Закинув ногу на ногу, он невозмутимо ждет. На нем черный костюм, черный галстук и ботинки и белая сорочка. Входит жена доктора Маргарет Хьюман, энергичная, крепкая блондинка. В руках у нее садовые ножницы.

МАРГАРЕТ: Он сейчас придет, только переоденется. Могу ли я вам что-нибудь предложить? Чаю?

ГЕЛЬБУРГ: (с легким упреком). Он сказал: ровно в пять.

МАРГАРЕТ: Его задержали в больнице. Этот новый профсоюз организовал забастовку. Представляете? Забастовка в больнице! Просто ужас! И лошадь вдруг захромала.

ГЕЛЬБУРГ: Его лошадь?

МАРГАРЕТ: Он же каждый день ездит верхом по Оушен Паркуей.

ГЕЛЬБУРГ: (более доверительным тоном). Ах, да, я слышал… красиво, должно быть. А вы — миссис Хьюман?

МАРГАРЕТ: Уже несколько лет я приветствую вас на улице, но вы слишком заняты, чтобы замечать это.

ГЕЛЬБУРГ: (с едва скрываемой гордостью). У меня так часто голова забита… (С легкой насмешкой.) А помощник в часы приема — тоже вы?

МАРГАРЕТ: Он был ассистентом в больнице «Маунт Синай». Там мы и познакомились. Теперь всю жизнь жалеет. (Заливисто смеется.)

ГЕЛЬБУРГ: Вы уж посмеяться можете. Иногда слышно на всю улицу до нашего дома.

МАРГАРЕТ: Ничего не поделаешь, вся моя семья так смеется. Я из Миннесоты. Рада, что хоть сейчас с вами познакомилась, мистер Гольдберг.

ГЕЛЬБУРГ: Не Гольдберг, а Гельбург.

МАРГАРЕТ: О, простите!

ГЕЛЬБУРГ: Г-е-ль-б-у-р-г. В телефонной книге встречается только один раз.

МАРГАРЕТ: А звучит, как Гольдберг.

ГЕЛЬБУРГ: Нет, Гельбург. (Подчеркнуто.) Мы родом из Финляндии.

МАРГАРЕТ: О, а мы из Литвы…

ГЕЛЬБУРГ: (на мгновение теряет обладание). Ах.

МАРГАРЕТ: (с изяществом пытается растормошить его). Вы когда-нибудь были в Миннесоте?

ГЕЛЬБУРГ: Штат Нью-Йорк по размеру как Франция. Зачем мне в Миннесоту?

МАРГАРЕТ: Незачем. Но там так много финнов.

ГЕЛЬБУРГ: Ну, финнов везде много.

МАРГАРЕТ: (решительно, показывая на садовые ножницы). Я пошла к своим розам. Так или иначе — поправляйтесь.

ГЕЛЬБУРГ: Со мной все в порядке.

МАРГАРЕТ: О! А выглядите вы слегка бледным.

ГЕЛЬБУРГ: Я? Я всегда такой. Речь идет о моей жене.

МАРГАРЕТ: Ах, как жаль! Она — обворожительная женщина. Надеюсь, ничего серьезного?

ГЕЛЬБУРГ: Он передал ее специалистам. Вот жду заключения. Думаю, он столкнулся с загадкой.

МАРГАРЕТ: Не буду любопытствовать. (Хочет уйти, но не может удержаться.) А что все-таки с ней?

ГЕЛЬБУРГ: Она не может ходить.

МАРГАРЕТ: То есть как?

ГЕЛЬБУРГ: (словно это касается его). Не может встать. Нет чувствительности в ногах. Конечно, все опять вернется, но в данный момент это ужасно.

МАРГАРЕТ: Но я же ее недавно встретила у приказчика. Самое большее десять дней назад.

ГЕЛЬБУРГ: Сегодня девятый день.

МАРГАРЕТ: Такая красивая женщина. Температура?

ГЕЛЬБУРГ: Нет.

МАРГАРЕТ: Слава Богу! Значит, не детский паралич.

ГЕЛЬБУРГ: Нет, в принципе она совершенно здорова.

МАРГАРЕТ: В общем, если кто и способен выяснить, в чем дело, — это Харри. Ему постоянно звонят по поводу всяких консультаций. Из Бостона, из Чикаго… По делу, так у него должна бы быть частная практика на Парк-авеню. Если бы, конечно, хватило честолюбия. Он всегда хотел обычное дело где-нибудь, где его знают. Не понятно даже, почему: мы никого не приглашаем, никуда не ходим, друзья наши живут все в Манхэттене. Так уж вот, и надо людей принимать такими, какие они есть. Я, например, люблю поговорить и посмеяться. А вы не очень разговорчивы, да?

ГЕЛЬБУРГ: (с изощренной усмешкой). Если мне дают вставить слово, то отнюдь.

МАРГАРЕТ: (заливисто хохочет). А вы с юмором. Ну, ладно. Передавайте привет миссис Гольдберг.

ГЕЛЬБУРГ: Гель…

МАРГАРЕТ: (ударяет себя по лбу). Простите, Гельбург. Просто, похоже на Гольдберг.

ГЕЛЬБУРГ: Да нет же, загляните в телефонную книгу, там только один Гель…

Входит Хьюман.

МАРГАРЕТ: (кивает Гельбургу). Пока.

ГЕЛЬБУРГ: Всего хорошего.

Маргарет уходит. Хьюману — за пятьдесят; он, что называется, привлекательного вида мужчина. Но за этим скрывается непреклонный идеализм ученого. Слегка посмеиваясь, он садится за письменный стол.

ХЬЮМАН: Наверное, она прожужжала вам все уши?

ГЕЛЬБУРГ: (великосветски). Бывает и хуже.

ХЬЮМАН: Так уж оно повелось: женщины любят поговорить. (Доверительно усмехается.) Но кем бы мы были без них?

ГЕЛЬБУРГ: Без женщин?

ХЬЮМАН: (замечает, что Гельбург покраснел, делает паузу, затем…). Ну, неважно. Я рад, что вы сегодня смогли зайти. Я хотел поговорить с вами прежде чем пойду завтра к вашей жене. Курите?

ГЕЛЬБУРГ: Нет, благодарю, не курил никогда. Вы не считаете, что это не здорово?

ХЬЮМАН: Еще как! (Закуривает сигарету.) Но знаете, гораздо больше людей умирает от укусов крыс.

ГЕЛЬБУРГ: Крыс!

ХЬЮМАН: Да-да, в основном бедняки, но эта статистика никого не интересует. Вы уже ее видели сегодня или же прямо с работы ко мне?

ГЕЛЬБУРГ: Я подумал, лучше сначала к вам, а не домой, но сегодня после обеда я говорил с ней по телефону: как всегда никаких изменений.

ХЬЮМАН: Как она справляется с инвалидной коляской?

ГЕЛЬБУРГ: Лучше: она уже может сама выбраться из постели.

ХЬЮМАН: Хорошо. А умывание и все такое прочее?

ГЕЛЬБУРГ: Тоже. На утро я нанял девушку, которая помогает ей принять ванну и прибраться…

ХЬЮМАН: Ваша жена — мужественный человек. Восхищаюсь такими. И моя тоже такая. Мне нравится этот тип.

ГЕЛЬБУРГ: Какой такой тип?

ХЬЮМАН: Ну, такой вот — жизнелюбивый, я имею в виду, духовно и… Ну, в общем, знаете. И вообще: женщины с порывом.

ГЕЛЬБУРГ: Ага.

ХЬЮМАН: Ну, это так, к слову пришлось.

ГЕЛЬБУРГ: Нет, вы правы. Я никогда об этом не думал, но это точно о ней.

ХЬЮМАН: (Пауза, ощущает некую ранимость, которую не может понять). Вот отчет доктора Шермана.

ГЕЛЬБУРГ: И что он говорит?

ХЬЮМАН: Сейчас мы дойдем до этого.

ГЕЛЬБУРГ: Прошу прощения.

ХЬЮМАН: Со мной вам надо набраться терпения. Можно мне называть вас Филипп?

ГЕЛЬБУРГ: Конечно.

ХЬЮМАН: Я не очень силен в формулировках, Филипп.

ГЕЛЬБУРГ: Я тоже. Не торопитесь.

ХЬЮМАН: Люди склонны преувеличивать мудрость врачей, поэтому я стараюсь все основательно взвесить, прежде чем начинаю говорить с пациентом.

ГЕЛЬБУРГ: Рад это слышать.

ХЬЮМАН: Знаете, Эскулап — этот греческий бог целителей — заикался. Вероятно, Эскулап действительно существовал. Просто он был врач, который медлил давать советы. Сомерсет Моэм был заика. Он изучал медицину. Антон Чехов, великий писатель, тоже был врачом. Он страдал туберкулезом. У врачей часто бывают физические изъяны, поэтому-то они и заинтересованы в целительстве.

ГЕЛЬБУРГ: (под впечатлением). Понимаю.

ХЬЮМАН: (пауза, задумчиво). Этот Адольф Гитлер, он вызывает у меня сильное чувство беспокойства. Вы следите за тем, что пишут о нем в газетах?

ГЕЛЬБУРГ: В общем, да, но не совсем. Нормальный рабочий день у меня — десять-одиннадцать часов.