Режиссер (Заместителю). Сейчас. Смотрите, прикрепим это здесь. Так хорошо? (прикрепляет листок с текстом Заместителя под камерой).
Заместитель. Ловко.
Режиссер. Свет! Тишина в кадре! Камера!
Оператор. Есть камера!
Звукооператор. Мотор!
Запускается камера.
Помощник режиссера (щелкает хлопушкой). «Золушка» — двести тридцать один.
Оператор ходит с камерой вокруг Заместителя, так что последний во время своего выступления вынужден вертеться.
Заместитель. Сердечно приветствую вас, уважаемые зрители! Я — педагог здешней колонии. Воспитательные проблемы в нашей стране хотя еще полностью и не исчерпаны, но, по существу, уже близки к окончательному разрешению. Наша система образования шаг за шагом расширяет свой радиус действия, увеличивается число квалифицированных кадров, преданных великому делу педагогики. Мы все очень хорошо отдаем себе отчет в том огромном сдвиге — естественно, в нашу пользу, — который произошел у нас в стране в этой и в других областях. Тем не менее, нам не следует закрывать глаза на некоторые вопросы, которые, хотя и абсолютно не типичны, однако же подчас в определенных условиях могут еще кое-где временно возникнуть в остаточной форме. Это вопросы — не будем бояться отдельных слов, — связанные с преступным миром…
В конце выступления Заместителя к Режиссеру подходит Отец, делает книксен и подает ему часы.
Режиссер. Что это значит?
Отец. Нашлись ваши часы.
Режиссер. Как это?
Отец. Лежали в ванной комнате. Наверно, когда вы мыли руки…
Режиссер. В какой ванной комнате? Ну, ладно, спасибо.
Заместитель (продолжает). Наш фильм будет исследовать области, в большинстве уже не существующие, проблемы, в принципе разрешенные и, может, не столько даже в принципе, сколько окончательно, и, может, не столько даже окончательно и в принципе, сколько полностью…
Режиссер. Стоп!
Заместитель. Что случилось? Что-нибудь не так?
Оператор. Выключить свет?
Режиссер. Да. Нашлись часы.
Заместитель. Как это?
Отец. На окне.
Заместитель. Слушай, ты хорошо знаешь, где они были. Говори, где нашла, иначе новый срок получишь.
Отец неуверенно оглядывается, но встречает холодный взгляд Принца, оборачивается к Заместителю и быстро говорит.
Отец. Лежали на окне.
Заместитель. Так не скажешь, как было?
Отец. На окне.
Заместитель. Ну так я тебе за это (Делает резкий жест).
Отец заслоняется, как если бы ожидала удара.
Заместитель. Да ты не бойся, но пеняй на себя, детка…
Режиссер. Можно вас на минутку?
Заместитель. Слушаю.
Режиссер. Так что же будет дальше?
Заместитель. Сейчас закончу выступление…
Режиссер. Что вы предлагаете?
Заместитель. Провели. Смекнули, какой мы хотим выкинуть номер, обыскали свою комнату и нашли у нее под подушкой. И Принц откомандировал Отца. Принц там у них верховодит, видно, прикрывает Замарашку. Впрочем, я узнаю…
Режиссер. Зачем вы все это мне говорите? Меня это вовсе не касается. Придумайте что-нибудь. Вы же профессионал. Ведь у меня все срывается.
Заместитель. Хорошо. Есть один верный способ.
Режиссер. Прежний тоже был верным.
Заместитель. Этот — на сто процентов, тот был на какие-то восемьдесят. Нужно замазать ее фискальством.
Режиссер. Как же?
Заместитель. Уж это я устрою…
Режиссер. Как?
Заместитель. Вообще-то это — профессиональная тайна… Но тут номер простой. У них в комнате доносит Мачеха. Она заприметит: что, где и как.
Режиссер. Что заприметит?
Заместитель. Ну, где они прячут сигареты, принадлежности для татуировки и всякую всячину. И потихоньку нам доложит. Затем мы с шумом вызываем Замарашку, разговариваем с ней полчаса и сразу же вслед за этим уверенно идем в комнату девушек и, как бы после доноса Замарашки, отбираем что-нибудь из того, на что нам указала Мачеха. Устраиваем им разнос, бреем несколько голов, грозим продлением сроков. Делаем так второй раз, третий — тут и дурак бы сообразил, что после каждой беседы с Замарашкой мы устраиваем ревизию и что-нибудь находим. А Принц вовсе не дура.
Режиссер. Ну вот это мне даже больше нравится, чем с часами. Там был какой-то элемент безнравственности. Так что же — за дело! Естественно, потом все объясним…
Заместитель. А как же! (громко). Замарашка, пойдешь со мной к директору, у нас к тебе дело.
Из полумрака доносится пение девушек: «… но не хочу я шоколада…» Через какое-то время появляется Заместитель. Позже — Принц. Увидев Заместителя, она хочет повернуть назад, но Заместитель машет рукой, щелкает пальцами, давая знак приблизиться.
Заместитель. Что ты так смотришь?
Принц. Как же именно?
Заместитель. Специфически. Как если бы что-то хотела заявить, а не знаешь, как.
Принц. Напрасно стараетесь — не на ту напали.
Заместитель. Эх, ребенок, ребенок. Каждый, если к нему обратиться, вначале говорит «нет», ну а потом всякое бывает… Человек — всего лишь человек… Да, так что-то за последнее время часто попадаетесь — невезуха, а?
Принц. Ясно, невезуха.
Заместитель. Наверняка. (закуривает сигарету). Что, нет у тебя курева? Накрыли мы вас на сигаретах. Но ничего, ничего. Через два-три года выйдешь, тогда накуришься. Замарашка раньше накурится.
Принц. Я никому не завидую.
Заместитель. А кто говорит, что завидуешь? Должна радоваться. Как я радуюсь и вся администрация. Ну, хватит об этом. Начинаем занятие.
Подает Принцу сигарету — та жадно затягивается. Обмениваются взглядами. Нажимает кнопку звонка — вбегают девушки. Садится за пианино.
Заместитель. Всем сесть! На сегодняшнем занятии, согласно плану, отработаем песенку, написанную вами в порядке любительской инициативы. Ну, что там у вас?
Золушка. «В тихой камере…»
Заместитель. Что такое?
Золушка. «В тихой камере…» (подают ему исписанный листок).
Заместитель. (рассматривает) Ага… (наигрывает грустную жалобную мелодию). Ну так, начнем. (играет на пианино, девушки поют):
Девушки. В камере тихой очень тоскливо,
Луч не блеснет из тьмы.
Сердце все ждало, сердце рыдало,
Сердце рвалось из тюрьмы.
Милая мама, что ж не приедешь,
Что ж не пришлешь мне весть?
Ты б рассказала мне о свободе,
Я погибаю здесь.
Спросит, наверное, младший братишка:
«Где же моя сестра?»
Что ты ответишь, что ты расскажешь?
Здесь погибаю я.
Верно, умру я, верно, скончаюсь
Как-нибудь по весне.
Так посади же две хризантемы
Ты на могиле мне.
Заместитель. Ну что ж. Скажу я вам, нравится мне эта песенка. В ней есть что-то, что волнует или как вы говорите, сжимает горло. Я даже хочу сказать, что она мне очень нравится. Как это там? (напевает) «В камере тихой очень тоскливо, луч не блеснет из тьмы…» Короче говоря, я хочу вас поблагодарить как по официальной линии, так и от себя лично. У меня всего несколько мелких замечаний по частностям. Почему же в камере должно быть именно тоскливо? А нельзя ли это «тоскливо» заменить?.. Ну, чтобы камера была какой-нибудь другой. А вот «тихая» — это, пожалуйста, это мне даже нравится, в этом есть какое-то особое настроение. Тоскливо. Это извините, художественное упрощение, к сожалению… штамп, взятый из литературы девятнадцатого века. Конечно, встречаются у нас время от времени, в отдельных случаях, кое-где такие, понимаете ли, мрачные камеры. Однако преобладающее большинство камер — светлые, чистые, аккуратные. А речь о том, чтобы камера в нашей песне была все-таки типичная. Поэтому такой пессимизм совершенно не нужен и возникает он попросту из-за отсутствия знаний о нашем постоянно совершенствующемся тюремном ведомстве и, скажем прямо, о заметном улучшении качества камер. У меня как раз есть идея. Как там было?
Принц (напевает). «В камере тихой очень тоскливо…»