справлюсь. Дерево в двух шагах от тебя. Там удобный уступ. Ты готова?
— Угу.
— Три. Два, — считает он. — Один. Давай!
Не успеваю и моргнуть, как в Шерхана что-то летит, и тот, сорвавшись с места, с грозным рыком устремляется за мальчишкой, юркнувшим за кусты.
Забираюсь по стволу дерева так быстро, как умею. Оказавшись наверху, с ужасом всматриваюсь вдаль. Сердце колотится. Кровь шумит и грохочет в ушах. Трясусь, цепляясь пальцами за шершавую ветку.
— Ай-яй-яй!
Далеко убежать моему спасителю не удаётся. Я вижу, как пёс нападает на него со спины и сбивает с ног.
— Помогите! — истошно кричу во всё горло. — Помогите!
Он кусает его. Кусает! Загрызёт ведь, чудище!
— Пожалуйста, помогите! Кто-нибудь! Помогите!
Плачу. Впервые за десять лет своей жизни ощущая такую тревогу за другого человека, что становится нечем дышать…
— Настя! — взволнованно кричит папа.
— Я здесь, — отзываюсь и машу рукой, чтобы он меня заприметил.
— Почему ты на дереве?
— Шерхан сорвался с цепи. Они там! — указываю пальцем вперёд. — Там Даня! Из-за меня! Помоги ему! Пожалуйста, помоги!
Сейчас обида уходит на второй план. Она уступает место жуткой тревоге.
Папа спешит на помощь. Да и сама я не могу долго наблюдать за происходящим со стороны. Особенно, когда внезапно раздаётся выстрел.
Вздрогнув, застываю лишь на секунду. Затем, встрепенувшись, слезаю по стволу дерева вниз и бегу к месту происшествия.
Не знаю, что поражает меня больше… то, что отец выстрелил в Шерхана (у него, оказывается, есть пистолет?) или то, что мальчишка, истекающий кровью, кричит «зачем вы это сделали, так нельзя!».
А тем временем события развиваются очень быстро. Рядом с нами появляется Вера и папин водитель. Взрослые о чём-то спорят, а пострадавший из-за меня Данька просит спасти скулящую собаку.
Собаку, которая безжалостно его покусала…
Рана от укуса выглядит серьёзно. Стараюсь не смотреть, но глаза всё равно это делают. А ещё запоминают, ведь никто и никогда вот так храбро меня не спасал…
***
— Есть будешь?
Молчу.
— А сок хочешь? — предлагает настырная Вера-стерва.
Отныне буду звать её только так!
— Твой любимый, вишнёвый. Хочешь?
— Нет. Хочу, чтобы ты навсегда ушла из моего дома! — смотрю на большие часы, висящие на стене. Наши давно уехали в город, а новостей от них никаких.
— Насть…
— Отстань от меня! — кричу, демонстративно отворачиваясь.
— Не бузи. Давай поговорим, — она садится напротив, но я старательно рассматриваю замысловатые узоры на скатерти, нарочно не обращая на неё внимания.
— Эй…
— Не буду я с тобой разговаривать!
— Послушай… — пытается взять меня за руку, но я резко выдёргиваю свою ладонь из её.
— Я всё видела! — сообщаю, поднимая на неё взгляд, полный обиды и разочарования. Я ведь считала её своим другом!
— И что же ты видела, зай? — улыбается.
Не нравится мне эта фальшивая улыбка.
— Всё видела!
— Всё… — хмыкает, постукивая ногтем по столу.
— Я расскажу маме!
Она удивлённо приподнимает бровь.
— Глупая девчонка! — тон резко меняется. — Хочешь её расстроить?
— Я расскажу! — повторяю угрожающе. — И ты вылетишь отсюда как пробка от шампанского!
Эту фразу я случайно услышала от папы. В тот момент он собирался уволить нашего садовника Григория. Потому что какие-то дорогущие ели, привезённые из Канады, никак не желали приживаться у нас во дворе.
— Никто не поверит тебе, дорогуша, — Вера-стерва наливает себе мой сок. — Ты всегда отличалась дюже богатой фантазией. Всем это хорошо известно.
— Мама мне поверит!
— Нет.
— Она поверит! — спорю, повышая голос.
— Ты не станешь говорить ей, — хватает меня за предплечье.
— Это почему?
Терплю, хотя мне очень-очень больно.
— Если скажешь, я отравлю твою лошадь, — произносит она, наклонившись ближе ко мне. — Придёшь в конюшню, а там — мёртвый Снежок.
— Прекрати!
— А лучше полумёртвый. Будет лежать, биться в судорогах и мучиться.
— Ты… Ты — ужасный человек, Вера! — вскочив из-за стола, вновь убегаю из дома под аккомпанемент её звонкого смеха.
Вот же змеюка! Она же не сделает этого? Не сделает, да?
Усевшись на дворовые качели, продолжаю смиренно ждать. Сколько проходит минут до того, как открываются ворота, понятия не имею. Папин автомобиль въезжает на территорию, когда громыхают небеса и начинается дождь.
Спрыгнув с сидушки, направляюсь к нему.
— Как ты? — обращаюсь к мальчишке, выбирающемуся из машины.
— Нормально, — пожимает тот плечом.
— Шили? — виновато кошусь на забинтованную руку.
— Ага.
— Наверное, было больно…
— Нет, — отзывается он.
Врунишка. Храбрится. Это точно было больно.
— Все в дом, — строго командует отец, недовольно морщась. Падающие с неба капли дождя его раздражают, но и от распахнутого зонта, предложенного водителем, он отказывается. — Галя подавайте ужин! — снимая пиджак, распоряжается коротко.
Она кивает и удаляется на кухню.
— Прошу за стол.
— Эдуард Сергеевич, мы, пожалуй, пойдём, — пытается отказаться Данин папа.
— Пойдёте, но только после того, как разделите с нами ужин. Должен же я, в конце-концов, поблагодарить твоего бесстрашного отпрыска. Присаживайся! — хлопает мужчину по плечу.
— Бать… — сын с отцом переглядываются.
— Эдуард Сергеевич, — вздыхает мужчина, — позвольте спросить, что с собакой? Парень переживает.
— Нашёл за кого переживать, Данила, — качает головой хозяин дома. — Эту чёртову зверюгу давно пора отправить на тот свет.
— Вы убийца? — ощетинивается мальчишка.
— Убийца? Ну что ты… Нет конечно. Пёс оклемается, но сюда больше не вернётся, — добавляет сухо.
— И как мы узнаем, что вы не обманываете?
Наступаю Дане на ногу.
С ума он, что ль, сошёл, так с ним разговаривать?
— А интересный у тебя парнишка, — улыбается отец, глядя на своего водителя.
— Извините его. Что на уме, то и на языке.
— Да ну к чему извинения? — отмахивается, вдыхая аромат принесённого Галей супа. — Всё нормально. Резонный вопрос. Пришлю видеоотчёт, — подмигивает Дане. — А сейчас давайте наконец пожрём.
Ух, мама бы ему устроила за это «пожрём».
Скисаю. Ещё и Вера глаза мозолит. Уселась на мамино место! Зараза!
После ужина нам с Даней разрешают немного погулять, и я решаю показать ему мамину гордость — большую оранжерею, созданную её руками. Люблю это место: высокие стеклянные потолки, светлое и утопающее в зелени пространство. Красота!
— Бугенвиллея. Дабл рэд и Калифорния Голд. А здесь — Рододедроны, — указываю на крупные цветы этого растения. — Папоротники.
— Эти я знаю, — бурчит он.
— Левый ряд — розы. Их очень много, разных. Дальше справа — привереда-Эвкалипт. Он быстро растёт, но чего-то давно не цветёт.
— А это что? — дотрагивается до крупного колосовидного соцветия алого цвета.
— Наш тропический гость. Гусмания.
— Там в углу мандарины?
— Кумкват. Можно попробовать. Хочешь? — в несколько шагов добираюсь до нужного горшка и, сорвав фрукт, протягиваю его мальчишке.
— Не уверен, что хочу.
— Попробуй.
Последовав моему совету, принимает плод и чистит кожуру.
— Пошли гибискус
