— Вот я о чём и говорю. Ты лезешь из крайности в крайность. Лучше бы внимательно послушал, что говорит тебе мудрый человек.
— Ну да, как же. Всё, что ни делается, — всё к лучшему. Наверное, мне стоит запомнить это на всю оставшуюся жизнь...
Эта напряжённая атмосфера между сыном и мамой завели их разговор в тупик, и, казалось бы, более не о чем говорить, но как обычно случалось в их семье, молчание прервала женщина, которая являлась главой в их небольшом семействе.
— Ладно, закроем эту тему. Ты не хочешь завтра съездить со мной на рынок? Заодно поможешь мне донести сумки. Чуть-чуть развеемся от этой обстановки.
— Знаешь, у меня есть желание побыть одному и немного поразмыслить над тем, что произошло сегодня.
— Хорошо, только прошу тебя не замыкаться в себе. Правильно ведь сказал святой отец: на мир можно взглянуть под другим углом и то прекрасное, что тебе не удавалось увидеть до этого, сможет проясниться. Попробуй отыскать что-нибудь, что принесёт тебе небольшую радость.
— Угу, я постараюсь.
— Знаешь, я тут дядю Колю попросила помочь тебе попасть в дом. Надеюсь, ты не будешь противиться этому?
— Мам, это крайне унизительно, тебе так не кажется? Звать человека не из нашей семьи?
— Послушай, но тебе ведь больно передвигаться самому, и к тому же это будет один раз, если ты решишь воспротивиться. Я бы не сказала, что он не из нашей семьи: пока ты был на войне, дядя Коля очень помогал мне с домашними делами.
Тяжело вздохнув, как бы этого не хотелось Феде, он был вынужден согласиться — понимал, что самому это сделать невозможно, а у матери не хватит сил.
— Ладно, давай попробуем.
Дядя Коля, довольно сильный и крупный мужчина, взял под мышку Фёдора. В эту минуту он почувствовал себя максимально ничтожным. Единственное, чего он возжелал, чтобы этого никто не увидел.
— Большое спасибо, Николай, — сказала Наталья. — Что бы мы без вас делали. Не желаете попить с нами чая? У нас и ватрушки имеются.
— Отчего же не попить, тем более от ватрушек я отказываться не умею, — с улыбкой на лице ответил Николай.
Слышалось в этом диалоге и нечто похожее на флирт, от которого Фёдору стало противно.
Наталья Прокофьевна уже десять лет жила одна с сыном. Её муж и отец Феди погиб на работе. Нарушение техники безопасности, как впоследствии передали их семье. Андрей Владимирович, отец Феди, работал на металлургическом заводе на валковом станке. Придя на работу после хорошей пьянки, сонный и даже потерянный, он забыл отпустить лист металла и его руку затянуло в станок, а затем и всё тело. По туловищу будто прошёлся асфальтоукладчик. Спасти его было невозможно: пройдя через станок, он вышел мешком с переломанными костями и органами. Во время похорон крышка гроба была закрыта, так как косметический ремонт тела был невозможен. С тех самых пор в семье забыли про слово «счастье»: мать была вынуждена трудиться на нескольких работах, чтобы прокормить и одеть своего сына, а Фёдор уже в пятнадцать лет начал зарабатывать небольшие деньги, от которых зачастую ему не оставалось и гроша.
Впервые за многие годы Наталье приглянулся мужчина, появился интерес, и её женское либидо вновь пришло в норму после длительного застоя. Она оказывала внимание Николаю, а он в свою очередь с удовольствием принимал его. Он не был богатым или зажиточным человеком: обычный работящий мужик с небольшим спектром запросов. Но его отличала широкая душа и дружелюбие. Ни разу за то время, что они общались, он не жаловался на свою жизнь, на то, что у него маленькая зарплата, чего-то не хватает, — нет. Он был доволен тем, что имел и строил небольшие оптимистические планы на будущее. За эти качества она и полюбила Николая Андреевича.
Федя отказался от чая, сославшись на не самое лучшее самочувствие, и попросил помощи, чтобы добраться до кровати. Разные мысли приходили в его голову, пока в соседней комнате Наталья флиртовала с Николаем. Но это совершенно не беспокоило его. Основная часть мыслей была о его будущем. Самоубийство — как вариант, но ему не хотелось совершать это из-за одного человека; он не мог себе позволить такую роскошь, чтобы причинить столько боли, прекрасно понимая, что жизнь его матери будет окончена навсегда.
Мысли о его будущем — чем он сможет заниматься, находясь в своём не очень-то выигрышном положении? Спорт? Навряд ли в его небольшом городке есть секции для инвалидов. «В нашем-то городе секций для здоровых людей не хватает, куда уж для инвалидов. Пойти работать? Да кому нужны такие работнички? Пенсии наверняка не хватит для того, чтобы спокойно прожить, хотя мне не нужно многого для счастья. Выпрашивать милостыню? Сомневаюсь, что это хороший вариант» — слишком большая гордыня помешает ему этим заниматься. В голову начали приходить ироничные мысли: «Может, одеться в военную униформу, взять гитару и распевать песенки возле какого-нибудь входа на рынок или на вокзале», — ха, это уже перебор, думал он теперь. «А может мне стоит начать писать книги? Стоп, это уже явно полный бред».
Под эти занимательные мысли он погрузился в глубокий сон и уже поздней ночью, около четырёх часов утра, проснувшись от сильной боли в ступнях, он в очередной раз начал чувствовать их. На какой-то момент появилось чувство радости: быть может, наконец-то закончился этот дурной сон и его ноги при нём, целёхоньки и не тронуты.
Вернувшись в реальность он попытался согнуть колено — у нег выходит это сделать. Счастливый он хватается рукой за свою ногу, и — ничего там нет. В очередной раз он почувствовал боль и тоску по тем временам, когда у него были ноги. «Как это возможно? Я ведь чувствую боль».
— Ма-а-ам, мама!
Будто кипятком ошпаренная мать залетает в комнату, не успев до конца открыть сонные глаза, с ужасом и паникой спрашивает, в чём дело.
— Извини, если я тебя напугал, просто у меня очень разболелась нога и мне нужны мои таблетки, а самому мне не удаётся до них добраться. Нужно будет утром продумать этот момент и, наверное, на ночь оставлять таблетки на подоконнике с водой, чтобы я мог без проблем, не тревожа тебя воспользоваться ими.
— Да, конечно, дорогой, минуточку, — выйдя за дверь, глубоко выдохнув, она отправилась за стаканом воды.
Вроде бы ничего не случилось, но тревога на душе осталась. В этот момент её сын размышлял, насколько жесток мир, если, отняв его ноги, он напоминает об этом каждый раз через боль, чтобы не забыть о потере. Он пытался не зацикливаться на их отсутствии, но эти фантомные боли каждый раз возвращались и не давали забыть об утрате.
Утро добрым не бывает — и вряд ли оно может быть добрым, если началось в восемь часов до полудня. Но как ни пытался Фёдор заснуть в очередной раз, ему это не удавалось. «Что ж, следует сегодня немного развеяться и если получится отвлечься. Утренняя прогулка вряд ли будет плохой идеей. Сходить и насладиться знакомыми и любимыми местами — вполне неплохо», — думал он.
Приведя себя немного в порядок не без помощи матери, он отправился на прогулку местам своей былой славы. Конечно, в городе особо не разгуляешься, и виной тому было небольшое количество территорий, куда можно без проблем попасть на инвалидной коляске. Одним из таких мест являлся небольшой городской парк с парочкой кафе, где можно купить не такой уж и скверный кофе.
Направляясь в парк, он старался не замечать пристальные взгляды прохожих. Теперь это стало неотъемлемой частью его жизнью. «Что ж, буду думать, что я суперзвезда, и каждый желает получить автограф от меня или хотя бы полюбоваться мной», — рассуждал Фёдор, как вдруг на главной площади (вряд ли это место можно было назвать площадью, скажем, площадочка, небольшая, но тем не менее площадка) он замечает одно знакомое ему с детства лицо, вернее, со школы. Чуть ли не выпадая из коляски, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, до него долетают возгласы его имени. Оставалось единственное — игнорировать, — но это будет весьма неприлично.
— Федька, это ты что ли? Господи, что с тобой произошло?
