генератору.
Ещё и издевается!
— Включи свет.
— Обойдёшься. На сегодня лимит исчерпан.
Гад!
— Давай, шуруй в свои апартаменты, — подталкивает к тёмному коридору. — Отбой.
Выхожу из подсобки, буквально кипя от злости.
— А ну, градусник ещё раз засунь. Больно ты резвая для того, кто при смерти, — добивает меня уже в комнате.
— Сам его засунь себе, знаешь куда? — отзываюсь раздражённо.
— Легла и замолчала. От тебя сегодня слишком много шума, Насть. Накажу. Нарываешься.
И что-то в этом «Насть» опять меня настораживает.
— Ты человека украл! Ждёшь после этого от него смирения? — делаю пару шагов по направлению к кровати.
— Чего я жду, так это того момента, когда мы распрощаемся. Ты невыносимая.
— Это почему еще?
— Потому что. Неблагодарная и капризная. Принимай горизонтальное положение, и чтоб ни звука больше.
— За что благодарить? За вот это вот всё? — Не дура. Понимаю, о чём речь, но не могу обойтись без колкого комментария. — Стой! Куда? Фонарик-то оставь!
— Поспишь сегодня без света.
— Вот ещё!
Такое положение вещей меня абсолютно не устраивает. Я же до трясучки боюсь темноты и всего, что с ней связано.
— Отдай! — между нами завязывается некоего рода борьба. Я пытаюсь отвоевать своё право на свет, но внезапно… Фонарик падает, катится в угол.
— Дура! — он наклоняется за ним. А я… Сама не знаю, откуда вдруг прилив храбрости берётся, однако уже в следующую секунду я делаю то, чего он от меня никак не ожидает. Да что там! Я и сама от себя этого не ожидаю.
Проявив потрясающую ловкость, сдёргиваю с его головы чёртову балаклаву, и в эту самую секунду мы оба перестаём дышать.
Бам-бам-бам.
Это моё сердце оголтело стучит в груди.
Всё происходит будто в режиме замедленной съёмки. Парень поворачивается лицом ко мне и встаёт, выпрямляясь во весь рост. Я, в свою очередь, инстинктивно подаюсь назад и прячу тканевую балаклаву за спину, когда он делает резкий выпад вперёд, пытаясь выдернуть её из моих рук.
— Ты спятила? — надвигается на меня скалой.
— Всё. Я тебя отлично вижу. Какой теперь в ней смысл? — бормочу, отступая.
— Понимаешь, что творишь? — интересуется недовольно.
— Понимаю, — отвечаю невозмутимо, всматриваясь в черты его лица.
Нет, ну я-таки слукавила немножко. Света от упавшего на пол фонарика недостаточно для того, чтобы рассмотреть его как следует, однако даже так я сразу неосознанно отмечаю про себя две вещи. Первое — на шее у него какая-то татуировка. Второе — он действительно молод, как я и думала.
— Сюда отдала! — нависая надо мной, произносит требовательно.
— А ты забери, — юркнув вправо, в несколько шагов быстро пересекаю комнату и ныряю под стул, чтобы поднять фонарик. — Ну-ка, ну-ка, — резко направляю пучок света прямо на него.
— Убери его в сторону, идиотка, — закрывает глаза рукой.
— Кто ты такой?
— Опусти, говорю.
— Мы знакомы, да? — спрашиваю, нахмурившись.
— Нет, — выдаёт после странной неоднозначной паузы. — Может, хватит светить мне в морду? — раздражается.
— Я тебя знаю, — упрямо стою на своём.
Где же я могла его видеть? И когда?
— Вот что… Ты меня достала своими выходками, — снова направляется ко мне.
Смотрю на него.
Смотрю неотрывно…
Скуластый. Ровные брови в разлёт. Нос с небольшой, едва заметной горбинкой. Чувственный контур губ. Недобрый, предостерегающий прищур.
— Вообще не соображаешь, глупая?
Предпринимает попытку выдернуть многострадальный фонарик, я же вцепившись в его руку, изо всех сил пытаюсь этому воспрепятствовать. Вдруг в тот же самый момент ощутив под пальцами глубокий вытянутый рубец от шрама.
Именно здесь и щёлкает что-то в воспалённом мозгу. У одного знакомого мне человека тоже был такой шрам. Более того, именно из-за меня он его и получил…
— Дань? — мои глаза, должно быть, становятся размером с пять рублей. Сказать, что я удивлена, — ничего не сказать. — Это ты?
Вижу, как застывает на месте и сжимает челюсти, поигрывая желваками от напряжения.
— Это правда ты? — выдыхаю изумлённо.
Чтоб мне провалиться на этом самом месте, но я вижу перед собой взрослую версию мальчика, которого знала в далёком детстве.
Точно! Он!
Господи, обалдеть! Изменился конечно, но, чёрт возьми, я просто не могла его не вспомнить. Были на то свои причины.
Отбирает балаклаву, глядя мне в глаза.
Сколько лет прошло?
Восемь?
С ума сойти!
— Ты…
Потрясённо замолкаю. В голове самая настоящая чехарда мыслей. На душе растерянность и смятение.
Вот оно! Вот почему я так на него реагировала! Вот почему подсознательно доверяла ему и знала, что не обидит! Теперь всё складывается.
Или нет?
— Зачем ты украл меня? — выпаливаю ошарашенно.
Я в шоке. Он молчит. Так и стоим в каком-то немом ступоре. До тех пор, пока он не стряхивает с себя мою ладонь.
— Ты вообще собираешься объясняться?
— Нет.
— Нет?
Отодвигает меня в сторону, чтобы уйти. Оставляет одну. В состоянии полнейшего недоумения. С десятком вопросов, не успевших слететь с языка…
Восемь лет назад
Тёплый майский ветерок приятно щекочет щёки девчушки, одетой в строгую школьную форму. Лёгкая белоснежная блузка с рукавами-фонариками. Чёрный приталенный сарафан с вытачками. Гольфы и лакированные туфельки.
Качели взмывают в небо и, возвращаясь, с характерным скрипом опускаются к земле.
Вверх — вниз.
Вверх — вниз.
Она запрокидывает голову назад и, широко распахнув глаза, улыбается во весь рот, наблюдая за тем, как сменяется картинка.
Вот перед ней зелёная листва, согретая жарким солнышком. Вот синева небосклона, на котором сегодня нет ни единого облачка. А вот прямо из ниоткуда появляется потрясающей красоты бабочка. Пёстрая, диковинная. И такая грациозная!
Девчушка шаркает ножкой, чтобы притормозить. Заворожённо глядя на подрагивающие крылышки, расписанные замысловатым узором, привстаёт с качелей и протягивает вперёд руку. Не дыша, с замиранием сердца ожидая, когда маленькая красавица соизволит опуститься на раскрытую ладонь.
Однако этого не происходит. Резко сменив курс и упорхнув в сторонку, бабочка летит дальше по своим бабочкиным делам.
Настя бросает качели и спешит догнать свою новую знакомую. Та уже присела на центр цветка и забавно шевелит усиками.
— Какая ты смешная! — внимательно рассматривает насекомое под разными углами. В какой-то момент наклоняется слишком близко, тем самым спугнув заинтересовавший её объект. — Стой! Куда же ты!
Бежит, не замечая ничего вокруг. Замедляется. Ускоряется. Снова замедляется, притаившись, а потом резво скачет по траве зигзагом. Только бы не отстать!
Увлечённая своим занятием, не сразу понимает, что оказалась у пруда. А значит, на приличном расстоянии от дома. Ни родители, ни Вера не разрешают заходить так далеко. Почему? Насте было непонятно. Ведь вся эта огромная территория огорожена высоченным забором и принадлежит
