со здоровьем, в прошлом году было два микроинсульта, — голос дрожит, но она изо всех сил старается не заплакать. Держится.
Чёрт. Ну я точно не стану сообщать о том, что её мать сейчас находится в больнице. Распереживается, и, мало ли, опять приступ случится. Я не готов брать на себя эту ответственность. По крайней мере, не тогда, когда мы под землёй. Без ключей.
— Послушай, Насть. Нам нужно кое о чём договориться.
— О чём? — поглаживает стакан пальцами, тихо шмыгает носом.
— Когда Егор вернётся…
— Если он вернётся, — исправляет полушёпотом.
— Когда Егор вернётся, мы разыграем небольшое представление.
— Что ты имеешь ввиду? — вскидывает на меня встревоженный взгляд, и я рассказываю ей свой план.
До того момента пока не закончились свечи, всё было относительно нормально. При помощи фонарика, работающего на последнем издыхании, я пытался отыскать чёртовы батарейки, но, увы…
Ни генератора, ни батареек, ни свечей. Уже вскоре мы остаёмся в кромешной тьме, и из-за этого у Зарецкой случается самый настоящий приступ паники.
— Даня, Дань…
— М?
— Свет не горит, Дань, — слышу её встревоженный голосок. — Включи фонарик, пожалуйста. Быстрей.
— Он сел.
— Нет-нет-нет… Только не это! — начинает тревожиться.
— Тихо.
— Мне страшно.
— Тебе нечего бояться. Мы ведь вдвоём.
— Где ты, Дань? — произносит взволнованно.
— Я здесь, рядом. Успокойся.
Она дотрагивается до меня, вслепую протянув руку вперёд.
Нащупав ладонь девчонки, осторожно её сжимаю.
— Что нам делать теперь? Как же мы будем совсем без света, Дань?
Чувствую, что дрожит вся. Похоже, боязнь темноты в её случае и правда фобия.
— Найди батарейки. Свечей нет, я смотрела ещё тогда, когда мы искали ключи.
— Нет батареек, Насть, — сразу говорю, как есть.
— Ты уверен?
— К сожалению.
— Дань, мы умрём здесь, да?
— Перестань. Нет.
— Он не придёт. Мы погребены заживо, Дань. Нам не выбраться. Не выбраться, ты понимаешь?
— Насть…
— Нас никто не найдёт, как он и сказал, — всхлипывает, шмыгая носом.
— Перестань.
— Это конец, Дань.
— Не нагнетай. Егор вернётся, и мы сделаем то, что задумали.
— Он не вернётся, — повторяет упрямо, — уже вернулся бы. Сколько времени прошло?
— Не знаю.
Сложно ориентироваться без часов и окон. Я бы даже сказал, что невозможно.
— Мы умрём. Никто нас не спасёт! Никто не знает, где мы. Нас не найдут!
— Насть, ты можешь успокоиться?
— Успокоиться? Ты предлагаешь мне успокоиться? — теперь, похоже, черёд следующей стадии. Она злится и раздражается.
— Да, я хочу, чтобы ты перестала паниковать.
— Перестала паниковать? А как мне не паниковать, Даня? Мы в кромешной тьме, глубоко-глубоко под землёй. Без какой-либо надежды на спасение! И, между прочим, всё это из-за тебя!
Сейчас прям дежавю ощущаю.
— Ты и твой брат! Вы украли меня ради наживы! Ты виноват в том, что я здесь! — выдёргивает руку. — Ты виноват! Неужели эти деньги того стояли, Даня? Разве ты сам предполагал, что мы будем погибать здесь? — переходит на повышенные тона. — Медленно и мучительно умирать, на пару!
— Я не пойму, ты пытаешься спровоцировать новый приступ? В прошлый раз именно так всё и начиналось. Ты перенервничала. Повторения припадка добиваешься?
Она молчит. Разве что сопит недовольно. Как ёж.
— Я знаю, что ублюдок и поступил по-скотски. Мне нет оправданий. Ты не должна была оказаться здесь. Я понимаю твою злость, она обоснована.
— Ты поступил отвратительно. Так друзья детства не поступают, Даня. Сейчас лично я понимаю, что совсем тебя не знаю. А может и тогда не знала, — добавляет растерянно.
В воздухе повисает напряжённая тишина. Нам нечего сказать друг другу на этот счёт. Она убеждена в том, что единственный мотив похищения — это деньги. Я, в свою очередь, не готов снова раскрыть правду, памятуя о том, чем дело кончилось в прошлый раз.
— Что это?
Да. Я тоже слышал. Какой-то шорох.
— Не говори мне, что это крыса, — шепчет испуганно.
— Не думаю.
— Закрой дверь. Немедленно закрой туда дверь!
— Так мы не услышим, что пришёл Егор!
— Она нападёт на нас.
— Да ну с чего бы?
— С того, что она голодная.
— Она сожрала все наши припасы.
— И уже снова хочет есть.
Цокаю языком.
— Откуда тебе знать.
— Крысы прожорливые.
— Может, это мышь, а не крыса, — намеренно выдвигаю эту версию.
— Мышь? Ты серьёзно? Да она размером с кота! — пищит возмущённо.
Что ж. Не прокатило сбить толку.
Опять слышим, как что-то скрябает.
Твою мать.
— Это крыса! Даня, это точно она! — вопит Настя на высоких нотах.
Встаю с кровати, нащупываю стул.
— Ты куда?
— Шугануть её надо как следует.
— Дань, не уходи, Дань, — просит жалобно.
— Тсс…
Она замолкает. Я прислушиваюсь.
Сперва ничего не происходит, но потом скрежет повторяется.
— А ну пошла отсюда! Пшшшш! — швыряю стул в том направлении, откуда идёт звук.
— Закрой дверь! Пожалуйста! Закрой, вдруг бежит сюда! — кричит Настя.
Закрываю. Лишь бы только не нервничала.
— Дыши глубоко. Всё нормально.
— Ничего не нормально! — срывается в слёзы. Не истерит, нет, но совершенно точно плачет. — Не открывай.
— Ты такая трусиха, Зарецкая. Боишься темноты, боишься крысы…
— Пошёл ты, Климов! — посылает, вспыхнув.
— Миссия невыполнима, учитывая обстоятельства.
— Придурок! Всё из-за тебя!
— Давай договоримся, услышим что-то, или откроется дверь, сразу делаем так, как задумали.
— У него пистолет.
— Я помню.
Тягостно выдыхает.
— Ложись спать.
— Будто бы я смогу теперь, — ворчит она.
— Пить хочешь?
— Единственное, чего я хочу, это вернуться домой.
***
Время идёт. Ползёт и тянется, словно жвачка.
Настино настроение периодически кардинально меняется. Сначала она бушует, как ураган. Потом затихает и выдаёт что-нибудь неожиданное.
— Ты был в театре?
— Что?
— Приходил в Улановский? Вы же следили за мной.
— Да.
— Это ответ на первый вопрос или на второй? — уточняет недовольно.
— Следили, — прикрываю глаза. — Но только у ворот, в зале нас не было. У вас там на охране рабочая камера.
— Всё предусмотрели.
Никак не комментирую.
— Молчание — знак согласия. А вообще, вам очень повезло, что я была в тот вечер без охраны.
— Как прошла премьера?
— Это было… невероятно, — как и прежде, тон её голоса меняется, когда она говорит о балете. — На фуршете ко мне подошёл один человек. Очень значимый в наших кругах человек.
— Чё хотел?
— Предложить работу в Большом Театре. И нет, не потому что мой отец губернатор, — добавляет зачем-то.
— Ты о чём?
— Ну как… Все же считают, что я стала примой Улановского только благодаря ему. Кардебалет меня ненавидит.
— Чушь, ты отлично танцуешь. Крутишь эту свою фуету и фондю.
Она смеётся. Впервые за долгое время.
— Погоди, а откуда ты знаешь? Видел мои выступления? — интересуется, задумавшись.
Чёрт. Подловила. Лоханулся,
